НУ, ЗДРАВСТВУЙ, МИЛЫЙ-ДОРОГОЙ!

Я тут, жива-здорова вроде.
Ну здравствуй, милый-дорогой!
Поскольку руки не доходят,
одною левою ногой
пишу, что я живу тяп-ляп,
шаляй-валяй под настроенье,
тружусь на нивах и полях,
по грудь в бычках и удобреньях;
свекровь – змеюка, свёкр – шакал,
и вечно чем-то недоволен,
а муж конкретно задолбал.
Hачальник – вепрь. Ребёнок – в школе
вовсю валяет дурака
четвёртый год в девятом классе;
Hе поднимается рука
его ремнём подразукрасить..
Но тут привычная среда.
Отсюда (хоть упрись рогами)
я не уеду никогда
(ну разве что вперёд ногами).
Хочу тебя увидеть вновь
хоть на чуть-чуть, хоть на мгновенье.
Ведь ты же – Первая любовь.
(о ней писал И.С.Тургенев).
В семье надзор как в ФСБ,
уже терпенье на исходе,
и руки тянутся к тебе,
вот только ноги не доходят.

 

***

 

В синем старом лыжном свитере,
выходила на Неву..
Я жила когда-то в Питере,
а теперь вот не живу.

Там вода от ветра щурится,
небо – серая броня.
И Гороховая улица
не скучает без меня.

Свитер толстый, мамой связанный,
шерсть как печка, горяча.
Я ведь тоже не обязана
огорчаться и скучать.

Без особенного рвения,
жизнь обычную веду.
Только в редкие мгновения
представляю, как иду,

обращая к ветру резкому
удивлённое лицо,
по заснеженному Невскому
мимо сказочных дворцов.

Нити те, что с прошлым связаны,
всё равно не оборву.
Только знаю, что два раза нам
не войти в одну Неву.

 

***

 

Homo Homini Lupus Est

Ах, господа, ведь вы не звери
друг друга жрать в один присест.
Вы ангелы! Я твёрдо верю!
....А lupus слушает, да ест.

 

***

 

С лицом измученным и серым,

на белой смятой простыне,

как жертва бешеной холеры,

лежит коленками к стене.

 

Протяжно стонет, как при родах,

трясётся градусник в руках.

Вся скорбь еврейского народа

застыла в суженных зрачках.

 

По волевому подбородку

струится пенная слюна.

Он шепчет жалобно и робко:

"Как ты с детьми теперь одна??.."

 

В квартире стихли разговоры,

ночник горит едва-едва.

Темно...опущены все шторы..

У мужа тридцать семь и два.

 

***

 

Не смотри на меня, босоногая кошка.

Не пекись о моей некузявой судьбе.

Я ведь тоже бродячая кошка немножко,

Потому что гуляю сама по себе.

 

Не гляди на меня, шерстяная малышка.

Дай я лучше за ушком тебя почешу.

Я ведь тоже, бывает, как сцапаю мышку!

Поиграю немножко, потом задушу.

 

И хотя я в приметы не очень-то верю,

Но признаюсь тебе, что боюсь, как огня

Равнодушного страшного сильного зверя,

Что однажды бесстрастно задушит меня.

 

***

Остывает в синей кружке чёрный чай,
я за стол сажусь и правила учу:
Мне по правилам положено молчать.
Я послушная – поэтому молчу.
Хоть с берёзы оборви последний лист,
хоть иглу сломай несчастному ежу,
хоть пытай меня бессовестный фашист  –

ничего тебе, фашисту, не скажу.
Не пытайте: "отчего да почему".
Ночь безмолвствует, безмолвствует народ.
Так молчала безответная Муму,
под корягою воды набравши в рот.
"Не лепи" – учила мама, – сгоряча,
ибо хуже будет вскорости самой".
Мы ягнята, нам положено молчать,
мой хороший,
мой хороший...
мой не (мой)....

 

***

 

За окном чернеют ели, вместо снега серый мрак, из насиженной постели мне не вылезти никак. Не оглянешься – и святки. (так сказал один поэт). У меня дела в порядке – воли нет и счастья нет. В небе лунная дорожка, а по ней идёт луна, и сиреневая кошка приуныла у окна. Небеса над головою. Сердце, в прошлое летя, то как зверь порой завоет, то заплачет, как дитя. Я плачу всегда без сдачи и смирению учусь. Отчего же я не плачу? – Оттого, что я смеюсь. Жизнь идёт и всё в смятенье, только в гулкой пустоте не садитесь на колени безобразные не те! Приходи ко мне, Глафира, раздели со мной обед. Погляди – стакан кефира и пятнадцать штук котлет. Приходи ко мне, Гертруда, да испей со мной вина. Я ещё живу покуда, и представьте – не одна. Почитаем Эврипида и про страшный дантов ад, поболтаем, как хламиды в окружении монад. Под изящные беседы незаметно жизнь пройдёт....
Море, сны, субботы, среды....смотришь – там и Новый Год....

 

***

 

Ещё пока дела в порядке,
дни беспечальны и легки,
жую в "Минутке" пирожки,
и в разлинованной тетрадке
пишу дурацкие стишки.
Ещё иду,кольцо со змейкой
крутя на пальце на ходу.
Мне завяжи глаза – найду
и у Казанского скамейку
и горку в Сашкином саду.
Вот старый домик в треуголке,
вот пёс приблудный во дворе.
И колют памяти иголки.
Разбилось время на осколки
в моём волшебном фонаре.

 

***

 

Когда мы встретимся с тобою
через каких-то тридцать лет,
я буду бабкою седою,
ты будешь – старый лысый дед.
А может ты не будешь лысым,
а будешь, например, хромым;
Мы встретимся под кипарисом,
или под яблоней, где дым,
а может под другим растеньем;
Я буду толстая, в платке;
С тобой столкнёмся днём весенним,
или осенним. Налегке.
Или, к примеру, с чемоданом
ты на вокзале выйдешь вдруг,
проездом из Биробиджана.
А я – проездом в Кременчуг;
Ты не прошепчешь мне : "Родная,
ты хороша и молода."
Ведь мы друг друга не узнаем,
и разойдёмся.
Навсегда.