КАРЛА ФРИДРИХОВНА

1.

Многие женщины после смерти мужа больше не выходят замуж и полностью посвящают себя детям. Отличить их можно сразу: по скорбному выражению лица, опущенным уголкам рта. Они редко смеются, одеваются в платья темных тонов после того, как снимают траур, и проявляют завидную настойчивость во всем, что касается воспитания дочерей. Мечтают вырастить из них образцовых  скромниц и отличниц, которые найдут себе таких же милых и чистых парней, с которыми  будут годами встречаться в их доме и сидеть на диване, взявшись за руки, а потом поженятся и через положенный срок родят им внуков.Но для достижения этой цели одного желания мало. Поэтому Карла Фридриховна  воспитывала своих дочерей в строгости, одевала чисто и некрасиво. И вполне вероятно, делала это преднамеренно, чтобы парни раньше времени не положили на них глаз, особенно на старшую, Фелицию, которая обещала стать просто красавицей. А вот младшая, Милка, красотой не отличалась. И росла тихой и скромной в тени своей высокой и статной сестры.

Карла Фридриховна жила  на Малой Бронной, рядом с драмтеатром. Именно в эту квартиру привез ее  из Киева в пятидесятых годах будущий муж - Гриша Вайнштейн. В то время квартира была коммунальная. Но с годами соседи разъехались, и Карла Фридриховна стала ее полновластной хозяйкой. Гриша подвел ее, умер в самый ответственный момент, за год до поступления Фели в институт. И она решила не рисковать. Несмотря на протесты дочери, послала ее к своей сестре в Воронеж, где девочка с блеском поступила в университет на испанское отделение филологического факультета, хотя до смерти отца собиралась в МГУ. Однако  с такой фамилией лучше было перестраховаться. Раньше, когда папа работал в Стройбанке, проблем бы не возникло.

Но что попусту горевать?  Он умер, а жизнь продолжается. И пришлось ей  увеличить количество частных уроков немецкого языка, чтобы посылать дочке ежемесячно деньги на еду. Правда, сестра протестовала и обижалась, однако Карла не любила зависеть ни от кого. Девочку нужно было контролировать, хоть она жила не в общаге, а в доме у сестры. Но с кем она встречается днем, после лекций,  с кем ходит в походы и театры, сестра сказать не могла, а матери надо было знать все. И она дотошно расспрашивала дочку, когда та приезжала погостить домой. Записывала адреса подруг, их телефоны. И иногда звонила с проверкой. Но не таилась, а представлялась родителям подруг и просила рассказать, как ведет себя в их доме ее старшая дочь. И когда слышала лестную характеристику, благодарила незнакомых людей, извинялась за беспокойство и больше не приставала с расспросами. А потом в письме сообщала Феле, кому звонила и что сказали люди. Феля так привыкла к ее контролю, что уже перестала удивляться. И спокойно воспринимала мамины звонки и рейды, когда та неожиданно появлялась в университете, чтобы поговорить с преподавателями.

Все же, материнское сердце было неспокойно: на пятом курсе дочка объявила, что ее посылают на языковую практику на  Кубу. Карла Фридриховна обрадовалась за Фелю: наконец ее дочку оценили по достоинству! Она там одна из лучших! Но  на смену радости пришло чувство тревоги. Ведь девочка выросла красавицей: белая кожа,  карие глаза на пол лица, густые черные волосы, сочные губы. Вся в нее. С кем она будет там встречаться? А вдруг влюбится в иностранца и захочет остаться  на Кубе? Даже страшно об этом думать!  Не пускать тоже нельзя! Такой шанс бывает раз в жизни. Всю ночь она не могла заснуть. А  на рассвете уже точно знала, что следует предпринять, чтобы обезопасить себя и дочь.

И Карла Фридриховна сделала решительный ход. На зимних каникулах познакомила Фелю с сыном своей сослуживицы Зиночки  - Володей.  И не ошиблась. Потому что хорошо знала свою дочь, понимала, какой тип мужчины может ей понравиться. Впрочем, Володя не мог не понравиться. И это очень волновало его маму, которая володиных однокурсниц не жаловала, так как считала, что приличная девушка в физкультурном институте учиться не будет. Ценой невероятных усилий ей удалось удержать его от женитьбы на сокурснице Рите, мать которой работала уборщицей в том же институте. Зиночка часто по утрам любовалась своим сыном, когда тот выходил из ванной - высокий, широкоплечий с  коротко постриженными русыми волосами, он не мог не вызывать восхищения у женщин.  После окончания института  он  уже два года работал тренером в обществе " ДИНАМО".  И женщин вокруг него вилось множество: пловчихи, посетительницы бассейна.  Но сын ни с одной из них не встречался. Не откликался на их  приглашение пойти  в кино, театр, гости. Мать терялась в догадках, не понимала, в чем дело, но спросить сына не решалась.

 Именно в этот момент  поступило предложение от Карлы Фридриховны.  "Вот оно, спасение!" -  подумала обеспокоенная Зиночка, которая часто бывала в доме у своей начальницы и видела ее скромных дочерей. Конечно, Володя ничего не должен знать. Она пойдет в гости к Карле, а потом попросит сына забрать ее домой.    Дети понравились друг другу. И все каникулы интенсивно встречались. Когда каникулы кончились, Володя стал часто ездить  в Воронеж на выходные. И обе мамы не имели ничего против его поездок. И не спрашивали, чем они там занимаются. Короче, перед отъездом  Фели на Кубу они подали заявление. Теперь Карла могла спать спокойно. Она вручала сыну своей подруги чистую и невинную девушку. И снимала с себя обязанности по руководству ею. Потому что Володя  ей показался  надежным парнем. И ему можно было доверить красавицу-дочь. 

Свадьбу сыграли в сентябре в ресторане гостиницы  "Националь". Карла Фридриховна сумела скопить на роскошное платье для невесты, и Феля была ослепительно хороша. Володя не сводил с нее влюбленных глаз. Обе мамы были счастливы. А потом молодые улетели в Сочи в гостиницу "Жемчужная", где провели медовый месяц.  После возвращения Феля посидела дома недолго. И пошла работать в "Интурист". Жили молодые на Беговой  в сталинском доме, в двухкомнатной квартире вместе со свекровью. 

Феля забеременела в первый же месяц после свадьбы. Но родила не внука, о котором мечтала Карла Фридриховна, а девочку, которую назвали Дианой. Карла всегда считала, что у старшей  дочери характер сильный, можно сказать, даже жесткий, как у нее, а младшая Милка пошла в добряка-папу. И не только характером, но и внешне. Феля была писаной красавицей, гордостью всей семьи. О замужестве младшей дочери мать даже  не мечтала. Это надо было, чтобы девочке очень в жизни повезло: с такими редкими неопределенного цвета волосами,  кривыми ногами и плохой фигурой придется коротать свой век в одиночестве. Значит, надо выбрать ей хорошую профессию, чтобы всегда была нужна людям. И она стала искать связи, чтобы определить Милку в медицинский. Даже сподобилась позвонить друзьям покойного мужа, которые давно о ней забыли. Но один из руководителей Стройбанка неожиданно обещал помочь. И не обманул. Так Милка стала студенткой второго меда.  И все годы учебы помнила, что должна оправдать доверие товарища Колоскова, который лично звонил ректору и просил за нее.

За годы учебы у нее не было ни одного романа. И не будет, решила мама и пошла в  синагогу. Девочку надо было приобщить к религии, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Но московские посетители синагоги не понравились Милке. И она перестала ходить туда. Зато потянулась  в церковь. И нашла покой там. Мать не протестовала, потому что в Союзе не придавала значение религии. Никто в те годы в Бога не верил. И ей было все равно, куда по выходным бегает ее дочь.

2.

Идею об отъезде первой озвучила Феля на дне рождения мамы. Зиночка в ужасе закатила глазки, но не произнесла ни слова. Володя тоже промолчал. Милка наотрез отказалась и даже ушла к себе в комнату. А Карла Фридриховна попросила дать ей время на обдумывание. Но уже на следующий день позвонила Феле домой и сообщила, что согласна при условии, что жить будут все вместе. Согласия Милы не  требовалось. Мать могла заставить ее одним  своим взглядом. Зиночка скончалась через полгода от рака желудка. И в Израиль они уехали  вскоре после ее похорон.

Лучше всех дела пошли у Фели. Вообще, Феля очень изменилась после смерти Зиночки. Почувствовала свободу. Мама не узнавала ее. Конечно, Феля, как и прежде, обожала и боготворила мать, всегда считалась с ее мнением, спрашивала совета, но Карла чувствовала, что делает она это скорее по  привычке или для проформы, чтобы не обидеть ее. Пока они жили все вместе она еще могла контролировать дела всей семьи, следить за учебой внучки и Милки, которой пришлось заново изучать всю медицину. Но вот Феля в ее руководстве не нуждалась. И тогда вместо нее она стала манипулировать зятем. Который, в память о дружбе своей матери с Карлой, все покорно терпел. И каждый день она вела с ним беседы, подбадривала, когда у него не шел иврит.  И учила вместе с ним, хотя ей язык давался не с таким трудом.

Сначала Володя работал охранником в супере. Но со временем с грехом пополам  выучил иврит, сдал экзамены и нашел работу массажиста  в "Кантри-клабе". И о большем не помышлял. Феля устроилась неплохо с испанским языком, а спустя год ее пригласили в ульпан преподавать иврит соотечественникам. Жизнь налаживалась. Все работали. Даже Милка, которой удалось сдать на врача с третьей попытки.

Гром грянул неожиданно. В один из вечеров, когда вся семья собралась в салоне перед телевизором, Феля предложила им разъехаться. То есть, оказывается, она уже подыскала две квартиры недалеко друг от друга. Себе -  трехкомнатную, матери с Милкой - двухкомнатную. Мать от возмущения не могла произнести ни слова. Милка уставилась на ковер, зять пошел за водой для тещи. И только глотнув минералки, она  смогла прохрипеть:

  Ты когда все это надумала? Может, еще в Москве?

  А как ты думаешь? - услышала она в ответ.  - Я до конца своих дней буду жить в общежитии? У меня есть своя семья: муж, дочь. И я хочу быть полновластной хозяйкой в своем доме.

  А кто тебе мешает? - мама слабо защищалась. - Будь хозяйкой здесь.

  Мама, ты, наверное, шутишь? В одном доме с тобой не могут ужиться две хозяйки. А мне уже скоро тридцать четыре. И я хочу жить так, как  хочется мне, а не тебе. А если тебе надо командовать, командуй Милкой. 

И мать поняла, что переубедить ее не удастся. И чтобы сохранить свое влияние на зятя и внучку, она согласилась. И оказалась права. Относительно зятя. Он  и не хотел, чтобы она перестала руководить им, потому что Карла очень напоминала ему маму. Войско Карлы поубавилось, но командовать она не перестала. И буквально за год  полностью поработила свою кроткую младшую дочь.

3.

На Святой земле с Милкой стали твориться чудеса. Если после приезда она первым делом кинулась искать православную церковь в Бат-Яме, то со временем, после посещения  святых для каждого христианина мест, к  православию охладела. И стала приглядываться к иудаизму. Не без влияния матери. "Беспартийная коммунистка" Карла Фридриховна Вайнштейн, как она называла себя в Союзе, прежде всего сменила имя. И стала Хаей. Хотя  зять по-прежнему называл ее Карлой Фридриховной.  Затем  "беспартийная коммунистка" и атеистка стала посещать синагогу и занятия по иудаизму, на которые однажды затащила Милку. Затем еще раз, и еще... Милка не сопротивлялась. Лекции слушала с удовольствием. И постепенно  сблизилась с иудаизмом, в котором  стала находить отдушину и покой. Процесс был долгим и мучительным. Как и учеба в вузе. Милке все давалось с трудом. Но мама была рядом и вовремя заметила душевные муки и колебания дочери. И тут же подставила плечо. Милка стала соблюдать еврейские традиции. Начала со встречи субботы. Постепенно приучила всю семью. Несмотря на сопротивление Фели, которая еврейские праздники отмечала с удовольствием, но дальше этого дело не пошло. И уговорить ее держать пост, например, было невозможно. А мама соблюдала однодневный пост охотно, не потому что верила, а чтобы дочке было легче.

Феля свое слово сдержала.  Часто навещала мать. Советовалась во всем: куда поехать, когда брать машканту и покупать квартиру. Но о своей личной жизни не рассказывала ни слова. Мама с дочкой каждый год ездили за границу, несколько раз отдыхали в Испании, которая нравилась им больше всего. Но и там мама не узнала ничего нового. И тогда она перестала интересоваться ее личной жизнью.

Внучка выросла настоящей израильтянкой. По-русски говорила с акцентом. После окончания школы служила в армии, а потом поступила в  университет. Но парень у нее был русский, москвич Миша, который приехал в Израиль маленьким ребенком.

Карла с Милкой  так и не решились взять ипотечный кредит. Не хотелось залезать в долги. Потому что религия занимала в  милкиной жизни места все больше, а доходы становились все меньше. И мать иногда с ужасом думала о том, что будет с дочерью после ее смерти. Конечно, Феля  сестру не бросит, но что у нее на душе, одному богу известно.

Сомнения Карлы Фридриховны росли с каждым днем. Особенно после  того, как она стала невольным свидетелем разговора между дочкой и ее мужем. Ключей от квартиры дочки у нее не было, хотя Карла Фридриховна неоднократно предлагала оставить дубликат ключей у нее дома. На всякий случай. Если прорвет  канализационную трубу или дочка забудет закрыть газ. Но Феля тянула, делала вид, что забыла, пока мама не возвращалась к этому вопросу вновь. В тот день дверь ей открыла Диана, а Феля с мужем сидели на кухне. Мама прошла в ванную, откуда направилась в кухню, чтобы присоединиться к детям. Услышав, однако, последнюю фразу, сказанную дочерью, замерла с открытым ртом:

  Если б не мама, я бы ушла от тебя сегодня же!

  Ты мне изменяешь? - очень тихо спросил Володя.

  Какая разница: изменяю или нет. Я не хочу с тобой жить!

  Но мы же любим друг друга! - раздался отчаянный голос зятя.

-     Я уже давно не люблю тебя, - дочь говорила хладнокровно и с издевкой, так во всяком случае показалось Карле Фридриховне.

  Когда это началось?
 
  Давно,  вскоре  после свадьбы.  Когда я поняла, что  это все, на что ты способен. Может,  ты не понимаешь - я могу пояснить.

  Нет, я понял, о чем ты. Так ты все время делала вид?

  Я просто надеялась на чудо, наверное, а потом махнула рукой. Когда поняла, что все безнадежно. Ты хотя бы начал делать карьеру! Но нет, тебя все устраивает. Ты всю жизнь собираешься быть тренером?

  А что в этом плохого? Я свою работу люблю!

  Ты хочешь сказать, что тебе нравится целый день прислуживать в бассейне? - ехидно поинтересовалась Феля.

  Почему прислуживать? Я учу плавать, делаю массаж. Постоянно повышаю свой уровень, осваиваю новые виды...

  Вот-вот. И дальше этого дело не идет!

  А что тебе надо? Чтобы я занялся политикой и прошел в кнессет?

  Хотя бы! Но  разве ты на такое способен?
 
  Так для этого надо вступить в партию... А я в них совершенно не ориентируюсь...

  Именно. Тебя ничего не  интересует. Потому что ты телом в Израиле, а головой - в Москве. Только и смотришь российское телевидение и переживаешь за их перестройку, а что делается здесь, у нас на родине, тебе наплевать!
 
  Тоже скажешь! Я смотрю девятый канал. Но здешние политические интриги меня не волнуют. Я не знаю их деятелей!

  Ха-ха! Не их, а наших! Ты же живешь здесь! Твоя дочь говорит с друзьями на иврите, я преподаю иврит, но местные театры после московских тебе кажутся примитивными, наше телевидение тоже! Остается только Москва с ее пропагандой!

  Причем тут пропаганда? Просто я не вписался в эту жизнь, как ты!

  И не впишешься уже! - Жена повысила тон. - Поэтому мне с тобой неинтересно, понимаешь ты это или нет? Поэтому я езжу за границу с мамой, а не с тобой, поэтому в театры мы тоже ходим с мамой.

  Ходите, пожалуйста, кто против? Только зачем уходить при этом?

  Зачем уходить? - Феля нервно захохотала. - Как тебе объяснить, чтобы ты понял? Я встретила человека, с которым узнала, что такое страсть. И после него  не могу с тобой спать!
 
  Почему ты такая жестокая?

  Раз в жизни сказала правду и сразу "жестокая"! Хочешь, чтобы я дальше прикидывалась? А мне надоело! Да, у меня есть любовник. И я живу с ним.  И не ухожу только из-за мамы. Ее надо подготовить. Поэтому я пока остаюсь дома, но при условии, что ты не будешь ко мне приставать!

  Это твой дом! Живи, сколько хочешь!

   Смотри,  не проговорись маме и не хнычь! Найдешь себе женщину - я не скажу ни слова, только не приводи ее сюда, понял?

  Понял, понял, - Володя  говорил так тихо, что Карла Фридриховна с трудом разбирала отдельные слова.  - Все равно ты не покинешь меня, не верю, что я тебе совсем не нравлюсь!

-    Жди, как же! - рассмеялась Феля, и мама открыла дверь.

4.

Карла Фридриховна сделала вид, что ничего не слышала, и ни разу, даже намеком, не дала понять зятю и дочери, что в  она в курсе того, что происходит между ними. Внешне ничего не изменилось. Как и прежде, мама часто бывала в доме своей дочери, навещала внучку, ездила с  Фелей за границу, пока не пришла беда. Стали отказывать ноги. Впервые она почувствовала, что ноги ее  не слушаются,  в Испании. Стала посреди площади и не может сделать ни шагу. Феля побежала за такси.

Потом, уже дома, ее долго обследовали врачи, поставившие неутешительный диагноз: непроходимость сосудов. Четыре операции не дали результата. И через полтора года ей отрезали ногу. Высоко, почти под самое бедро. Жизнь для Карлы кончилась. Она лежала в больнице и вспоминала свою молодость, замужество, Гришу, который был такой добрый и неумелый, что ей тоже иногда хотелось сбежать от него. Но она, в отличие от своей старшей, гнала от себя  подобные мысли, иногда посещавшие ее.

Все кончено. Впереди - инвалидная коляска и несколько лет убогой жизни. Она будет всем в тягость. И только. Возможно, ее сдадут в бейт-авот. Потому что все работают и смотреть за ней некому. И хотя дочки и зять вели себя безупречно, она не верила в их искренность. Первой приходила в больницу Феля. Она приносила завтрак. Мама была очень чистоплотной и приучила девочек с детства к чистоте, порядку и аккуратности. Чтобы не занести инфекцию, Феля поставила на раковину в палате мыльницу с дезинфицирующим мылом и по сто раз на дню мыла руки. Курточку вешала в шкаф, предварительно вывернув ее наизнанку, чтобы  осевшие на куртке бактерии оказывались не сверху, а внутри. После чего она начинала драить мамино кресло для купания, затем  протирать его спиртом.

Сказать, что мама была в дурном настроении, это значит не сказать ничего. Забота дочерей вызывала очередную вспышку ее гнева. Все было не так. Феля совершенно не умела приподымать ее и поправлять подушки, надевать носок и свитер, чтобы пойти гулять. Но Феля терпела недолго. И после очередной вспышки маминого гнева развернулась и ушла домой. Не сказав ни слова. И не приходила до тех пор, пока мама не позвонила ей  и не извинилась. Больше в присутствии старшей дочери мама не позволяла себе никаких скандалов. И разговаривала с ней вкрадчивым голосом. Феля задергивала занавеску, отделявшую кровать мамы от соседок, доставала принесенные из дома салаты, икру и сладости и начинала впихивать их в мать, у которой после операции пропал аппетит. В отличие от Милки, которая с мамой сюсюкала, Феля говорила с больной жестко и сухо. Мать от страха, что дочке может все надоесть и она тогда решит отделаться от нее, молча открывала рот и проглатывала все, что та приносила. Потом также покорно одевалась и ехала с ней на прогулку. Поначалу, когда дочка говорила, что ей пора, Карла принималась рыдать, но после размолвки молча кивала головой и начинала ждать прихода Милки, спешившей к ней после приема пациентов.

 Младшую она не жалела и отыгрывалась на ней за все. За холодность Фели, за то, что та не сюсюкала с ней, как с маленькой, не жалела мать и редко целовала и ласкала ее. Милка сносила материнский гнев молча. И с рабской покорностью по десять раз перемывала ее посуду, так как мама постоянно находила какие-то пятна. Снимала и одевала жакет, потому что Карле Фридриховне было то жарко, то холодно, разогревала  супы и второе. И постоянно  слышала, что она неумеха, что не так погладила белье, что дома наверняка все поросло грязью. Что когда она вернется, своей квартиры не узнает. Милка была великодушной. И понимала, что маме плохо. Она постоянно целовала ее, а мать отдергивала руку и однажды в гневе  даже дала ей пощечину.

А вот  чаще всего  Карле Фридриховне хотелось видеть зятя, снабжавшего ее питьевой водой и минералкой. С ним ей было хорошо и спокойно. Он, как и Милка, никогда не перечил, всегда внимательно слушал тещу. Выполнял все ее поручения,  но к тому же долго сидел и рассказывал о себе. Подробно. Обо всем, что происходило в его жизни. Как отработал день, сколько клиентов принял, сколько заработал, куда планирует поехать в отпуск, как провел вечер. Теща знала о нем все, кроме одного. Того, что касалось взаимоотношений Володи с ее дочерью. Прямо спросить она не решалась. А он молчал. Потому что его об этом просила  Феля. Внучка бывала редко. Когда не могла мама. И всегда приводила с собой Мишу, чтобы не оставаться наедине с бабушкой, которая начинала ее пилить. А  в мишином присутствии она молчала, и молодые болтали друг с другом.

Поэтому Карла Фридриховна  с нетерпением ждала прихода Володи и Милы.  С Володей она отдыхала, на Миле отыгрывалась. Как-то в субботу, когда Володя сидел у ее постели, в палату ворвалась запыхавшаяся Милка. По субботами она не пользовалась лифтом, поэтому пришлось подниматься  на седьмой этаж пешком. Девочка раскраснелась, волосы выбились из-под платочка, которым она повязала голову. И Карла впервые пожалела, что Милка так безвкусно одета и не употребляет косметику. Между Милкой и Володей сложились ровные отношения  еще много лет назад. Но последнее время они виделись редко. С недавних пор Карла Фридриховна стала замечать, что при встрече они обмениваются колкостями или стараются сделать друг другу больно. Сначала она не обратила на это внимание, но потом в голову полезли нехорошие мысли.

При виде Володи Милка смутилась, опустила глаза и еле слышно прошептала "Здравствуй!". Он ответил, не глядя в ее сторону. А вскоре попрощался и ушел. С Милкой можно было не церемониться. И мать потребовала тотчас, чтобы она рассказала, что происходит между ней и Володей. Милка долго отнекивалась, пока мать не заявила:

  Ты не уйдешь отсюда, пока не расскажешь мне всего, ясно? Будешь сидеть до завтра! Говори или я тебя прокляну! Клянусь Богом, я сделаю это!

  Что говорить, мама? - Лицо Милки покрылось красными пятнами, она стояла перед матерью и беспомощно разводила руками, не в силах произнести больше ни звука.

  Говори, как на духу! Тебе нравится Володя?

  Да, - прошептала она.

  Между вами что-нибудь было?

  Ты шутишь? - отшатнулась Милка. - Нет, конечно.

  Тогда почему он так странно ведет себя?

  Не знаю, ничего не знаю! - разрыдалась дочь.

  Нет, знаешь, иначе не плакала бы!

  Мама, правда не знаю ничего.

  Тогда придется поговорить с ним! - заключила мать.

  Делай, что считаешь нужным. - Милка больше не сказала ни слова.

Поговорить с зятем удалось не сразу. Надо было подгадать так, чтобы  никто не мог помешать их разговору.  Володя   удивился:
  Что вы такое говорите, Карла Фридриховна! Что может быть между нами? Ничего нет и не было!

-     Так уж ничего? Володя, говори правду!
 
  Ничего!..

  Я очень рада.

  А почему вы спрашиваете?

Она хотела было рассказать ему, как покраснела Милка, но передумала:

  Так, чепуха, показалось.

Больше они к этому разговору не возвращались. Но Карла Фридриховна о нем не забыла. И лежа без сна долгими ночами в ожидании утра, она стала разрабатывать план, как еще до того, как Феля бросит Володю, она станет делать все, чтобы он не ушел к другой женщине, а остался в  семье. Чтобы потом в один прекрасный день, когда Феля уйдет окончательно к своему любовнику, свести их с Милкой, которой  свояк нравился однозначно. "Нет, нельзя откладывать это дело на потом, потому что Феля с ним не спит, - шептала она. - Начать надо прямо сейчас. Пусть даже переспят! Ничего. Он не изменяет Феле, все как бы в рамках одной  семьи, потому что нормальный мужик не может долго без этого",  - брезгливо морщась, проговаривала она свой план. И представила, как пошлет Володю вечером к ним домой. А до того заставит Милку пойти в парикмахерскую, сделать модную прическу и купить себе новое платье. И тогда все получится. Они никогда не расстанутся. Просто теперь он станет мужем ее второй дочери. И будет жить с ними.  И, возможно, Милка забеременеет и еще сможет родить! А Феля пусть уходит к своему любовнику! К тому, кто более страстный и умелый в постели. Милке же вполне подойдет второй сорт!