НИЧТО НЕ ДАЁТСЯ ТАК ТРУДНО ДУШЕ, КАК СТИХИ...

- Одесса живёт во мне как свет, как волшебная земля, на которой ничего не исчезает: ни родные, ни друзья, ни мои любимые соседи по коммуналке, которые растили меня как бабушка с дедушкой. Там и мои учителя, и школа с сияющими окнами и мраморными лестницами, и двор с синим квадратом неба, и виртуозно играющая этюды Шопена соседка... Одесса - это обещание счастья, удачи, алых парусов и попутного ветра. И, поверьте, всё это в ней есть, как есть подтекст в большом произведении. Только нужно уметь его увидеть, - выплеснула свои чувства, давая одно из интервью в Одессе, Вера Зубарева.

Литератор, профессор Пенсильванского университета, кинорежиссёр и т.д. и т.п, но всё это привходящее, главное - она одесситка. И чувствовала поэтому то же, что чувствует любой одессит, снова оказавшийся в Одессе-маме после разлуки. Да и та радовалась дочке, одаривая её солнцем, врываясь в лёгкие с детства привычным солёным черноморским воздухом. Встречи с местными литераторами и журналистами, интервью газетам и телепрограммам http://verazubareva.net/Vera/?page_id=287

А вот- новость, волнительная особо: она, американка, но уроженка Одессы, стала лауреатом Муниципальной литературной премии имени Константина Паустовского в номинации "поэзия".

Поздравляя своего автора с высоким творческим признанием, "Кругозор" наряду с подборкой её стихов помещает в поэтической рубрике "СТРОФЫ" также интервью, данное Верой Зубаревой одесскому радио, и  иллюстрированное для воспроизведения его в интернете видеокадрами.

Итак, слушайте смотрите, читайте:

*     *     *

Вера ЗУБАРЕВА (США, Пенсильвания)

*  *  *

Евгению Голубовскому

Ничто не даётся так трудно душе, как стихи.
Особенно те, что растут из неё, а не сора.
Я снова иду, приглушая немного шаги,
И ждёт меня свет за дверями в конце коридора.
Войду, расскажу, что с утра небеса развезло,
И было по ним продвигаться задачей нелёгкой.
Что рельсы двустиший упёрлись в туман, как назло,
И выйти пришлось на какой-то другой остановке.
А там - бездорожье, и всё незнакомо опять.
Бродила, и слякоть одну развезла по тетради.
А он мне в ответ: "ничего", - мол, "стихи написать -
Не жизнь бередить. И столетья, бывало, не хватит".
И выудит вечер из облака рыбку-звезду.
И спустимся в жизнь мы на лифте, и буду я праздно
Пирожное с чаем вкушать в той столовой внизу,
Садиться в трамвай и вздыхать,
Что в стихах - всё сложнее. Гораздо.

* * *

Мне снится возвращение домой:
Потемки, перепутанные вещи,
И по музею паутин и трещин
Разгуливает лунный свет хромой.

Я - в комнате. Я вновь ее жилец,
Безвременно и заживо уснувший.
И образов отравленные пунши -
Как множество сатурновых колец,
Которые вот-вот его задушат.
Предметы детства смотрят из чернот
Немого фильма, чей отснятый ролик
Открыл мне новый дубль и эпизод,
Как будто прошлое сменило облик.
Какие разветвления судеб
Я отыщу в раскопках прежних комнат?
Чей одинокий медленный ущерб
Всплывет как ностальгирующий опыт?
Куда вернусь? В какое из пространств,
Неведомых, непознанных, но бывших?
Кто в том окне плутал, где свет погас?
Кто ночью дождь выстукивал на крышах?
И снова тени памятных страниц
На многомирье расщепляют время,
И нелинейный странник - мысль-Улисс -
Судьбы-мигрантки множит направленья.

* * *

Я живу вблизи океана - дикого зверя.
Он срывается ночью и пенится гривой лунной,
Прогибаясь до впадин, где рвутся морские артерии,
Выгибаясь до хруста коралловых позвонков со шхунами.
Я живу в лагуне печалей - тёмных энергий
Там, где чайки стучат по утрам железными клювами,
Отдирая моллюсков, приросших к жемчужницам нервами,
И пузырятся крабы, сплавляясь с медузами бурыми.
Там шторма накреняют строку в направленье непознанном.
Хлещет соль из пробоин попавших в крушение раковин.
За пределами ветра покой расширяется звёздами,
И как купол расписана в центре  тетрадь Зодиаком.
От тебя до меня только адреса взлётные полосы.
От меня до тебя быстро скомканный лист в междометиях.
Продвигаюсь к тебе по его измятому Мёбиусу,
Где пространство в изломанном времени тянет лямку бессмертия.
Мне туда, где всё за полночь, заживо, заново,
Где начало страшнее конца, и к свободе зависимость,
В ледниковый период страницы, где в белом всё замерло,
Ожидая, чтоб ноль растопила священная письменность.
Мне туда, разбиваться о скалы - о прошлые памяти,
И откатывать к тёплому, сонному… Берегу? Берегу.
Он поклонник наплывов моих. Но ему не объять меня.
Я живу вблизи океана, дикого зверя…

* * *

Что-то чайка на песке начертала
И унёс прибой письмо
В вечер,
Всколыхнулась глубина вдоль причала
С поплавком луны в звёздным вече.
То ль фрегатом, то ли греческой вазой
Облако росло в лунных складках.
Ветер дунул, контуры смазал,
Навсегда оставив загадкой.
Завихрили по песку тени
Улетевших птиц, мореходов,
А прибой беседовал с теми,
Кто зажёг по ним звёзды в водах.
 
* * *

Ветер с утра запустил облака воздушными змеями.
Волн паруса раздуваются чудо-фрегатами.
Нет ничего зыбучей прибрежного времени
И постоянней пространства морского с возвратами
Белой воды в пузырях, и вишнёвого солнца.
По расписанью взлетает -
Шторм ли, осадки…
Смотришь - уж четверть его над водой остаётся.
Запад луга подстелил ему. Мягкой посадки!
Серые птички, как моль разлетаются в газовых брызгах.
Их не привлечь нафталиновым цветом прибоя.
Берег исклёванный, раковин чёрствых огрызки,
Чайка на блёстке волны, где свеченье рябое,
Сфинксом глядит в запредельные дали. Там рыба
Мир омывает своим плавником, и серебряный эллипс
Тела её - в чешуйчатых созвездьях. Как Либера
Царства подводного, всходит в лунных поверхностях
Вод океанских. В неводах спутанных водорослей
Образы древних земель колышутся глухо.
Ими усеяны будут просторы, что после
Выйдут из тёмных воронок раковин луковых.
Ночь в океанской чернильнице бредит разливами,
Словно из детских размеров её окончательно выросла.
И проливают на сушу её ветра торопливые,
Лишь оставляя пробелы, что станут папирусом.

* * *

То ли ночь за облаками
То ли космоса проём.
В медном солнце древний Таллинн -
В древнем солнце медный сон.
Ты плывёшь в его теченьях,
Разветвляешься строкой.
И янтарное свеченье,
Как медовое печенье
Над молочною рекой.
Округляются озёра,
Словно детские глаза,
Или губы фантазёра,
Что без страха, без разбора
Выдувают чудеса.
Шлейфом образы и лица
Изменяющихся форм.
И цветёт твоя страница -
Небывалая столица,
То ли космос, то ли сон…

* * *

Лунный свет бродил по берегу,
Гребни тёплых волн очерчивал.
Карту  сказочной Америки
Рисовал прибой подсвеченный.
Спали дети в дальних странствиях.
Покрывалось небо звёздами.
И в его безбрежном царствии
Только боги были взрослыми.
То и снится, что аукнется
В памяти, где мы - вчерашние.
Где уводит к морю улица
Чуть запавшей чёрной клавишей.
Там сидим на побережье мы,
Временем не опечалены,
И следы детей по-прежнему
Скачут буквами печатными.

* * *

Дверь толкни и входи, не стой
Не прислушивайся, как дует
Ветер в комнате полупустой.
Там никто не живёт, не думай.
На столе тот же луч косой
Та же ваза со дня рожденья.
Тот же час на часах - шестой.
И вдоль кресел - две наших тени.

 

Отпуск

Здесь - как в раю.
Время стоит в зените,
Россыпи света вокруг голов,
Ни единой тени,
Капли воздуха с эликсиром сна…
По его орбите
Совершается вечный круговорот материй.
От земной до небесной тверди -
Полшага с пирса.
Тело движется со скоростью
Прямолинейного равномерного.
Душа - никогда. Поэтому ей не спится.
Тело с душой -
Всё равно, что пространство со временем.
То ли небо над морем,
То ли море над небом повисло здесь.
Серебро от взлетающих рыб… Им завидуя,
Гребни волн облаками запенились.
Что влилось то и вылилось
На равнину песка,
Там, где дюны взошли пирамидами.
Здесь сильней ностальгия
По неразрешённости вечера,
По живому текущему небу,
По оползням строчек.
Под зонтом абажура
Тетрадь обсыхает. До вечного -
Только мыслью подать. Но какой?
Вот вопрос, что сознание точит.
Я смещаюсь туда.
Фиолетовых сумерек выжимка,
Быстрый сон о тебе,
На песке - окаёмка грусти
От волны откатившей,
Где чайка прошлась обиженно.
Вот и всё, что осталось
От отпуска длинной рукописи.

Зарисовка

А у кромки воды,
Там все люди становятся птицами,
И вдыхает Лузановка
Солью пропахшее небо.
Этот берег - в ладони песок -
Снова снится мне,
И колышутся жизни
В сплетениях памяти-невода.
Побережий пески -
Словно древних морей мемуары.
В склепах раковин,
Тёплой водою подсвеченных,
Только тени усопших моллюсков
Да йодистый траур,
Да личинки как мумии
Между прахом и вечностью.
Я иду и иду
По осколкам закатного зарева.
Волны катятся, словно пустые бутылки.
Это я их сама с побережья другого отправила,
А теперь вот встречаю у сна на развилке.
Прямо двинусь - проснусь;
Влево - встретит жужжанье сирен,
Мидий лодки подводные в тине
На тлеющих горках добычи;
Вправо - полые крабьи доспехи,
Да солнце, давшее крен,
И оборванный след на песке
То ли твой, то ли птичий…

* * *

Пролились из пространства чернильные сумерки,
Потекли по домам, по деревьям.
Облаков незаконченные рисунки
Плывут по небесным галереям.
То птица крылом налету подправит их,
То ветер отточит.
Всходит ночь по звёздному гравию.
По обочинам
Древней суши движутся тёмные смеси,
Плещут о смутное.
Затвердела литера месяца.
"И было утро", -
Выводит, в ночь обмакнув оперенья,  Феникс.
На столе моём лист свернулся, подобно Мёбиусу.
Вот и строчка, попав в его полимерность,
Вьётся в нём по его подобью и образу.
День восьмой.
За бортом семидневное чаянье.
Полный невод тумана и образов ломких. 
Вспышкой свет прояснил лишь начало в Начале.
И опять со свечою бродить в потёмках…

Ave

  "Ave" одновременно означает "привет" и "прощай".
        /Из разговора/
Змеенье виноградных лоз из детства.
Царит вчера, пока забрезжит завтра…
Руно из лун рассыпала Одесса,
Сиреной зазывая  аргонавтов.
А Одиссея снов одна и та же -
Летучих парусов неясный призрак,
Песок у кромки в тёмных звёздах влажных,
И колдовство берегового бриза.
А паруса - над городом, над морем,
Над звёздами… Над звёздами? А что там?
Там дуб зелёный с вечным Лукоморьем
И книга жизни с жёстким переплётом.
- Лети, лети! -  зовёт на скалы сердце,
Чтоб выпал ритм из его оправы.
Штормит единство действия и места.
А город переводит: "Ave!".

* * *
В дождь сильнее привязанность к дому,
Дольше улицы вьются к теплу,
Придается значенье подъему
И разрытой трубе на углу.
В дождь все земли приходят к единству
По слезе, по струе, по реке -
По земному размазавшись диску -
И молчат на одном языке.
Как с педали не снятая нота,
Резонируют капли в окно.
В дождь всегда вспоминается что-то,
Что, казалось, просохло давно.

* * *
Где загорали вы? В Италии,
На склоне года, в ноябре,
В предместье Рима - в той дыре,
Что и названья не слыхали вы,
Что и на карте не сыскали б вы -
В такой невиданной мечталии
Я загорала в ноябре.
Сияли глянцами магнолии.
Всё было так, как говорю.
И тосковала я не более,
Чем принято в сием краю.
И восхищалась я: в Италии
На этом самом берегу
Я ль очутилась, я ли, я ли, я!..
И плыл обернутый в фольгу
Кусочек жизни в поднебесье
Туда, где нет уже тепла,
Где я была,
Где быть могла -
К далекой, дорогой...
К Одессе...