Лариса Голубкина "Я по натуре своей очень постоянная"

- Прежде всего, Лариса, поздравляем вас с юбилейным днем рождения!

- Спасибо.

- Вы где-то сказали, я прочел, что не любите эти мартовские дн и, в том числе и Женский день. Это так?

- Конечно! Мне никогда не нравилось 8 Марта. Этот праздник мне всегда мешал. Ведь у меня день рождения 9 марта, и так получалось, что к этой дате уже ничего не оставалось - ничего в магазинах,  ни денег, ни сил праздновать дальше. Ведь в советское время, вы ж знаете, в эти дни, как, собственно, и в остальные, нельзя было продуктов никаких достать к столу. А в Женский день - особенно. Всё разбирали! Даже цветы все исчезали, кроме чахлых букетов мимозы... А потом я вышла замуж за Андрея Миронова, и положение еще больше усугубилось. Потому что он-то родился как раз… 8 марта! И, как вы понимаете, его день рождения мы не праздновать не могли. Так что 9 марта никто как праздник не воспринимал - веселились "по остаточному принципу". Представляете себе!? Это были для меня просто сумасшедшие дни. Катастрофа просто, тем более, если ты должен приглашать гостей. И мне приходилось жутко напрягаться по этому поводу.

- А вы, вероятно, праздновали два дня подряд?

- Не-ет, мы обычно начинали праздновать еще с 7-го марта. В этот день, как правило, приезжал народ из Ленинграда, восьмого гуляли, потом девятого продолжали, а еще часто и десятого... Весело было гостям. И только одиннадцатого потихоньку разъезжались.

- Лариса Ивановна, вы как-то сказали, что в вашем представлении мужчина - это обязательно военный, и что, дескать, идет это от вашего отца…

- Да, я до сих пор так считаю. Мужчина - это прежде всего военный, воин. Папа позволял маме,  совершенно сказочной женщине, не работать, как только я появилась на свет. Он был военным, до войны работал учителем, а потом ушел на фронт. Там его ранили. А после войны он сохранил звание - военный. Мой отец действительно всю жизнь был военным, спортсменом, хорошо танцевал. Шикарный мужчина!  Много лет он был педагогом в военном училище. Между прочим, один из выпускников  этого училища и, так сказать, ученик моего отца - это, например, маршал Язов, Дмитрий Тимофеевич, бывший министр обороны СССР… Ни больше, ни меньше. Вот так.

- Не приходилось воспользоваться таким мощным знакомством?

- Представьте себе, однажды, именно воспользовалась! Ха-ха-ха! Причем, самое интересное, что я до этого не была в курсе, что они с моим отцом знакомы. Отец вообще-то так скромен был, что никогда об этом вслух не упоминал. И меня научил не выпендриваться. А было так. У нас в Театре Советской армии немецкая знаменитость Петер Штайн должен был ставить "Орестею" Эсхила. А министр обороны - а им был тогда как раз Язов - запретил кому-либо из иностранцев близко подходить к Театру Советской армии. И кто к нему только по этому вопросу не обращался - и Олег Ефремов, и Кирилл Лавров, и многие еще. Реакция была одна и та же - нет, и всё! И тут я, по "вертушке", из Министерства иностранных дел (это мне устроили друзья по знакомству, конечно, да еще мне перед этим удалось узнать телефон Язова), набираю его - такая вот моя бесшабашность, легкое безумие характера - набираю его номер, прямой, потому что по "вертушке"… Мне говорят, мол, извините, но сейчас его нет на месте, перезвоните, когда он приедет. Звоню чуть позже. Снимает трубку и: "А-а, Лариса, здравствуйте! Как поживает ваш отец?"… Я тут совершенно обалдела от такого поворота. И выяснилось, что он был выпускником моего отца. Этот факт, конечно, придал мне большей бодрости в разговоре, и я тут же попросила его о встрече с актерами Театра Советской армии, по поводу планируемой постановки Штайном "Орестеи". Он согласился нас принять. А я взяла с собой к нему еще Алину Покровскую и Людмилу Чурсину. Такой вот образовался солидный десант. Он нас принимал у себя в кабинете в воскресенье. Солдаты, которые стояли в охране, просто обалдели: идут к министру какие-то три профурсетки. Куда идут, почему вдруг? К самому - министру обороны!?..

- Ничего себе профурсетки - три знаменитые народные артистки!

- И знаете, что я хочу вам сказать… Я с этого дня стала уважать Дмитрия Тимофеевича Язова. Просто даже как человека. Он, во-первых, был - читающий! Это для меня было открытием. Во-вторых, выяснилось, что он еще - пишет стихи! Представляете? И наконец, когда мы пришли к нему, у министра обороны на столе лежала раскрытая… "Орестея" Эсхила! Он ее перед нашим визитом, оказывается, всю прочел, очень внимательно. Он говорит нам: "Я прочел, и… Ну, скажите, зачем вам такая тоскища?!"

- То есть у него уже сформировалось собственное мнение по этой пьесе?

- Да, и абсолютно определенное. Негативное. Но, несмотря на это его личное мнение - он нам разрешил этим заниматься! Дал, тем не менее, добро на постановку. И восьмичасовой спектакль был поставлен! Правда, я там не играла, но все равно приятно, что помогла театру и Петеру Штайну.

- Вы, стало быть, обыкновенная спасительница. Хотя вроде лично не были так уж заинтересованы в результате: сами-то не играли в будущем знаковом спектакле знаменитого режиссёра. И еще я хочу вас спросить: а не эти ли отцовские военные гены повлияли на то, что вы однажды - в 1964-м - пришли именно в Театр Советской армии и работаете в нем по сегодняшний день, то есть практически всю свою жизнь?

- Нет, на это, я считаю, повлияла все-таки прежде всего "Гусарская баллада" Эльдара Александровича Рязанова, мой первый фильм, который вышел в 1962 году и сделал меня вдруг жутко известной и определил мою дальнейшую творческую жизнь. Я ведь снялась в этом фильме, будучи еще студенткой второго курса ГИТИСа (в 1959 году я выпустилась из Московского музыкального педагогического училища, а после получения диплома отправилась учиться в Государственный институт театрального искусства им. А. В. Луначарского на отделение музыкальной комедии). А то, что я всю свою жизнь торчу в Театре Советской - теперь Российской - армии, так это просто потому, что я по натуре своей очень постоянная. А чего перебегать-то с  места на место? Толку в  этом никакого, я считаю. Это,  во-первых. А, во-вторых, там было так. В фильме "Гусарская баллада" играл графа Нурина артист Театра Советской армии Антоний Ходурский, который играл ту же роль, графа Нурина, и в шедшем с неизменным успехом аж с 1942 года спектакле ЦАТСА (Центральном Академическом Театре Советской Армии) "Давным-давно" по пьесе Александра Гладкова, ставшей основой и фильма Рязанова. А в тот период уже на некоторое время спектакль выпал из репертуара театра. И Ходурский сказал в театре: "Давайте возобновим "Давным-давно", когда Голубкина закончит институт, и возьмем ее в театр на эту роль". Через два года я закончила институт, ГИТИС  имени А. В. Луначарского (сейчас он называется РАТИ - Российская Академия театрального искусства). И в 1964 году меня пригласили в ЦАТСА, и тогдашний главный режиссёр Алексей Дмитриевич Попов возобновил "Давным-давно" со мной в главной роли. С тех пор я в этом театре.

- А каково вам было играть эту роль после знаменитой Людмилы Фетисовой? Наверное, в театре была некая аура после ее исполнения и вообще после ухода такой личности…

- Нет-нет. Ничего такого не было. Ну, во-первых, когда я пришла в ЦАТСА, сразу роль Шурочки я не получила: первая моя роль там, главная, была в спектакле "Солдат и Ева", шедшем с большим успехом, и только потом уже был "Давным-давно". А, во-вторых, после того, как я снялась в "Гусарской балладе", никто не видел в роли Шурочки Азаровой никого, кроме меня. Так что, как ни странно, в этом случае кино победило.   

- А что такого особенного в принципе в Театре Армии, что там просто целая блистательная "гроздь" звёзд всю жизнь играет на этих двух сценах и никуда оттуда не уходит? Добржанская, Сошальский, Зельдин, Сазонова, Покровская, Касаткина, вот и вы тоже… Это ведь так?

- Да, в основном действительно никуда из театра нашего почему-то подолгу не уходят. Но, вместе с тем, и никакой "грозди", поверьте, там нет. Театр Советской армии всегда считался некой "братской могилой" для актеров… Хотя, знаете, многие хорошие артисты из Театра тогда еще Красной армии еще как уходили. И будущие народные артисты СССР Фаина Раневская, и Пётр Константинов, и Дарья Зеркалова (оба последние перешли, как известно, в Малый театр), а в последнее время ушли и Олег Меньшиков, который в театре ничего значительного практически не сыграл, и Александр Балуев, которому, по сути, тоже ничего хорошего не давали играть…

Так что и для меня большая загадка, почему многие артисты так по многу лет служат в этом театре… Я, кстати, тоже не могу особо  похвастаться тем, что я в каком-то небывалом шоколаде там существую. Там в свое время много играла Нина Сазонова ни с того ни с сего… Для меня - непонятно почему. Бытовая артистка была, обыкновенная, ничего более. А Людмила Касаткина, между прочим, играла очень мало. Когда был главным режиссёром Попов-старик, Алексей Дмитриевич, она еще играла побольше. Потом старик ушел, пришел Андрей Попов-сын, она еще некоторое время играла. А потом, когда и Андрей Алексеевич ушел, практически ничего она солидного уже не играла. И если бы не было у нее мужа Сергея Колосова, вообще все бы ее уже давно забыли. Ведь Колосов ставил с ней всё, что он ставил как режиссёр - и в театре, и на телевидении, где она, кстати, и прославилась, помните, в первом же им поставленном советском телесериале "Вызываем огонь на себя".

- А какая, по вашему ощущению, вообще в этом театре атмосфера: может быть, интриги, зависть… Есть это?

- Ну, я лично этого долго не замечала, по крайней мере, по отношению к себе. Но вот сейчас, оглядываясь назад, вспоминаю такой случай: я проспала дневной спектакль, начали его позже на десять минут. Завтруппой устроил мне суд: собрались старики. Я вдруг увидела, как они меня ненавидят, поняла, что завидуют. Встала на суде и перекрестилась: "Спасибо, что я проспала. Увидела, как вы ко мне относитесь". Я не была для режиссёров, как говорится, первой артисткой, которой им бы очень хотелось давать хорошие или, может быть, даже главные роли. Нет. Вот, собственно, и всё.

- Есть ли у вас лично какие-то кумиры в искусстве, авторитеты, может, учителя, либо личности, которых вы считаете своими учителями, независимо от того, учились ли вы у них непосредственно или нет?

- Ну, мне же уже не пять лет… Какие уже учителя у меня сегодня могут быть?! Я уже сама педагог. Нет, знаете, у меня и в молодые-то годы не было особенно кумиров, учителей, которым бы я хотела подражать или учиться у кого-то чему-то… Нет, не было никого. Пожалуй, кроме великой певицы, артистки Большого театра Марии Петровны Максаковой, у которой я в институте - в ГИТИСе, на отделении музыкальной комедии - училась пению. Она меня взяла к себе сама, и у нас с ней очень совпало: она ведь, кроме всего прочего, была прекрасной актрисой драматической. Вот у нее я действительно многому научилась. И она, когда меня почувствовала, стала со мной разбирать тексты, прежде чем дать мне их запеть. Прежде нот! Это понятно: поющий человек ноты помнит всю жизнь, а мысль того, что ты поешь, иногда вылетает из головы у певца. Вот она и обучала меня тому, что главное в пении - мысль, содержание того, что ты поешь. А потом уже ноты. И я у нее была практически в то время одна из немногих учениц. Еще, как я помню, у нее тогда занималась певица Валентина Левко, ставшая потом довольно известной. Она не училась тогда в ГИТИСе, просто приходила к ней заниматься.

- Такой, может быть, частый вопрос вам: у вас ведь было, особенно после "Гусарской баллады", множество поклонниц. Как вы относились к ним? А потом - к фанаткам Андрея Миронова? Ведь одно время их у него и у вас было достаточно?

- Еще как много их было. Их были полчища! За мной ходили в основном странные девушки переходного возраста. Я думаю, что это было всё на гормональном уровне. То есть, видимо, у них был такой всплеск гормонов, что они не знали, в кого влюбиться. И во мне они рассмотрели… своего романтического героя. Я же сыграла не то женскую, не то мужскую роль. Вот они и потянулись - угловатые, с грубыми чертами лица, какие-то мужиковатые.  Девчонки изображали из себя гусар, говорили басом и курили. Их было очень много, эти девушки преследовали меня везде. Я боролась с этим как могла, поскольку юные девушки с сигаретой выглядели ужасно. Безумные, идиотки! Я точно теперь знаю, что эти знаменитые "сыры", тогдашние фанаты и фанатки, которые толпами бегали за своими кумирами, просто липли к ним беспардонно, - это действие гормонов. Ничего другого. Причем, как я теперь понимаю, гормонов сильно нездоровых людей. Пусть они меня простят за эти слова.

Понимаете, конечно, в какой-то возрастной период, в 15-16 лет, это как-то объяснимо: идет какой-то перелом в организме, правда ведь? И в этом состоянии подростки - кто куда. Эти вот увлекались тем, что бегали за знаменитостями: "с кем они пошли?"… "Что едят после спектакля?"... "Что они делают по дороге домой?"… "Что у них происходит дома?"… И тому подобные интересы. Ну, бред! Происходило вообще что-то невообразимое. Дикости такие! Это, между прочим, вокруг меня продолжалось, лет пятнадцать, нон-стоп. Сразу же после выхода "Гусарской баллады". Столько лет я всё это терпела, закаляла свои нервы. Ужас! Между прочим, и сейчас еще иногда меня одолевают какие-то старушки, бывшие мои фанатки… Кошмар. А потом многие из моих фанаток перетекли к Андрею, но в основном, конечно, у него были свои, еще большая толпа безумных девиц, которые преследовали его, где бы он ни находился в данную минуту. Тихий ужас!

- И как вы весь этот дикий ажиотаж в отношении Андрея воспринимали?

- А с чего мне было это как-то по-особенному воспринимать? Я же это понимала, так как всё такое сама прошла. Понимала, что это обыкновенный психоз, больше ничего. Терпела, что же еще делать с этим? Вспоминаю, например, что были две дуры, которые поехали вслед за Андреем, который вместе с Театром Сатиры отправился на гастроли в Польшу и Германию, доехали с ним аж до Бреста и решили… ни много ни мало… нелегально перейти границу!?.. И, представьте себе, перешли-таки границу! Ну и, естественно, их поймали, и они попали в каталажку за это. А чего еще они ждали? Идиотизм! Ну, правда, после этого дикого приключения (они, наверное, просидели за решеткой какое-то время) больше мы их около Андрея никогда не видели.

- Вы с Андреем Мироновым, говоря сегодняшним языком, две звезды, два знаменитых человека - в одной семье. Как вы уживались? Не было ли между вами, например, ревности одного к успехам другого?

- Ну, не смешите меня! Какие две звезды?! Мы никогда об этом даже не задумывались. Ну, разве мне, например, приходило когда-нибудь в голову, что я - звезда?! Ни-ког-да! Ну, актриса, ну популярная, да, ну и что? Сегодня популярная благодаря кино, а завтра - все забыли, если не снимаюсь нигде, не выступаю, не играю в театре… Это всё такое зыбкое дело. И потом - Андрей-то намного был крупнее, как творческая личность, я ж это всегда осознавала. И хотя человеческой дистанции между нами не было никакой, но, как говорится, правила-то игры я понимала, принимала их, соображала, кто такой вообще Андрей Миронов. А если бы не принимала их, как бы я тогда могла с ним жить столько лет? И если б не понимала его, вообще разве вышла бы за него замуж? Да нет, конечно, о чем тут говорить. И у нас ничего бы не сложилось, это уж точно. Значит, что же, я бы все время топала ногами и кричала: "Я тоже артистка! Я тоже снималась! И я пою! Только я пою лучше, потому что у меня высшее музыкальное образование, а у тебя его нет!..". Так, что ли? Это глупость.

- Но вы ведь в это же самое время работали тоже в искусстве: играли в театре, снимались, выступали на эстраде и так далее, а еще на вас при этом дом… Или нет?

- А как же? Еще какой дом! Я ж одновременно кормила, как безумная, всю нашу ораву почти ежедневных гостей. Готовила, убиралась в доме, стирала и проч. А кто ж за меня бы все это делал-то? Причем я убивала на приготовление угощений несколько дней. Мне, например, как-то в руки попала французская кулинарная книга, из которой я вычитала рецепт шпината по-французски. Вот его я делала почти всегда. Зато сейчас не готовлю ни-че-го! Освободила себя от этого.

- Известно, что у вас в доме, кроме всего прочего, и атмосфера бы  та еще: юмор, розыгрыши, ирония, импровизации. Это естественно, когда компания состоит из таких персонажей, как Горин, Арканов, Захаров, Ширвиндт, Жванецкий, Хазанов, не говоря уж о самом Андрее…

- Вот именно! И, представьте себе, в этой необычайно юморной компании зачастую самым смешным, вызывающим иногда просто гомерический хохот, были не профессиональные юмористы-сатирики, а… Андрюша! И не только актерски, а в том числе в текстовом смысле! Это было потрясающе! Юмористы буквально порой падали со стульев от хохота, когда солировал Андрюша. Он мог в минуту что-то такое неожиданное отчебучить, что юмористам и в голову не приходило. Они на него очень хорошо реагировали. Гриша Горин бы не дал соврать. Они при этом понимали, что он им не конкурент в профессии, но отдавали должное его таланту во всем и сознавали, что в этой компании он часто первый.

- Где-то я прочел, что Александр Семенович Менакер вроде бы был против, чтобы вы вышли замуж за Андрея. Если это так, то почему?

- Александр Семенович вовсе не был против, нет. Он мне однажды в шутку сказал: "Лариса, ты такая хороша, зачем тебе Андрюша?" Я спрашиваю: "А в чем дело?" Он говорит: "Ты знаешь, он очень тяжелый человек"… А я: "Кто вам сказал, что он тяжелый человек? Может, это такая ваша хитрость? Вы таким методом хотите отвести меня от Андрюши?" Мы посмеялись его шутке.

- Ну да, вы же уже Андрея все-таки знали до этого…

- Не все-таки, а я ж его знала с 22-х лет! Мы были хорошо уже знакомы еще до его первого брака с Екатериной Градовой. Мы, конечно, не были тогда с ним в близких отношениях, но знали друг друга довольно неплохо. Вообще-то в первый раз он сделал мне предложение, когда ему было 23 года.

- Вы тогда отказали ему?

- Да, я тогда не захотела выходить за него замуж.

- Почему же?

- Ну, потому что, я подумала: он сын Мироновой и Менакера, таких знаменитых людей, и потом он сам артист, а я тогда совсем не хотела выходить за артиста…

- Наверное, под влиянием вашего папы, который, мягко говоря, не привечал артистов, да? Где-то я прочёл ваши слова о том, что ваш отец был довольно суровым противником актёрской профессии, и никак не хотел мириться с вашим выбором. Он даже вроде говорил, что рядом с артистом не то что стоять нельзя, им быть запрещено…

- Да. Может быть, вначале в какой-то мере и под влиянием папы, но потом я сама уже узнала артистическую среду, и мужчины-артисты мне не нравились. Дай им бог здоровья, конечно, но они мне и сейчас не особо нравятся: это, как правило, такой эгоцентризм в доме. И вроде ничего из себя не представляет, а выпендривается… Мужики ведь вообще выпендриваются, надо и не надо: я главный… Андрюша, как я потом узнала, в семейной жизни не был таким. Но тогда именно такие у меня были мысли. Так что в тот раз я Андрею отказала.

- А с Марией Владимировной у вас отношения сложились? Она, говорят, весьма непростая была по отношению к тем, кто окружал её сына.

- С ней у нас все сложилось хорошо. Она меня приняла. Хотя, конечно, характер у нее был собственный, жесткий. Это и понятно: она ж всю жизнь проработала на эстраде. Где бы они с Менакером были, если б не ее характер в этой эстрадной среде? Но, несмотря, на все анекдоты и разные слухи о ее властном характере, главным в их семье все же был Александр Семенович. Как это кому-то ни покажется странным. Она сама признавалась, что всё в их семье и в творческой работе делал Менакер (и материал для спектаклей подбирал, и редактировал его, и режиссировал их выступления наряду с другими режиссерами), она говорила, что была только исполнителем, во всем подчинялась мужу…

- И последнее, пожалуй: как и где вы узнали о том, что с Андреем случилась беда на сцене Рижского театра 14 августа 1987-го?

- В Риге и узнала. Как-то так произошло, - судьба, что ли? - что почти все близкие Андрею люди и его друзья оказались в этот трагический день как раз в Риге. Мистика какая-то, не иначе. Вообще, была какая-то странная обстановка в этот день: магнитная буря, может быть, или что-то подобное. Потому что я, например, вдруг уснула в гостинице в тот час, когда он, как потом мне рассказали, упал на сцене во время спектакля "Безумный день, или Женитьба Фигаро". И то же самое мне рассказали про себя еще трое из нашей компании: тоже неожиданно уснули… Я так же неожиданно проснулась, и мне захотелось выйти в… стену номера. Что-то непонятное случилось.

- И, Лариса, самое последнее: что вы сейчас делаете в искусстве?

- Я периодически пою на эстраде, играю, как и раньше, в театре. Самая моя последняя по времени роль в Театре Российской Армии - роль 106-летней старухи в спектакле "Ма-Мурэ" по пьесе французского драматурга Жана Сармана.

- В котором в свое время в Малом театре, помнится, играла Елена Николаевна Гоголева, да?

- Да, именно эту роль я и играю сегодня. Мне очень нравится спектакль. Еще играю Мурзавецкую в спектакле "Волки и овцы" в нашем театре, а также "Девичник club" в Театре им. Пушкина вместе с Верой Алентовой и Марией Ароновой и еще в антрепризе "Пигмалион", маму Хиггинса. В общем, играю, пою, постоянно что-то делаю на сцене.

- И где вы удовлетворены больше - в театре или на эстраде?

- Не могу выделить что-то одно. Везде задействована поровну.   

На фото: Лариса Голубкина в беседе с автором.