Бостонский КругозорОБЩЕСТВО

Разговоры с Вилли о Завтрашнем Дне

...А сейчас, когда Президентом стал Трамп, полит-технологам из Демократической партии для смещения Президента и захвата власти понадобилась в стране смута с каким-то звонким лозунгом. Сначала для пробы пера они организовали движение феминисток «MeToo» («Меня Тоже»), где сексуально озабоченные девки, путаясь в соплях, с визгом ходили по улицам в розовых шапочках, сшитых по форме их половых органов. Но...

После тоскливых месяцев карантина мы с Вилли снова вышли на променад, что на добрые три мили тянется вдоль пляжа. Солнце уже висело над океаном и поглядывало на горизонт, а лёгкий бриз дурманил нас ароматами жареного мяса — на песке и окрестных лужайках расположилось множество американских мексиканцев с мангалами, палатками, родственниками и резвыми толстопузыми детишками. Из портативных репродукторов воздух сотрясала бодрящая музыка мариачи, а в отблесках оранжево-синего заката в высоте выписывали фигуры цветастые воздушные змеи. Мир и покой.

— Вот ведь, какой чудный вечер, — вздохнул Вилли, — А будет ли хороший день завтра? Не знаю… Что-то неспокойно у меня на душе. Не к добру это затишье перед бурей…

— Да уж, — согласился я, — Лучше телевизор не включать, приятных новостей не увидишь. В либеральных городах — бунты и грабежи, полиция напугана и не ввязывается, молодёжь, заметь — белая, с ума сошла и криками пытается убедить себя, что любит негров. В Портленде и Сиэтле бизнесы закрыты. Улицы заполнены всяким отребьем. Народ из больших городов бежит. Вон погляди, что творится в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анжелесе — невозможно заказать грузовики и грузчиков для перевоза имущества. Только из Нью-Йорка насовсем уезжает 300 семей в день. Притом заметь, уезжают далеко не худшие люди. В огромном небоскрёбе «MetLife”, что на Парк Авеню, ещё полгода назад трудилось восемь тысяч человек, а сегодня там только пятьсот. Квартиры и офисы пустые, да и на улицах грязь и запустение. Около половины ресторанов закрылись навсегда. Масса банкротств. Роскошное Пятое Авеню стало похоже на прежнее Десятое. Популярные магазины уехали. Даже либеральный Гугл, и тот слинял из великого города.

— Да, — вздохнул Вилли, — Вот до чего довёл страну этот коронавирус. Если бы не китайские коммуняки, из-за которых зараза разлилась по всему миру, жили бы мы, как прежде, безо всех этих проблем.

— Да разве дело только в китайцах? — удивился я, — Вирус оказался подходящим катализатором, который лишь ускорил процесс разложения. И без него всё было бы так же, ну может не столь резвыми темпами. Не веришь? Объясняю. Дело в том, что лет семьдесят назад в мире стала расти коммунистическая плесень. Впрочем нет, тогда рост лишь ускорился, а началось всё намного раньше — почти век назад. Во время 2-й Мировой войны во многих западных странах симпатия к коммунизму и дядюшке Джо, то есть к Сталину, расцвела. Все наивно думали, что коммунизм —  единственное лекарство против нацизма. Однако умные люди ещё в конце 40-х годов прошлого века поняли, что такое лекарство хуже болезни. Тогда в США возник маккартизм, как противодействие засилью коммунистов, но, к сожалению, быстро угас, а левое движение в США продолжало набирать силу. Более 170 лет назад Маркс и Энгельс написали, что призрак коммунизма бродит по Европе. Я думал, что после краха СССР с этой бредовой идеей покончено, ан нет — в наши дни этот призрак снова бродит, теперь уже по всему миру. Эта зараза куда опаснее коронавируса. А ты говоришь — китайцы виноваты!

За всю историю цивилизации, жизнь всегда шла волнами — то хуже, то лучше, но в целом тенденция была вверх, к большим гражданским свободам и лучшим условиям. В любую эпоху, как только жизнь налаживалась, появлялась масса молодых людей из обеспеченных семей, которым нечем было себя занять. Родительские денежки не стимулировали желание напряжённо учиться, трудиться и зарабатывать на жизнь, а потому свободного времени у них было много. Чем себя занять, они не представляли. Самые умные и талантливые, вроде Пушкина или Мендельсона, писали стихи, книги и симфонии, а те, которые тоже умные, но без творческих талантов, вроде Робеспьера, Пестеля или Ленина, — становились вождями революций. Ну а прочие, кто и без мозгов, и без талантов (а таких всегда большинство), слепо шли за вождями. Как говориться  в английской поговорке: «an idle brain is devil's workshop» (незанятая голова — это мастерская дьявола). В головах бездельников, не отягощённых никакими талантами, всегда зреют идеи всё поломать и поменять.

— Ну, это может даже неплохо. — сказал Вилли, — Перемены ведут к прогрессу. Отменяется отжившее свой век старое и заменяется новым, лучшим.

— Существуют два механизма для прогресса: эволюция и революция, то есть либо постепенное, плавное изменение в сторону улучшения, либо резкий переворот, полный разлом старого, с надеждой создать нечто новое обломках. Разница в механизмах такая: революция разрушает, эволюция создаёт. Эволюция — процесс медленный и потому желаемых результатов быстро не даёт. В природе улучшение вида и приспособление к среде занимает сотни лет, иногда тысячи, а порой и миллионы. Но прогресс будет, а если не будет, то негодный и слабый вид отомрёт за ненадобностью. Это ещё Дарвин показал. Но вот, что интересно: изредка в природе случается полный перетряс, вызванный каким-то катаклизмом или, если угодно, природной революцией. Давным-давно эволюция создала множество экзотичных растений и кучу всяких динозавров, которые населяли планету в течении 165 миллионов лет. Жили они себе радостно и счастливо: кушали травку, а порой и друг друга, как это у них было принято. А потом случился катаклизм — 65 миллионов лет назад на землю упал огромный метеорит и вся планета была объята пламенем, гигантскими цунами и покрыта пеплом. Наступила многолетняя ночь, почти все растения погибли, а динозавры подохли. Выжили лишь какие-то грызуны в норах и насекомые, вроде тараканов. Это была природная революция, которая уничтожила почти всё на планете. После чего понадобилось где-то 64 миллиона лет, чтобы из грызунов эволюция создала обезьян, а потом ещё миллион лет чтобы из них получился человек. Это тебе для пояснения — любая революция быстро разрушает, но ничего не создаёт, а вот эволюция создаёт, хотя медленно. Похожее происходит и в человеческом обществе. Революция — это всегда разрушение, хаос и смерть, а потому лучше ни природу, ни общество до революций не доводить. Вот тебе пример социального «метеорита»: в 1917 году в России произошёл большевистский переворот, а в 1918 году был заключён Версальский договор — эти революционные катаклизмы ввергли два великих государства Россию и Германию в разрушительный хаос, который привёл ко 2-й Мировой войне и гибели многих миллионов людей.

— Погоди, — говорит скептик Вилли, — ты вот утверждаешь, что любая революция — это плохо, а как же техническая революция? Эволюция работает, но имеет свои пределы. За миллионы лет она не создала ни самолёта, ни автомобиля, ни транзистора. Даже колеса природа не придумала. Однако, в 19-м веке произошла техническая революция, а в прошлом веке — компьютерная революция, и погляди, как мир изменился к лучшему! Значит всё же есть польза от революций?

— Природа, Вилли, придумала и создала человеческий мозг — это её инструмент для ускорения эволюции. А уж мозг создаёт то, что самой эволюции напрямую оказалось не под силу: и колесо, и самолёт, и транзистор. Заметь, тут словесная путаница: слова «техническая революция» — это неудачный термин. Никакая это не революция, а эволюционный скачок. Именно скачок наверх, а не катастрофическое падение вниз, как при революциях. Тысячи лет назад человек изобрёл колесо и телегу, но изобретение автомобиля не уничтожило колесо, а улучшило, да и телегу автомобиль вытеснил постепенно, то есть эволюционно. Телега не исчезла, а превратилась в грузовик. Благодаря мозгу эволюционное движение во времени теперь имеет форму пилы — плавный подъём, потом скачок, опять подъём, потом скачок, и так далее. Из-за работы мозга прогресс невероятно ускорился, но не за счет революций, а благодаря эволюционным скачкам. Вот я и утверждаю: революция — зло, эволюция — благо.

— Ой, что-то нас занесло в сторону. Давай лучше вернёмся в сегодняшний день, к тому, что портит нам настроение — все эти уличные бунты и развал нашего привычного стиля жизни. Эта озверевшая молодёжь, она что хочет? Революции? Если да, то какой? Что им не нравится, что они хотят изменить?

— Для скучающей молодёжи, Вилли, — говорю я, — совершенно без разницы против чего бунтовать. Для них важно быть против, а против чего, они и сами не понимают и знать не хотят. Им мил только процесс борьбы, а не результат. Борьба и противостояние будоражат кровь, а то, что при этом кровь может пролиться — об этом они не задумываются. Им, как малым детям, кажется, что война — это захватывающее приключение и очень интересно. Они жаждут революции, совершенно не сознавая, к какому кошмару это всё может привести, и не думая, что, как динозавры после падения метеорита, они первыми сойдут с исторической арены.

— Так ты считаешь, что эти толпы «протестующих» неискренне выкрикивают  лозунг «Чёрные Жизни Важны»?

— Чего они только не выкрикивали, совершенно не сознавая, что за этим кроется! Лозунг не возникает сам по себе, а подбирается полит-технологами ко времени. В 1917 году, когда шла 1-я Мировая война, большевики придумали лозунг «Мир народам, земля крестьянам, фабрики рабочим». Это в тот момент работало блестяще, только после захвата власти мира не стало, у крестьян отобрали землю, а фабрики национализировали. Лозунг нужен лишь на короткое время — в период захвата власти, а потом будет забыт. Чтобы не заглядывать так далеко, вспомни, что 9 лет назад в Америке возникло бунтарское движение «Occupy!», то есть «Захвати!». Молодые анархисты тогда бунтовали против надуманного «засилья» корпораций и неравенства в распределении доходов — очень им хотелось иметь скатерть-самобранку и огорчались они, что злые «дяди» с ними не делятся своими деньгами. Накуренная дурью молодёжь строила палаточные лагеря на Уолл-стрите, на университетских кампусах, в центрах городов. Вели они себя довольно мирно, только шумели сильно и мусорили. Однако, лозунг «Occupy!» в тот год оказался не ко времени — президентом был Обама и анархистское движение, не имея ни опытных руководителей, ни финансовой подпитки извне, вскоре угасло само по себе. Оно оказалось не ко времени и не ко двору — Обама для анархистов был почти свой человек, так зачем с ним конфликтовать?

А сейчас, когда президентом стал Трамп, полит-технологам из демократической партии для смещения Президента и захвата власти понадобилась в стране смута с каким-то звонким лозунгом. Сначала для пробы пера они организовали движение феминисток «MeToo» («Меня Тоже»), где сексуально озабоченные девки, путаясь в соплях с визгом, ходили по улицам в розовых шапочках, сшитых по форме их половых органов. Но для смещения Президента это оказалось мелковато и глупо — визгом страну не взбаламутишь.  Тогда демократы придумали расовый конфликт на тему BLM (Чёрные Жизни Важны).

— Если я не ошибаюсь, — сказал Вилли, — движение BLM возникло ещё в 2013 году, во времена Обамы. Было оно маргинальным и баловались этими глупостями только самые безнадёжные бездельники. Да и с чего бы оно кого-то могло заинтересовать?  Вот уже более полувека в Америке нет не только сегрегации, но вообще чернокожие получают множество таких привилегий, которые белым и азиатам даже не снятся. О какой дискриминации негров вообще может идти речь, когда восемь лет в Белом Доме сидел Обама, а на многих высших государственных должностях были и до сих пор есть чёрные? Ничего себе дискриминация!

— Именно так, — согласился я, — BLM ещё четыре года назад было никому не нужно, а весной этого года про него вспомнили, стряхнули нафталин, и слепили из него новую идеологию. Весь конфликт между белыми и чёрными был искусственно высосан из пальца, его непомерно раздули и создали из него дискриминацию наоборот — против белых. Маргинальная шарашка БЛМ стала корпорацией демократической партии, на счету у которой сегодня более 1.5 миллиарда долларов. Заметь, все денежки не заработанные, а полученные в подарок на «цветную революцию». Кто же такой щедрый? Как ты думаешь?

— Чего тут долго думать? Кто платит, то и заказывает музыку. Есть масса людей, особенно тех, кто кормится из государственного корыта, которым возмутитель старого порядка Трамп — поперёк горла. Это все госслужащие, бюрократы, учителя, профессора в университетах. Так же масса людей, что их обслуживает — журналисты, актёры, «аналитики» на ТВ, адвокаты. А ещё есть богатые «полезные идиоты», вроде Брина, Цукерберга, Стивена Спильберга и Мадонны, ну и миллионы молодых скучающих анархистов, которым всегда хочется быть «против». Все они объединились против Трампа и жертвуют на дело революции кому сколько не жалко. Вот и набрали кругленькую сумму.

— У них денежки в банке не пылятся — на них организуют «мирные протесты», из этих денег вносят залоги для выпуска из тюрем бандитов и воров, оплачивают предвыборную кампанию своего кандидата Байдена.

***

Вот таким образом мы с Вилли эмоционально беседовали, гуляя по океанской набережной, но где-то через час возникла настоятельная потребность промочить голосовые связки. Солнце уже утонуло в синем морском горизонте, вечерело, а тут как раз удачно подвернулась пивнушка с красивым названием «Бригантина». Мы уселись за столик с видом на прибой, заказали по бокалу тёмного пива и продолжили нашу беседу.

— А всё же, почему народ бежит из городов, чего люди боятся? — спросил Вилли.

— Кто-то бежит от страха, другие пугливо запираются по своим домам, а третьи запасаются оружием. Иди-ка, попробуй купить пистолет или винтовку — очередь на несколько месяцев. На полицию никто не надеется и смелые люди станут защищать себя сами. Упёртые демократы будит сидеть дома взаперти до тех пор, пока не поумнеют. Чтобы поумнеть им надо попасть в хорошую переделку с грабежом и мордобитием, и если выживут — вот тут ума и прибавится. Менее упёртый народ понял, что в городах, где у власти демократы, наступает беспредел и надо думать, как жить дальше и растить детей в безопасности. Поэтому многие голосуют ногами. Те, кто уезжает из городов, селятся либо в провинции, либо едут в города, где демократы не у власти. Это не просто переселение, а перекрой всего городского стиля жизни. Сошлись три фактора: коронавирус, беспредел преступности, и новые технологии, которые позволяют работать из дома. Раньше ведь как было — переехал в другой город, ищи новую работу. Или наоборот — нашёл лучшую работу в другом городе — переезжай. А сейчас с помощью компьютера, интернета, и хороших мониторов люди многих профессий стали работать из дома, а встречаться друг с другом через интернет. Это, разумеется, не касается фабрик, заводов, исследовательских лабораторий, киностудий, и театров, но вот журналисты, софтверщики, дизайнеры, адвокаты, страховые агенты, финансисты, экономисты, и многие другие вполне успешно работают из дома. Поэтому из городов, которые демократы отдали на откуп черни (во всех смыслах этого слова), люди бегут в более спокойные места с традиционным укладом жизни. Если можешь работать через интернет, то неважно где — в Нью-Йорке, Техасе, Аризоне, или даже тут на пляже, где мы с тобой сейчас гуляем.

— Это значит, — вздохнул Вилли, — что Нью-Йорк, который до сих пор был мировой столицей финансов, издательского дела, моды и развлечений уже потерял своё значение. Боюсь, что безвозвратно. Что же с ним станет? Какой чудный был город! У меня просто сердце щемит, когда я думаю, что великий Нью-Йорк умирает…

— Да, — сказал я, — прежних городов, таких как Нью-Йорк или Сан-Франциско, больше не будет. Даже когда с коронавирусом будет покончено, а это скорее всего случится к концу года, некоторые города трансформируются до неузнаваемости. Традиционные бизнесы или вовсе уйдут из этих городов, либо съёжатся до малых размеров, оставив там только маленькие штаб-квартиры. Уверен я, что Нью-Йорк ожидает мрачное средневековье и будет это продолжаться до тех пор, пока у власти демократы, вроде мэра ДеБила Блазио. Полиции на улицах будет мало, она станет выполнять лишь декоративную функцию. В городе будут царить преступные банды. Исчезнут фешенебельные магазины и рестораны, заглохнет туризм, закроются многие школы, фитнес-центры, отели, город будет опускаться на дно. Бродвейские театры закроются, Линкольн-центр прекратит спектакли и концерты — не станет ни зрителей, ни богатых доноров. Музеи или упрячут свои сокровища в запасники, или отправят их на хранение в музеи других более спокойных городов. Медицинское обслуживание резко ухудшится, так как хорошие доктора и опытный медперсонал уедут. Не знаю, как долго так будет продолжаться, может год, может пять лет, но надеюсь, что однажды всё же наступит долгожданный день ренессанса и маятник качнётся в другую сторону. Но чтобы это случилось, население должно поумнеть а демократы потерять власть в городе. Интересно, как низко должен деградировать Нью-Йорк, чтобы его население поумнело?

Когда это всё же произойдёт, в Нью-Йорке появится энергичные и волевые руководители, вроде прошлого мэра Джулиани, которые займутся возрождением города. Улицы очистят от грязи, приведут в порядок запущенные здания и парки, офисы в небоскрёбах переоборудуют в недорогие отели. С преступностью будет покончено драконовскими мерами. Нью-Йорк оживёт, но прежним уже не будет никогда. Он станет чем-то похожим на Атлантик Сити или Лас-Вегас — постепенно превратится в мировую столицу развлечений. Заработают театры, шоу, музеи, рестораны. Появятся магазины нового типа — в форме выставочных залов, где на товары можно будет посмотреть и даже потрогать руками, а вот купить можно будет только онлайн. Будут разрешены азартные игры и город опять станет туристским центром. Но только туристским и развлекательным, а не центром бизнеса.

— А другие города, с ними что будет? — спросил Вилли.

— Смотря какие города. Многие из них превратятся в подобие Детройта на долгие годы и на их восстановление понадобится куда больше времени, чем на Нью-Йорк. А вот если взять, к примеру, Бостон, то он тоже изменится, но не сильно — всё же это университетский город, и там колледжи продолжат работать по старинке, то есть обучать студентов живьём, а не онлайн. Разумеется многие офисы в центре города исчезнут, вроде страховой компании Prudential, но это мелочи. Бостон в основном останется прежним. А вот города с консервативным населением, такие как Даллас, Сан Диего, Майами или Релей в Северной Каролине расцветут — они станут интенсивно расти за счет переселенцев из увядающих городов.

— Тут меня такой вопрос интересует, — заволновался Вилли, — А как люди в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Портленде, Сиэтле и прочих демократических городах будут размножаться? Ежели те, кто остался, боятся на улицу выходить и станут работать из дома, то как и где молодёжи встречаться? Может получиться демографическая катастрофа!

— Да, катастрофа, но не демографическая, а демократическая. Что касается Сан-Франциско, там вообще нет проблем: в этом городе и прежде дети появлялись только у китайцев, а у белых особей детей отродясь не бывало. По причине того, что они никак не могут определиться с полом — кто из них он, кто она, а кто оно — понять совершенно невозможно. Так откуда дети возьмутся? В других городах, где левые очень любят BLM и всю прочую шпану, с сексом придётся завязать надолго. Любить-то они шпану любят, но из дома выходить боятся — у них ведь на лбу не написано, что они против Трампа, глядишь и попадёшь грабителям под горячую руку. Значит, из дома не выйдешь, на свидание не сходишь, девушку или парня не встретишь, а через Скайп — какой секс? Только видимость одна! Вот так постепенно и вымрут демократы. Естественный отбор в действии — спасибо Дарвину.

Тат как раз у Вилли замурлыкал мобильник. Звонила его жена, интересовалась, появится ли он сегодня домой, или будет до утра валандаться по променаду? Вилли намёк понял, пожал мне руку и мы отправились на паркинг к своим автомобилям.

_________________
©Jacob Fraden, 2020
Рассказы и эссе Якова Фрейдина можно прочитать веб–сайте: www.fraden.com/рассказы , а книги можно приобрести через: http://www.fraden.com/books