Бостонский КругозорСТРОФЫ

Я ОБЕЩАЮ ВАМ ПРИСНИТЬСЯ

Я обещаю вам присниться,
Сказать, что всё уже в порядке,
Что расцветают флоксы в Ницце
И помидор растёт на грядке.
Мы не расстанемся вовеки,
Покуда сны идут пунктиром,
Мы, как французы или греки,
Гуляем морем или миром…

НА ПОРОГЕ ХРАМА

 

На пороге слова, на пороге дома,

На пороге храма, в ожиданьи драмы,

Перед тем, как прыгнуть за порог, за этот,

Я всегда включала свой обычный метод -

 

Нарисую речку, а на ней — пирогу,

Радугу и ветер, и дорогу — к Богу…

Получалось вечно на букварь похоже,

Точно чемоданы в неподдельной коже,

 

Словно это утро нежного оттенка,

Словно этот танец с откидной коленкой…

А теперь стою, такая вся другая,

Как стакан текилы и бокал токая…

 

Кто-то мне неведомый меня рисует,

Имени его не произносят всуе,

Или мы не знаем нужных слов и красок,

Столько было снов и карнавальных масок,

 

Сколько мы гуляли по небес пространству,

Научились, друг мой, только постоянству.

Постоянству памяти и детской боли,

Постоянству судеб и сюжетов роли.

 

Мы не остаёмся, но и не уходим,

Снова ожидание, как видишь, в моде.

Видишь, — улетают времени приметы,

Улетают даже древние обеты…

 

Остаются дом и сад, дорога к раю, -

Я не знаю точно, что я выбираю…

Оставаться в поле, погулять по свету,

Или рисовать летящую карету…

 

ЛОВЕЦ ОТРАЖЕНИЙ

 

Я живу наугад, я живу наудачу,

Ничего для весенней природы не значу –

Заливает дождём, засыпает снегами,

Я хожу, изучая погоду ногами.

От метро Ярославской до улицы Шенкин,

По дороге снимая картинки и пенки.

Тель-Авив и Париж, Петербург и Одесса,

Сколько было любви, столько было и стресса...

 

И по утренним улочкам Иерусалима

Я гуляю налево, направо и мимо.

Мимо белых домов и достойных сюжетов –

Мимо жарких пиров и прохладных фуршетов,

Ради Бог его знает чего и не знаю,

А потом засыпаю. Потом – засыпаю.

 

Я иду мимоходом, живу ненароком,

Каждый день открывается жестом широким –

Открывается занавес, чтобы проснуться,

По пути оглянуться, потом улыбнуться.

А затем закрываются сонные веки

На усталом вечернем одном человеке.

На другом закрываются, после – на третьем,

А во сне мы на небе квадратики чертим,

 

Чтобы после искать наяву и повсюду

Невозможно-волшебное детское чудо.

Я случайный ловец отражений дорожных,

Жемчугами ручьи у рекламы пирожных...

И сигналят машины мне снова и снова,

Принимая меня за кого-то другого.

 

*   *   *

 

Я отпускаю себя на свободу –

Надо свободу давать пароходу...

От наваждения, грусти-напасти,

От виртуального якобы счастья...

От почитанья какой-нибудь жести,

От ожиданья хороших известий,

От перепуга, сомненья и шторма,

От подчиненья начинке и форме.

 

Всё, ухожу, уползу, удираю,

Хватит, не надо ни ада, ни рая,

Дверь закрываю, ворота и окна,

Чтобы душа не разбилась о стёкла.

Вверх, без ветрил, без руля и цепочки,

Тут, на свободе, проставлены точки...

 

Я отпускаю себя на свободу,

В лето, в июль, черноморскую воду,

Вдоль по шоссе, вот отсюда до марта,

Вслед за субботой – неделя на старте,

Вслед за часами – а память не стёрта,

Память у нас высочайшего сорта...

И понедельник звенит, уплывая

На предпоследней подножке трамвая.

 

*   *   *

 

А живу я нынче как-то по-птичьи,

Всё лечу куда-то к юго-востоку,

(Не забыть бы завернуть к водостоку –

Там вода была когда-то в наличьи.)

Небо – вот оно, как было, осталось,

Даже, кажется, тут звёзды пониже.

И собака мне по-прежнему ближе,

И в романтику опять заигралась...

 

Ну и ладно, ну и пусть бы собака,

А ещё найти бы парочку зёрен,

Кот, пожалуй, по-иному проворен

(Тут на птицу намечалась атака).

То есть кот, как вышел от водостока,

Намечал себе собаку и птицу,

Но собака улетела высоко,

Да и птицу не поймать, хоть синицу.

 

Мы теряемся в высоком пространстве,

Зажигая маяки, где придётся.

Тут ещё не пересохли колодцы –

Сохраняется пока постоянство.

 

 

КОФЕЙНЫЙ БЛЮЗ В ИЕРУСАЛИМЕ

Поэту Игорю Бяльскому

 

Кофейня, пальмы и звон мобильных на переходе

Во двор направо. Ты одеваешься по погоде.

Но вырастают  – как кипарисы и даже росы –

На тему «кто ты?» твои сомнения и вопросы.

Ну, натурально, ты бог и царь, и простой садовник,

Плати налоги, люби семейство, сажай крыжовник,

Смотри на небо, не забывая смотреть под ноги.

Хотя убоги, но есть надежда, что мы – как боги.

 

И зажигаем такое пламя, что ночь бледнеет,

Смотри – меняет свои одежды небо над нею.

А по субботам, когда звезда за собой поманит,

Задёрни шторы  – и лампа светится как в тумане…

Кофейня, пальмы, земля, песочница и качели.

Весна начнётся как на картине у Боттичелли –

В стране, где вечно растут оливы, цветы и цены,

Весна приходит в кофейной пене обыкновенно.

 

Обычно спросит: «Ну что, дружище, сегодня – как ты?

Устал, наверно, от бесконечной осенней вахты?»

Тут и зима превратилась в осень, февраль ноябрьский…

Ты завари из кофейных зёрен напиток райский!

Кофейной чашечке даже блюдце не помешает,

И если ложечка пену нежно перемешает –

Тогда забудешь, что осень ждёт на твоём пороге

На красно-жёлтой, на бесконечной своей пироге.

 

Пока играет вечерним светом весна в бокале,

Дорогой этой идти к рассвету мы не устали.

 

Я обещаю вам присниться

 

Я обещаю вам присниться,

Сказать, что всё уже в порядке,

Что расцветают флоксы в Ницце

И помидор растёт на грядке.

 

Мы не расстанемся вовеки,

Покуда сны идут пунктиром,

Мы, как французы или греки,

Гуляем морем или миром…

 

О мой сеньор!

О, донна Анна!

На сей рассохшейся гондоле

И на земном воздушном шаре

Забудем о сиротской доле.

 

В конце концов, владеет миром

Лишь тот, кто радости подвержен

Тогда не будет он повержен

Ни сном, ни выстрелом, ни пиром.

 

Он будет сдержан от природы,

Которая всегда летает

И ветер бабочкой болтает

О чём – не ведают народы.

 

Так вот: покуда ночка длится

Или, возможно, на рассвете –

Я обещаю вам присниться,

А Вы мне что-нибудь ответьте...

 

Пора прощаться

 

Пора прощаться, но зачем-то всё здоровались,

Слова зачёркивали прежние слова…

Среда, базар. Такси. В блокноте новый лист.

Кружится мир или кружится голова…

О чём печаль? Базар шумит как море Чёрное,

Звезда вечерняя и дел невпроворот.

И разлетается картошечка печёная

В другой возможный от сюжета поворот.

 

А выходя за грани мира ненаглядного,

На пять минут, чуть-чуть, "забыться и заснуть"–

Мы оставляем пыль и тишину парадного,

Салат, гарнир и остальную жизни суть…

Вернёшься утром, проявить к судьбе внимание,  –

И в мироздании как будто бы покой…

Ты забываешь лета нежные названия,

Не угадать уже, кто тут кому на кой…

 

***

 

Пески песками о песках вздыхают пьяно

какая песня на ладах и без баяна

какая тайна подступает к изголовью

а как сказать так и скажи любви любовью

такие пяльцы у тоски для вышиванья

что розу красную легко бы на прощанье

но роза белая в пустыне не сгорает

пустыня светится и голос замирает

что за аккорды у сегодняшних гармоний

какой озноб мои предчувствуют ладони

и ветер , а ты стоишь и смотришь вдаль на все на это

а что пески колючий куст и жаркий полдень

так сон полуночный наутро непригоден

но роза белая подходит к изголовью

и ты твердишь себе опять любви любовью

 

***

 

«ЧЕЛОВЕК – ЭТО ВОЛНА В ПРОСТРАНСТВЕ»

Календарь майа

 

А начинается волна прозрачным ветром,

И укрывается потом беспечным фетром,

Так, словно бродят где-то фетровые шляпы –

И мирозданье к ним протягивает лапы...

Волна летит, как птица-тройка, наудачу,

А мирозданье пересчитывает сдачу –

В одном созвездии напишут в книге судеб,

Что человек суду земному неподсуден,

Что начинается планета с колыбели,

С того, какую колыбельную напели,

В другом – расскажут о космическом гражданстве,

О том, что каждый человек – волна в пространстве….

Мы перечитываем жизни постепенно,

Но не учитываем, что они нетленны...

Они взлетают, словно бабочка в полёте

И остаются навсегда в рисунке плоти.

Но, если всё-таки по-честному признаться,

Всегда уходит то, чему нельзя остаться –

Хоть на картине, хоть в альбомном постоянстве –

Всё потому, что человек – волна в пространстве…