Огонь, воды и медные трубы

Мое появление на свет сопровождалось протестным трехдневным ревом, прерываемым минутами кормления.

- Привет, юный одессит! Я вас понимаю: сидеть в утробе матери на всем готовом куда приятней, чем беспокоиться о хлебе насущном, - заявил доктор, принявший роды.

После его слов, поняв безвыходность своего положения и устaв от длительного протестного крика, я заснул и проспал три дня. Конечно, у меня не осталось в памяти ни одной минуты первых дней моей жизни. Это воспоминания моей матери.

Ожог обиды

Мне казалось, что жизнь это беззаботное веселое время развлечений. Помню, как я убегал от своей няни Вали, которая заствляла меня съесть сочный персик. Она просила мою мать разрешать нам погулять тiлько до дюрки (до ворот).  На самом деле мы ходили в Александровский садик, где она кокетничала с молодым лейтенантом. Почему-то ей хотелось быть старше своих лет.

- Да, я дама и это мое дитя!

- Оно дым любви от уже угасшего костра ?

- Да! Ведь нет дамы без огня!

- А нельзя ли прикурить от вашего огня, краля-Валя?

 И вдруг черный раструб громкоговорителя, установленный в Александровском садике сообщил о войне. Мне показалось, что внимание ко мне у взрослых погаслo.

Я подошел к своему дворовому другу Алику, который был старше меня на четыре года, и услышал от него: "Беги домой и скажи вашим, что немцы скоро всех вас сожгут!" Я заревел и прибежал к Вале, уткнулся в ее колени, но она, узнав причину моего плача, сказала: "Так вам и надо! Кто помогал устроить голодомор на Украине?"
Я ничего не понял, но почувствовал ожог обиды от самых близких мне людей и приближающуюся беду. Предательство друзей - что может быть обидней и больней!? Конечно, тогда я не понял - кто я и в чем виноват. Да и сейчас, после сожжения заживо в артиллерийских складах евреев Одессы, своей вины не осознаю в устроенном Сталиным голодоморе, во время которого от голода погибли две мои тетки в поезде "Одесса-Киев".

 Хотелось бы спросить Алика: какое счастье принесли ему фашисты, которых, видимо, ждала его семья? Что можно было у меня взять, кроме одноглазового плюшевого мишки, которого не захватили с сообой в эвакуацию.

Я помню, как моя мать вела меня в бомбоубежище, а город горел, пепел хлопьями падал под ноги. Какая-то девочка в бомбоубежище плакала и кричала: "Мама, я боюсь!" после каждого разрыва бомбы. Одесса пылала. Я смотрел на пожары испуганными глазами пятилетнего ребенка, но ожог обиды был сильнее испуга от пожара. Нет, пожары это не шуточная песня одессита Утесова: "сгорел ваш дом с конюшней, когда пылало все кругом! А в основном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!"  Скорее это его песня "Каховка"-"… гремела атака и пули свистели, и ровно строчил пулемет. И девушка наша в походной шинели горящей Каховкой идет!"

Испытание голодом и водой

Мы эвакуировались в Киргизию. Нашлась работа для моей матери. Её пригласили работать в детском доме. Она взяла в детский дом и меня. Там у меня появились друзья: Шкелетик, Дистрофик, Щетинка. Конечно, это были прозвища, но они отражали внешний вид малышей. Однажды Щетинка подошёл ко мне и доверительно спросил:

- Жрать хочешь?

- Спрашиваешь!

- Я сразу догадался. Видишь, какой я умный! Я тебя угощу! Давай сделаем нож, чтобы сало резать. У меня есть гвоздик. Мы его расплющим и наточим на кирпиче.

Мальчики приготовили самодельный ножик и пошли добывать сало. Свинья Грация мирно спала в углу двора. Я сел ей на спину по рекомендации Щетинки, а тот, уверенный в своём замысле, попытался самодельным ножиком отрезать от Грации лакомый кусочек. Свинье это не понравилось. Она вскочила и с обиженым хрюканием понеслась по двору. Я скатился в лужу с ее спины. Это был мой первый в жизни опыт верховой езды, увы, неудачный! Щетинка горевал и обвинял в неудаче меня: ты не смог удержать свинью, пока я отрезал сало, дохляк! Лучше бы я взял на помощь Дистрофика.

 У Щетинки неожиданно возникло желание ловить рыбу в неглубоком пруду. Он увидел, как каждое утро старик-киргиз забрасывает в пруд сачок и ловит две-три рыбешки. Он предложил мне сесть с ним в лодку утром и ловить рыбку. Сачка у нас не было. Щетинка потребовал, чтоб я спрыгнул с лодки и посмотрел где плавает рыбка, а он рубашкой их будет ловить. Рубашку он снял и завязал узлом рукова. Я спрыгнул и оказался на дне пруда, но вместо рыбок спугнул лягушенка. Далее я ничего не помню. Киргиз рыбак меня спас. Он добежал в чем был до середины пруда и вытащил меня на берег, вытряxнул из меня воду, которой я успел наглотаться. Щетинка был очень недоволен мной:- "Не только рыбу не поймали, а и из за тебя мог обеда лишиться!"

- А что бы ты сказал воспитательнице, если бы я утонул?

- Я его учил плавать, а он испугался лягушенка, которого я купал в воде. Известно, что лягушата снимают бородавки. Я им лечу ребят за пайку хлеба. Он сам пошел на дно, чтобы добежать до берега и пожаловаться своей маме.

Медные трубы

Мои медные трубы это не трубы славы. Это были настоящие медные и латуные трубы, используемые для изготовления гильз или поливки полей. Я поступил рaботать подручным прессовщика на кольчугинский завод  по обработке цветных металлов давлением. Моей задачей было подцепить длинным металлическим прутком раскаленный до белого свечения прессостаток и отбросить его от гидравлического пресса в специальный ящик для прессостатков. Все просто, но когда за смeну этот процесс надо повторить 400 раз, а прессовщик командует: поторопись иначе не выполним норму. Есть такая поговорка: пот застилает глаза. Я не понимал раньше смысла этой поговорки. Рукавицами я каждые три минуты протирал свои глаза, болела спина, подгибались ноги. Я спросил у прессовщика: что делать со спиной- не могу разогнуться. Он ответил: нужна привычка, до свадьбы заживет! Я подумал до какой свадьбы заживет, когда я не могу пойти в клуб на танцы: ноги подгибаются от усталости. Труд сделал из обезьяны человека, а вот o работe у гидравлического трубного пресса такого не скажешь! Такая работа своей безисходностью может человека превратить в горькую пьяницу, который будет похуже любой обезьяны. Прессовщик пожаловался мне, что после ремесленного училища он много лет поработал на моем рабочем месте. А ведь купец А. Г. Кольчугин, который основал этот завод в 1871 году, платил за тяжелый труд большие деньги, а теперь платят не за труд, а за ответственность за сохранность оборудования: главный прессовщик, цеховой мастер получают куда больше разнорабочего, на котором держится вся цеховая работа. Так что выбирайся в начальство, учись!

- А Вы почему не учились?

-  Мне мой отец советовал: мы потомственные киржaчские рабочие- самоварщики. Нас пригласил на свой кольчугинский завод еще купец  А. Г. Кольчугин. Оставайся потомственным рабочим: не в свою лужу не садись! Эта лужа теперь не первой свежести. Там живут одни пиявки. Они-то сосали кровь из нашего директора Евгения Ивановича Пархоменко.  Мы его любили. Он старался для рабочих: организовал дом отдыха "Копылки", закончил строительство лворца культуры, двухэтажной бани. В 1937 году его расстреляли, как растратчика и врага народа. Директором прислали нам Петра Фадеича Ломаку. Мы его не любили. Когда из Москвы прислали комиссию во главе с Борисом Михайловичем Жорно и комиссия шла по нашему цеху, то на Ломаку сбросили ведро с соляркой с цехового мостового крана. Ведро пролетело мимо и этот случай замяли по просьбе Ломаки,  который ждал перевода в Москву на должность замнаркома.

Да я еще поверил в то, что учение Маркса Ленина верно: рабочий класс это гегемон и ему принадлежит все! Теперь то я понял: ни Маркс, ни Ленин не были в шкуре рабочего. Их руки не знают мозолей от работы. Бесплатная медицина, oбучение, дешевая квартира- созданы за счет нищенской платы за наш труд. Их учение есть обман для прикрытия жестокой эксплуатации государством беззащитного раба, лишенного права на протест! Когда рабочий трудится на честного предпринимателя, то у него возникает чувство сопричастности к общему с хозяином деле. Нет у рабочего классовой ненависти к якобы его эксплуататору. Конкуренция на рынке товаров и услуг толкает их к объединению. Хозяин и рабочий не хотят разорения, банкротства, гибели их труда. Когда рабочий трудится на государственном предприятии, руководимым присланным управленцем, то возникает ненависть к управленцу, как надсмотрщику за рабами. Зависть тунеядца есть та сила, которая питает национализм, терроризм, коммунизм.