Вкус, знакомый с детства

Сегодняшний день еще не начался, а я уже на него обиделась. В нашем большом доме, который мы с моим мужем построили для себя и нашего сына, я живу сейчас одна, не считая, как у Джерома-Джерома, нашей собаки. Сын уже взрослый и здесь бывает редко,    муж полгода назад куда-то переехал, точно даже не знаю куда.

Центр притяжения нашей семьи ушел от меня куда-то хорошо в сторону.  А может, я никогда и не была этим центром? Я хожу по  пустому дому в пижаме и изо всех сил стараюсь забыть свой сон.

Всю ночь я искала выход. Но его не было.  Я пыталась вырваться из замкнутого пространства, но везде натыкалась на таблички "Нет выхода", "Нет выхода".

Говорят, психологи настоятельно рекомендуют  заменить эту формулировку на другую, с позитивным смыслом,  где бы говорилось о том,  что выход, конечно, есть. Просто он в другом месте. Хорошо бы еще понять, где.

Я бегала по нашему дому, в моем сне он был почему-то бесконечно огромным. В конце каждой комнаты оказывалась следующая. И везде таблички: "Нет выхода"…

Почему-то я упала и поползла, подтягиваясь на руках, а ноги мои, как у тяжело раненого,  беспомощно волочились по полу…

На рассвете я проснулась и, как всегда, стала думать о своей жизни. Подруг у меня давно уже нет. И не потому, что я, как Людмила Прокофьевна Калугина,  их "извела", а потому что просто не нужны мне они. Есть сестра, приятельницы, с кем можно поболтать или сходить  куда-либо, куда мужчины ходить не любят.  А они, вообще, никуда ходить не любят. За исключением тех случаев, когда они находятся в активной половой фазе. Как Луна в фазе роста. По-моему, именно в это время она похожа на кружок от буквы "Р".

Вот и мой муж часто бывает как та самая буква, когда в очередной раз  растет и на моих  глазах крепнет его очередной роман. С кем  сейчас  - какая уже  разница?

Все проходит. С годами понимаешь, что проходит плохое, проходит и хорошее. Надо  уметь смотреть дальше. Это как необходимый навык водителя - уметь смотреть вдаль и широко по сторонам одновременно.   Я, кстати,  люблю такую вещь, как  боковое зрение. Оно мне часто помогает. Ну например, боковым зрением я замечала, как мой муж читает  сообщение у себя в телефоне. Потом он незаметно кладет телефон в карман своего шерстяного халата, который я когда-то ему подарила на Новый год,  и идет в туалет. Правильно, комнат в нашем доме много,  но единственное место, где он может закрыться на законном основании,  - это туалет.  Так было еще недавно. Но сейчас это уже меня не касается, мы разъехались, вернее, Саша ушел от меня.

Странно. Моя профессия - сценарист. Мой удел - неуспешный сценарист. Я окончила сценарные курсы, но по моим сценариям фильмы не ставят.

В своем воображении я пропустила через себя сотни чужих судеб, я поднимала людей с пепелища их порушенной жизни, сводила их вместе после предательств, разлучала как бы навсегда, а на самом деле на  год, бросала их друг к другу в самый неподходящий для этого момент и иногда разрешала им просто пожить спокойной человеческой жизнью. Хотя так бывало редко.

Зрителей не интересует чужая хорошая жизнь. Им интересна чужая плохая жизнь. Проверено на себе, ни одно животное не пострадало. Конфликт - альфа и омега  человеческого внимания к чужой жизни.

Мои сценарии заворачивали многократно и по-разному. Иногда мне казалось, что их даже не читали. Пять лет назад меня свели с одним очень известным человеком. Это был почти блат. С одной стороны стоял мой сценарий, а с другой стороны  - продюсер и, как мне сказали,  хороший человек. Для своих Волчок, а для меня  Иннокентий Модестович.

Я отвезла рукопись и оставила ее  у секретарши. Мне казалось, что если почти блат, то выйти на связь  он должен скоро.  Но это случилось через три месяца, когда я уже перестала ждать. Позвонила, как обычно, очередная девица и  сказала, что Иннокентий Модестович хотел бы со мной увидеться. 

****

"Придет серенький Волчок и укусит за бочок"... Говорят, что его так зовут не потому, что фамилия, а потому что кусает больно.

Он худой, почти седой и весь в морщинах. Я его раньше  видела по телевизору и в фотохронике. Матерой волчьей стати нет, он не волк,  а "волчок". Впрочем, это не мешало ему пользоваться успехом. Правда, бабы у него, как я слышала, были все мусорные - из профессионального окружения. А какое там окружение, мне  хорошо было  известно:  за роль или  даже за озвучку… Что? Сами знаете, что. Не говоря уже о сценарии, принятом в работу.

Я решила сделать так, чтобы ему сразу стало ясно, что я тоже могу, если  захочу,  но я не из тех, я - другая. Свой внешний вид я продумывала так тщательно, что даже забыла, зачем, собственно,  я встречаюсь с этим Модестовичем.

Строгость и ненавязчивый сексапил, холодноватая отстраненность настоящей леди и свобода творческой натуры  - это были  главные краски, которых я решила придерживаться. Одно должно пробиваться сквозь другое, провоцируя интерес и желание задавать вопросы. На которые я не даю ответа. 

Брючный костюм отменяется, потому что "остообрыдл". Люблю этот качественный эвфемизм. Мини тоже не хочу: не в тему и коленки уже не те.  У меня будет удлиненная юбка-карандаш и светлая блузка. Блузка будет чуть расстегнута, но безо всяких намеков и "дорожек между грудями", просто, чтобы подчеркнуть небрежность общего облика.  Погоду  сделают, как и всегда в моем случае, аксессуары. Это будет коньячного цвета сумка и такой же ремень со здоровенной, золотого цвета, пряжкой, который должен свободно болтаться у меня на бедрах, ни в коем случае не затягивая талию, или вернее то, что от нее осталось.

Встреча  была назначена  на  пять пополудни. В тот день я встала в шесть утра, проводила мужа на работу и только после этого начала готовиться, потому что не хотела, чтобы он знал о предстоящей мне встрече. Если получится, - будет сюрприз, когда я небрежно сообщу всем своим о том, что мой будущий фильмец оторвали с руками. А если не получится, то будет меньше соболезнований.

Итак: утренний душ, шампуни, лосьоны, фен. Маска на лицо, полежать, расслабиться, смыть.  Основа под тон, сам тон, тени двух цветов (почему не трех?) и - растушовываем, господа, растушовываем,  как говорит один известный визажист. Растушевали. А теперь все к чертовой матери смываем. С такой мордой только на углу двух улиц с профессионально обнаженной коленкой стоять.

Теперь начинаем все сначала. Только на этот раз уже очень умеренно. Светлый  тональный крем, прозрачные серебристые тени, на губах - только блеск.  Волосы на макушке  демонстрируют дурной нрав, они не стоят, не лежат, они беспомощно опадают. Я старая жопа, и ничто мне уже не поможет. На пластику лица, омоложение шеи,  силиконовый бюст  и липосакцию всего, включая пятки, можно даже не тратиться зря.  

Выходя из дому я, как предписывает примета, посмотрела на себя в зеркало.  Только распоследний подлец и женоненавистник  не заметил бы, что я была хороша.

****

Когда-то Иннокентий, наверное, тоже был хорош. Но это было давно. На сегодняшний день в активе оставались морщины, как у любимого Бродским Одена, в которые можно было засыпАть пыль времен, немного темных и много седых волос и длинные тощие конечности. Они ему явно мешали, он поминутно то скрещивал  свои острые коленки, то крупными ладонями с  неестественно худыми, как на рисунках  Шиле,  пальцами обнимал себя за предплечья, или что там находится выше локтя. Поза была выразительная.  Его было много и мало одновременно. В ширину он уверенно стремился к нулю, вся энергия была сосредоточена на освоении новых высот. Может быть не только в прямом но и в переносном смысле тоже. Так за что же его так бабы любят? Я должна это понять. 

Наш разговор еще не начался, а он уже попробовал меня укусить.

- Знаете, лучше ведь выпить кофея, чем не делать ничего, правда? А еще лучше чаю. Хотя это и не в рифму.  Олеся, без сахара, но с лимоном. И не клади его в чашки, лапа. Мы сами справимся. Резать не как в "Аэрофлоте", а нормальными толстыми кружками. Как себе дома делаешь. Понял, цыпленок?

Ну, на мой взгляд, это был вполне оформившийся бройлер. Впрочем, какое мне дело?  Стол был типично канцелярским, но с претензией. Чернильницы (а зачем они ему, хотелось бы знать?) - в виде двух женских торсов с соответствующими подробностями. Он перехватил мой взгляд и ловко ухватил одну из дам за  бюст. Это оказалась крышка. Ниже было неинтересно - все заканчивалось талией.

Он сидел в большом, почти что тронном кресле с высокой спинкой  (к бабке не ходи - комплексы свои лечит), далеко  отодвинувшись  от стола, перебрасывая ногу на ногу и скрестив длинные руки. Было тихо. Я решила, что ни за что не заговорю первой. Хорошо, что на мне был большой мягкий кардиган. Он, как броня, прикрывал меня,  так что  мне было почти  комфортно.

- А давайте мы вон в тот уголок  пересядем?  А то, знаете ли, утверждают, через стол с посетителями  говорить - последнее дело. 

Да. Обидно, когда тебя называют "посетитель". А я так готовилась…

"Уголок" состоял из диванчика,  двух кресел и журнального столика. Там действительно было  лучше. Бройлер Олеся (я остановилась на этой версии)  принесла поднос с двумя здоровенными кружками, лимоном, нарезанным в соответствии с указаниями ("Аэрофлот" бы точно этого не пережил) и конфетами "Коровка", которые в этом кабинете, наполненном картинками каких-то актрис,  фотографиями самого Волчка в бейсболке и за операторской камерой, чернильным прибором с сиськами, смотрелись неуместно по-домашнему.

- Конфетку  берите.  "Коровка". Помните: "Вкус, знакомый с детства". Знают, подлецы,  как  до сердечной мышцы добраться.

- Вы о чем?

- О  конкурирующей фирме. Этот слоган дорогого стоит. Как они нас опередили, до сих простить себе не могу.  Это  должна была сделать моя компания. Я ведь еще и рекламой занимаюсь, может, слышали про мои проекты?

Перечисление  брендов первого ряда объяснило мне многое. Ну конечно, это прежде всего реклама. Креатив, за который платят сотни тысяч долларов.

- Спасибо. Я действительно этот вкус практически только по детству и помню.

- Что ж вы так себя не любите?

- Напротив, очень люблю. Потому и не ем.

Можно было подумать, что я у нему приехала чаю попить. Вот сейчас лимон положу, конфетку съем и откланяюсь. Волчков посматривал на часы. Меня просили не опаздывать, потому что день у него расписан по часам. Это я, как Пятачок, до пятницы была совершенно свободна.

- Давно пишете?

- Давно. А десять лет назад я  высшие сценарные курсы окончила.

- А что так припозднились?

- Это мое второе образование.

- Да, а первое какое?

- Университет, филфак.

- Это что - философский?

- Филологический.

- А я уже удивился, как это вас угораздило, - деликатно хмыкнул в кулак. - Конечно, девочкам нужно поступать именно на филологический. Прекрасное образование.  Супруга-филолог, да еще после МГУ - это красиво.  "Жена -  реклама мужа", - как говорит  моя вторая бывшая. Что-то я на сценарном вас не припомню. Я там долгое  время почасовиком подрабатывал.

- Я проходила дистанционное обучение. Питерский институт кино и телевидения.

- А, ну так бы сразу и сказали! Помните Скотти, нет, ну вы не можете этого не помнить!

- Какая Скотти? 

- Ну Скотти Фицджеральд!  Это же она говорила про обучение игре на фортепьяно по переписке!

Это была первая фраза, произнесенная им  по-настоящему, а не для вежливости. Он с довольным видом скалился, и я начинала  понимать, за что его бабы любят.   А мне после этой фразы  можно было уже ехать домой. Даже не допив чаю с правильно нарезанным лимоном и конфетой "Коровка".

- Так вот, Марина Павловна, что хочу  вам сказать. Писательство это такое дело… Эх, как бы это вам объяснить…  Здесь или голый бизнес или страсть. И то, и другое для здоровья неполезно. Кстати, и для фигуры тоже. Крайне тяжелый разрушительный процесс. Кто идет в бизнес, потом оплакивает свой запроданный талант. Кто отдается губительной страсти, подсаживается на наркотик: хочет славы, признания, а здесь, знаете ли, "ищущим" совсем необязательно "обрящется". Чаще нищета, запои и тяжелая форма мизантропии.   А вот так, чтобы приятно проживать свою жизнь и писать между делом, - не очень получается. И не получится, голубушка, матушка, не знаю, как еще сказать, чтобы вы меня услышали.

- "И никакая я вам не матушка!" -  я начитанно улыбнулась, давая понять, что даже в такой момент сохраняю чувство юмора.

- Ну умница! Я же вижу, что мы с вами на одном языке говорим.  Так вот, "матушка", вы все о сильных потрясениях пишете, людей фэйсом о стол прикладываете,  а страсти-мордасти  у вас, заметьте, ненастоящие, вымученные какие-то. И знаете почему?  Ну смотрите: вы девочка из хорошей семьи -  семья ведь хорошая, правда? Университет, удачный брак, муж хорошо устроен, денег немножко больше, чем у других, а если и проблемы, то это "недвижимость подорожала", куда поехать отдыхать или супруг немножко пошалил на стороне. В общем,  проблемы все серьезные, но из серии "жемчуг мелок". Не обижайтесь, пожалуйста,  ведь это же так? 

- Хочется  попросить у вас прощения за то, что так получилось. 

- Ничего-ничего. По-хорошему вам завидую. Это редко встречается.

- Вам виднее.

- Марина Павловна, я не хочу  повторять пошлятину, насчет того, что "художник должен быть голодным".  Ну разве что если он не бережет, как вы, свою фигуру. Но чтобы описывать чужие страдания, надо самому через многое пройти. С чужого голоса или по нотам тут ничего не споешь. Это не сольфеджио. И простите опять за банальность, но за все надо платить. В том числе и за благополучную, удавшуюся жизнь. Милочка, голубушка моя, не обижайтесь. Не мучайте вы себя и близких.  Мужу-то, поди, по полной достается, когда вы в творческом поиске? Сам знаю, что это такое. Потому давно и прочно один. Формально, конечно. Ну это же невозможно без слез читать: у вас если героиня, то с грустными выразительными глазами и длинной шеей, на которой бьется голубая жилка. И если герой, то обязательно с брутальной мордой и перебитым в детстве носом.  И кругом - сплошные руины, и все плачут на плече друг у друга. И вы плачете вместе с ними. А ведь  самые ужасные трагедии - они из будничной жизни. И самые безысходные слезы - это те, что "невидимые миру". Кто это сказал? Правильно, Чехов. Да и вообще, что тут говорить? Надо просто читать классиков. Все уже написано до нас.  Вы же это лучше меня знаете.

- А что тогда делать нам, несчастным?

- А нам сочинять рекламные слоганы. Например, как этот шедевр: "Вкус, знакомый с детства". Ну здорово, правда? Ах, ну почему это  не я? 

Перед тем, как распрощаться с Волчковым, я все-таки задала ему вопрос о нем самом. Уж больно хотелось узнать, как же ему удается пробегать между струйками.

- Иннокентий Модестович, спасибо за  ваше время. Я, наверное, откланяюсь и пойду.

Волчков с готовностью закивал седой головой.

- Только вот хотела спросить на прощание, а как же вы сами занимаетесь всем этим? Вы успешный продюсер, а это значит - деньги, но вы и как режиссер успели отметиться. А это - какое-никакое, даже произносить неудобно, но какое-никакое творчество. Вы не производите впечатление человека,  справляющего тризну на пепелище своей жизни. И подозреваю,  "жемчуг у вас тоже мелок". Поделитесь, пожалуйста, опытом, как это у вас получается. Где вы? Там, где высокое искусство, или там, где "вкус, знакомый с детства"?  Про мою  рукопись забудем. Я про нее уже все поняла.

Волчков опять перекинул ногу за ногу и  приобнял себя за плечи. Мелькнул "Брайтлинг" на костистом запястье, длинные узловатые пальцы легли на темно-синий кашемир свитера. В таких пальцах хорошо смотрелась бы  сигарета, а еще лучше  -  сигара.  Он молчал и смотрел мимо меня на стену. Я обернулась и увидела большую фотографию: он на каких-то самодельных подмостках, как судья на теннисном корте, сидит в развалившемся треухе и с матюгальником в руках. Изо рта идет пар, морда усталая, но еще нет этих оденовских морщин, и есть какая-то щенячья доверчивость во взгляде. Такими мужчины бывают,  когда сильно влюблены. Я никогда не замечала это у тех, с кем имела дело сама, но видела такой взгляд у тех, кто был влюблен в мою сестру. И это одно из обстоятельств, которые сильно осложняют мои отношения с ней.

- Марина Павловна, вы извините меня.

- За что?

- За все. Я не знаю, что вам ответить: это все так сложно, так больно, что мне не справиться. Я и сам не знаю, что лучше и как надо жить. Открою вам страшный секрет, я давно понял, что этого не знает никто. Все знают, как не надо, помните, как Евгений Онегин? Вот с тех пор ничего не изменилось. Я тоже знаю, как не надо, но сам живу именно так. И плачу за все по полной программе. И вот когда понимаю, что уже ничего не понимаю, что жизнь проходит, а выхлоп - ноль, что все лучшее, на что я был способен, в панике брошено и предано  и что  "поле битвы давно принадлежит мародерам", когда я вспоминаю вкус жизни, тот, который "знакомый с детства", я ухожу в запой. Господи, зачем я вам все это рассказываю?

Он потянулся к дверце в стене и достал бутылку коньяка.

- Хотите выпить?

- Я не пью.

- А я пью. И лимончик тут очень кстати. Не обижаетесь на меня?  Вы очень милая женщина и выглядите исключительно привлекательно. Но я очень прошу вас - не пишите вы эти свои сценарии. Ну их! И никому не рассказывайте про дистанционное обучение. Говорите про МГУ, этого больше чем достаточно. Занимайтесь домом, семьей, мужем.  Это счастье, когда есть рядом человек.  Знаете, бывают такие суки, такие суки…  Пока ты душу свою рвешь, на горло собственной песне наступаешь, друзей предаешь и с врагами водку пьешь, она, эта тварь за твоей же спиной такое делает, такое… Все. Все. Марина Павловна, Мариночка, вы мой наказ поняли? Ни-ни, не разрушайте свою жизнь, не занимайтесь вы больше этой тягомотиной, мягко выражаясь. Ну, хотите, я вас к себе в агентство креативным менеджером возьму? Нет? Тогда просто живите себе и радуйтесь.

Морщины его расправились, глаза подобрели. Он стал немного похож на того, который сидел за его спиной в развалившемся треухе со шнурками, смешно висящими по сторонам. Он не заметил, как я ушла.