Бостонский КругозорПЕРСОНА НОМЕРА

ВСЕГДА С НАМИ

После ухода Люси мы не можем не смотреть на мир и на себя другими глазами. Для меня это конец эпохи. Это призыв оглянуться назад и, взяв из прошлого самое дорогое, самое сокровенное, встретить не всегда ожидаемый и иногда коварный вызов времени так же бесконпромиссно и бесстрашно как наши ушедшие товарищи. Это для меня их завещание. И прежде всего Люси Боннэр. Потому что она сохранила до последнего вздоха духовную и интеллектуальную цельность, которая (одна только!) позволила Движению за Права Человека выжить, не сдаться и не раствориться в политиканстве или в эмпиреях прекраснодушного ангелизма.

Виктор Исаакович Файнберг (р. ноябрь 1931, Хрьков),  - филолог, видный деятель диссидентского движения в СССР, участник демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 г., борец против карательной психиатрии. В 1957г. в связи с антисемитским оскорблением вступил в драку с милиционером, был приговорен к 1 году исправительно-трудовых работ (1957). Правозащитник, подписал письмо о процессуальных нарушениях на суде по делу Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа (1968), участник демонстрации 25.08.1968 на Красной площади; политзаключенный (1968-1973, Ленинградская СПБ). Психиатрические экспертизы по делу [1] Файнбергa в 1973 г. (ПБ № 5, Ленинград) были переданы В.К. Буковским на Запад. Жил в Ленинграде, объявил голодовку в защиту В.К. Буковского; подвергался преследованиям: принудительная госпитализация (1974, ПБ № 3, Ленинград), из заключения передавал информацию о карательной психиатрии. Эмигрировал (1974), жил в Израиле, Великобритании, Франции, выступал в защиту преследуемых в СССР диссидентов, был зарубежным представителем СМОТ. Живет в Париже.

Люся ушла, но оставила нам свой голос. Голос не из хора. Не громкий, но не из хора. Его ни заглушить, ни замолчать. Голос страшный для табу, как некогда голоса "из-за бугра" для советизированных ушей.

Нет сильнее потрясения, чем смерть близкого человека. После ухода Люси мы не можем не смотреть на мир и на себя другими глазами. Для меня это конец эпохи. Это призыв оглянуться назад и, взяв из прошлого самое дорогое, самое сокровенное, встретить не всегда ожидаемый и иногда коварный вызов времени так же бесконпромиссно и бесстрашно как наши ушедшие товарищи. Это для меня их завещание. И прежде всего Люси Боннэр. Потому что она сохранила до последнего вздоха духовную и интеллектуальную цельность, которая (одна только!) позволила Движению за Права Человека выжить, не сдаться и не раствориться в политиканстве или в эмпиреях прекраснодушного ангелизма.

За последние десятилетия сменилось несколько микроэпох. Поле битвы
добра и зла давно не выглядит таким простым и ясным как в детской сказке. Зло меняло свои цвета, свои мелодии , свой язык, своих носителей. Люся, ветеран двух войн (с гитлеровским нашествием и с советским тоталитаризмом), безошибочно узнавала его в любом обличье. И узнав, называла его хлёстко, жестоко, без всякого эвфемизма. Не все выдержали крутые повороты Истории. Иные корифеи человеколюбия и освобождения стали прописными адвокатами модного сейчас терроризма или включились в аппарат "просвещённого деспотизма" в качестве "меньшего" и, следственно, вполне терпимого зла.
 
Люся Боннэр слишком сильная и яркая личность чтобы её обойти или не заметить. Поэтому она могла сказать о себе как Франсуа Вийон: "Я всюду принят, изгнан отовсюду". Её принимают везде и всюду цензурируют. От подпутинского телевидения до насквозь мюнхенской западной прессы, кончая, в качестве неприличного анекдота, нынешней "Русской Мыслью". Потому что она защищает всегда тех, кого не модно или неудобно сейчас защищать: чеченский народ под пятой свирепых гауляйтеров Москвы; Израиль - единственную демократическую страну, против которой ополчилось практически всё "прогрессивное" и недопрогрессивное человечество. Недаром незадолго до смерти она дала себе такую неудобную для нашего времени характеристику: "Я москвичка, еврейка "кавказской национальности".

Её любимый муж, Андрей Дмитриевич Сахаров, давно ушёл от нас.
Но их имена будут всегда стоять рядом в нашем сознании и, наверно,в Истории. C большой буквы. Они как будто были созданны друг для друга. Дополняли друг друга. Андрей Дмитрич - удивительно русский Кандид с головой гения и сердцем чистого и доброго ребёнка. И Люся, наделённая темпераментом бойца и нежной, материнской любовью к людям.У них было много, много общего.И, прежде всего, (в отличие от некоторых их "попутчиков") примат судьбы человека над идеологией. У каждого из нас была своя Люся, свой Андрей Дмитриевич.

Два раза она вмешалась и мою жизнь. Первый раз (вместе с А. Д.), когда я был в тюремной психушке в Питере. Их вмешательство, наряду с другими факторами, было решающим для моего освобождения. Второй раз после покушения на мою жизнь уже в Париже. Только здесь Люся проиграла. Тем сильнее моя благодарность.
 
В заключение я хотел бы сказать: "Прощайте, Люся!". Но не могу. Нет, Люся, я не прощаюсь с Вами. Вы не ушли, Люся. Вы всегда будете с нами. И если кто-нибудь из нас перестанет чувствовать Ваше присутствие, он изменит самому себе.

 

Париж
20 июня 2011