ОН РОДИЛСЯ В МАЕ

21 мая – день рождения А. Д. Сахарова

 Ирина ЧАЙКОВСКАЯ

Сахарова Андрея Дмитриевича я не знала. Но все годы, что нет его с нами, – а тому уже 19 лет – ощущаю его отсутствие. Потеря эта невосполнима.

Главное, он был свободный человек и пассионарий.

А ещё, был он из породы юродивых: не боялся говорить правду и жертвовать собою ради правды. Если сравнение с юродивым покажется кому-то унизительным для академика, орденоносца, творца советского термоядерного оружия, поменяю его на «декабриста». Ведь и они, декабристы, ради своей идеи пошли на эшафот и во глубину сибирских руд. А Сахарова «охранители порядка» упрятали в закрытый город Горький, чтобы его не видели, не слышали, чтобы забыли, что есть такой. Странное было время. Мы вроде и забыли – жизнь была тяжела и столько было других забот, – но на донышке сознания вспыхивало: он жив, он в Горьком, он продолжает бороться. Возможно, когда-то, в веке 19-м, так пронзала людей мысль о Чернышевском, отсиживающем свой срок в гиблом Вилюйске.

И вот пришло оно – Новое время. Его назвали Перестройкой. Помню, недоумевала, почему нужно перестраиваться. Ведь то, что тогда утверждалось как правильное, было правильным изначально. Просто белое снова назвали белым, а чёрное – чёрным, и не нужно было лукавить при определении цвета, оглядываться на чужих и коситься на прослушиваемый телефон. Наступило время свободы. И пусть было оно голодным и тревожным, но какой праздник был на сердце, когда в журналах начали печатать «запрещённую» литературу: Пастернака, Гроссмана, Булгакова, тех, кто прошел через лагеря или перебежал на тот берег... Какая гордость охватывала душу при чтении самой интересной рубрики «Огонька» – мнения сограждан по вопросам жизни, политики, будущего... Какими интересными стали известия: дикторы преобразились в комментаторов; на радио и ТВ пришло время живого эфира.

И мы не отрываясь смотрели заседания Первого Съезда Советов. На нём выступали личности. И первым среди них был Сахаров. Первым не по лоску и краснобайству. Был он совсем не лощёный и вовсе не краснобай, говорил с трудом, заикался. На память приходил косноязычный Моисей, выведший свой народ из дома рабства. Было понятно, что так трудно, так не гладко говорят, когда рождается мысль, когда мысль глубока, когда она правдива. Потом, когда американцы сняли фильм об Андрее Дмитриевиче, я поражалась, как они его не увидели, вернее, как увидели его на свой лад – эдаким улыбающимся суперменом, которому всё нипочем, всё не больно. Именно, что больно. И было видно, что больно, когда Горбачёв под гогот и топот ошалелого зала сгонял его с трибуны. С трибуны сгоняли пророка. И как билось сердце от возбуждения, когда на следующее утро писалась телеграмма: «Мы с Вами, Андрей Дмитриевич! Пророков всегда забивали камнями». Власть в который раз отрекалась от правды, а между тем, именно сахаровские строчки о свободе личности, о конвергенции двух социальных систем, ставшие, наконец, доступными для соотечественников, были ею, тогдашней властью, взяты на вооружение.

Помню, что поражалась тому, как точно все «перестроечные» лозунги и формулы совпадали с идеями, провозглашаемыми в книгах Андрея Дмитриевича. Сахаров не дожил до начала 90-х. Не застал героической осени 1991-го, когда люди поднялись на защиту своей свободы. Не видел он и плачевного конца этой великой, но краткой революции, за которой последовало обычное отстранение народа от власти, с привычной российской приговоркой: «То ведают бояре»...

Увы, бояре, как всегда, «ведали» лишь грабежом общественного богатства, его распределением между собой. Может быть, не умри Сахаров в 1989 году, до всех этих драматических событий, он смог бы объединить демократические силы, не дать ограбить народ и отстоять экономические и общественные преобразования, так ожидаемые тогда всеми нами...

Сахаров ушёл в декабре 1989 года. О нём, родившемся в цветущем мае, хочется сказать словами Некрасова:

Природа-мать! Когда б таких людей Ты иногда не посылала миру, Заглохла б нива жизни...