Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть третья

Иван Барков, отец «срамных од» в русской поэзии: «Жил грешно и умер смешно»

В российской истории поэт Иван Семёнович Барков остался персонажем исключительно уникальным.

И выражение «исключительно уникальным» в этом случае не расхожая фигура речи, а то, что наиболее точно отражает место И. С. Баркова в русской культуре.

Едва ли не самый известный и недооценённый поэт XVIII века, Иван Барков до сих пор остаётся тем, чьё имя профессиональные филологи, историки литературы и историки российской культуры в целом, стараются обходить стороной в любых дискуссиях. А, если «обойти стороной» его имя не получается, стараются максимально быстро и тактично сменить тему. Ибо вслед за упоминанием фамилии Баркова пришлось бы говорить и о его творчестве, более того, цитировать его стихи… которые по художественному достоинству не сильно уступали даже стихотворениям великих поэтов «золотого века» русской поэзии… но по содержанию, увы, могли заставить покраснеть даже самых прожжённых «циников от культуры»…
 
И тем не менее без какого-либо преувеличения можно сказать, что влияние Баркова на русскую поэзию, как XVIII, так и XIX веков не только намеренно недооценено, но действительно огромно. Достаточно лишь упомянуть тот факт, что даже «Наше всё», незабвенный «Алесан Сергеич», с друзьями не просто зачитывались стихами Баркова в юности, учась в Царскосельском лицее, но и откровенно находились под их влиянием. И даже пытались подражать, если не слогу Баркова, то однозначно основной тематике его уникальной поэзии…

Поэт, историк и переводчик, ученик, личный секретарь и помощник М. В. Ломоносова, Иван Барков прежде всего известен тем, что он является отцом русской «эротической» поэзии или, как назывались подобные стихи в XVIII веке – «срамных од» (ибо при всем эротизме его стихов и лингвистической эстетике поэтического слога, описания любовных подробностей во многих творениях Баркова, кроме как метким русским словом «срам» определить действительно сложно)…

К тому же, не только творчество поэта и его личная жизнь, но и сама его смерть обросли таким количеством невероятных и «чудовищных» легенд, что теперь уже невозможно утверждать даже с минимальной долей уверенности, что именно изо всего, приписываемого Баркову (не считая основных вех его биографии и творчества), случилось на самом деле, а что стало лишь плодом устного российского фольклора…
 
Несмотря на то, что в поэзии Ивана Баркова есть немало выдающихся стихотворений, поражающих изяществом и мелодикой слога, едва ли не всю его жизнь, а с ней и большую часть его творчества можно вместить в своеобразное воспевание двух ключевых для него тем: пьянства и женской физиологии (да и то лишь совсем небольшой части последней). Своеобразным «гимном» всей сознательной жизни Баркова вполне можно назвать вступительную строфу к его же «Оде победоносной героине п*зде» (к слову сказать, далеко не самым «срамным» из написанных поэтом стихотворений):

О! общая людей страда,
П*зда, весёлостей всех мать,
Начало жизни и прохлада,
Тебя хочу я прославлять.
Тебе воздвигну храмы многи
И позлащённые чертоги
Созижду в честь твоих доброт,
Усыплю путь везде цветами,
Твою пещеру с волосами
Почту богиней всех красот.

В биографии Баркова немало «тёмных пятен». Известно, что родился он в 1732 году то ли в самом Санкт-Петербурге, то ли где-то поблизости от него. Хотя фактическая дата его рождения неизвестна. Происходил он якобы из семьи священника, но даже точное отчество поэта до сих пор остаётся загадкой. И, хотя в большинстве документов, связанных с ним, его полное имя звучит как «Иван Семёнович Барков», некоторые источники называют его и «Иваном Ивановичем», и «Иваном Степановичем». Более того, даже написание его фамилии изредка встречается, как «Борков».

Впрочем, сам поэт, казалось, не сильно заботился о том, чтобы оставить о себе хоть какую-то память в исторических анналах, предоставив это дело «на откуп» любителям своего творчества. Сам же всей душой и особенно всем телом Барков отдался трём основным страстям, которые преследовали его с самой юности, а именно: поэзии, пристрастию к алкоголю и увлечению слабым полом. Причём в последнем случае, как сказали бы наиболее воинственные «хранители духовных скреп и традиционно-семейных ценностей»: «увлечению слабым полом Барков предавался в самой низменной его форме».

Да и пристрастие его к алкоголю было, вероятнее всего, не более чем страстью промежуточной, которая лишь подводила Баркова к двум основным страстям в его жизни: высокой – поэзии и низкой – половой распущенности…

Известно, что Иван Барков учился в университете при Петербургской Академии наук – первом светском университете Российской империи, основанном ещё Петром Великим. Учился Барков очень нестабильно и неровно, более того, неоднократно был сечён розгами за хулиганство и пьяные выходки, а однажды его даже заковывали в кандалы. В результате, спустя три года обучения, он был исключён из университета с формулировкой: «за проступки и дерзости».

Тем не менее предметом, в котором Барков действительно преуспел, был латинский язык. Познания его в латыни настолько поразили М. В. Ломоносова (который в тому времени уже несколько лет преподавал в университете и даже успел стать первым академиком в российской истории в области естествознания), что последний пригласил Баркова к себе личным секретарём. Вероятно, именно напряжённая работа у М. В. Ломоносова и дружба с ним очень сильно продлили «непутёвую жизнь» Баркова. Более того, под влиянием Ломоносова Барков даже профессионально начал заниматься историей и лично подготовил публикацию нескольких летописей.

В течение 11-ти лет, вплоть до самой смерти Ломоносова, Барков был у него секретарём и числился официальным сотрудником Академии наук.

Но, увы, всему хорошему в жизни приходит конец. Через год после смерти Ломоносова в 1765 году, Баркова за систематическое пьянство и недостойное поведение окончательно уволили из Академии.

В течение двух лет после увольнения Барков вёл полунищенское существование, окончательно спившись и промотав последние деньги, что у него ещё оставались.

В результате в возрасте всего 36 лет от роду Иван Барков скончался…

Но даже версии относительно того, как он умер, до сих пор разнятся. По одной из них, от отчаяния Барков повесился в камине. По другой версии, вдрызг пьяный упал в нужник и утонул в нём. По самой «романтичной» версии, он умер «в объятиях» своих основных страстей – пьяный и в постели с женщиной…

Удивительно и комично то, что самому Баркову приписывают более чем ироничную автоэпитафию, написанную им незадолго до собственной смерти: «Жил грешно и умер смешно»…

Комичных же историй, связанных с Барковым, бытовало в своё время столько (причём связаны они были исключительно с пьянством, хулиганскими выходками и его отношениями со слабым полом), что было неясно, где заканчивалась в них правда, а где начиналась откровенная выдумка…

А чтобы случайно не оскорбить чьи-то «лучшие патриотические» чувства и не разогнуть некие «духовные скрепы», приводя здесь рассказы о любовных похождениях Баркова, проще всего будет упомянуть достаточно «типичную» для поэта историю, где анекдотически повествуется о его втором, но не менее искреннем пристрастии. А именно: вполне «традиционной» и бескорыстной любви Баркова к «печально известному» национальному напитку…

…Граф Александр Петрович Сумароков, поэт, драматург и литературный критик, считается первым профессиональным литератором в российской истории. Происходя из древнего и очень богатого рода, граф Сумароков вполне мог позволить себе заниматься только литературой, нисколько не задумываясь о «ежедневном куске хлеба насущном».

Естественно, общаясь в узком литературном кругу Петербурга со своими «коллегами по цеху», он хорошо знал и Ивана Баркова. Более того, очень уважительно относился к литературным дарованиям последнего. А помимо всего прочего, нередко ориентировался на мнение Баркова, как литературного критика и поэта, включая и его критические замечания касательно собственного творчества.

Как гласит одна из легенд, однажды Барков пришёл в гости к графу Сумарокову. Вечно безденежный и часто голодный «отец русского литературного эротизма», не стесняясь, начал с откровенной лести:

– Граф, вы поистине великий русский поэт! Первый писатель империи!

Вполне понятно, что Сумароков принял лесть Баркова за чистую монету. Он пригласил визитёра к столу, накормил Баркова и предложил ему выпить водки. Баркову же только этого и требовалось…

В результате, выпив гораздо «больше положенного», Барков потерял не только контроль над собой, но и «всякий стыд»…

Когда он покидал дом Сумарокова сытым и сильно пьяным, его потянуло на «откровенность». Приостановившись на выходе, Барков повернулся к Сумарокову и произнёс:

– Александр Петрович, ты меня извини, но я тебе солгал. На самом деле, первый поэт в России – это я. Второй – Ломоносов. А ты – всего лишь третий!

Говорят, Сумароков в порыве ярости от такой неблагодарности то ли чуть не зарезал, то ли чуть не зарубил Баркова саблей…

Впрочем, судить, насколько правдива данная история, да и произошла ли она в действительности, как обычно, оставим исключительно на усмотрение благодарного и всегда имеющего своё собственное мнение читателя…

Герой Отечественной войны 1812 года, легендарный граф Матвей Платов

Несть числа тому количеству курьёзных, более того, откровенно забавных историй, которые напрямую связаны с многозначностью нашего «великого и могучего языка». Как и тем подчас откровенно комичным результатам, к которым приводит употребление многозначных слов и понятий…

Данный же исторический анекдот связан непосредственно с именем легендарного атамана Донского казачьего войска, участника буквально всех вооружённых конфликтов, в которые была вовлечена Российская империя, начиная с 70-х годов XVIII века, героя Отечественной войны 1812 года, основателя Новочеркасска, первого русского, которому присвоили звание Почётного доктора Оксфордского университета и прочее, и прочее, и прочее в числе заслуг и титулов графа Матвея Ивановича Платова. Того самого, который постоянно был овеян небылицами в духе барона Мюнхгаузена и уже при своей жизни буквально стал героем русского фольклора и персонажем массы анекдотов второй половины XVIII и начала XIX веков.

…Как-то императрица Мария Фёдоровна, супруга Российского императора Павла I и мать будущих императоров Александра I и Николая I, разговаривала с графом Платовым. Тот в ходе беседы рассказал ей, что недавно ездил со своими близкими приятелями в Царское Село.

– И что вы там делали? – заинтересованно спросила императрица, очевидно удивлённая увлечением военного до мозга костей атамана, отношением к природе в целом и к паркам в частности. – Гуляли?

– Нет, государыня, – ответил граф, судя по всему, по-своему истолковавший слово «гулять». – Большой-то гульбы не было, а так… бутылочки по три на брата осушили…

Исторические анекдоты. «Карамзин, граф истории»

Пожалуй, в жизни каждого отдельного человека можно насчитать немало курьёзных, а то и откровенно анекдотических ситуаций. Но в памяти потомков остаются именно те из них, которые так или иначе были связаны с личностями известными и публичными.

Не исключением в этом ряду стал и знаменитый историк и литератор Николай Михайлович Карамзин.

Тот самый Карамзин, который вошёл в российскую историю как реформатор русского литературного языка, а многими филологами – и того больше – полагается основоположником современного русского литературного языка. Ибо именно книга Карамзина «Письма русского путешественника», написанная им по мотивам собственного путешествия по Германии и Франции времён Великой Французской революции, не только сделала автора знаменитым литератором, но и стала той самой точкой во времени, от которой ведёт свой отсчёт вся «Великая русская литература» как мировой культурный феномен.

Тем не менее, несмотря на немалые заслуги именно на поприще литературы, Карамзин прежде всего известен как самый знаменитый российский историк и создатель многотомной «Истории государства Российского», которую автор официально писал с 1803-го года вплоть до своей смерти в 1826-м году…

Именно с условным словом «официально» и связан тот самый исторический анекдот, о котором речь пойдёт ниже…

В 1803 году вышла историческая повесть Николая Карамзина «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода». Книга имела настолько широкий успех, что император Александр I, очевидно, впечатлённый историческим произведением, собственным указом назначил Карамзина на официальную должность российского историографа…

К слову и для уточнения стоит добавить, что была в государстве Российском и такая должность с более чем приличным денежным содержанием в 2 000 рублей в год. Позиция эта предполагала не синекуру, а назначение ответственного лица, которому вменялось в обязанность объективное написание истории собственного государства.

Подобная должность в России задумывалась ещё Петром Великим на базе созданной им Академии наук, и в течение всего 18-го века её поочередно занимали известные историки.

Увы, после смерти Карамзина в 1826-м году должность эта то ли навсегда осталась вакантной из уважения к заслугам последнего великого российского историографа, то ли просто не возобновлялась по каким-то иным причинам…

Можно долго расписывать то количество исторических открытий, которые сделал для благодарных потомков Карамзин (достаточно вспомнить знаменитую Ипатьевскую летопись или «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, найденные и опубликованные для широкой публики именно Карамзиным, чтобы оценить заслуги последнего перед российской наукой), но с обретением великого историка, в каком-то смысле Россия потеряла великого писателя (ибо с назначением на должность историографа Карамзин всецело посвятил себя только написанию «Истории государства Российского» и полностью «забросил» литературу как таковую).

Впрочем, как говорил в «бендеровский» этап своей жизни знаменитый Киса Воробьянинов: «Торг здесь неуместен». Ибо наследие Карамзина как русского писателя тоже весьма и весьма значительно…

Теперь же – после столь длительного предисловия – можно наконец перейти и к тому самому историческому анекдоту, связанному с официальной должностью Николая Михайловича Карамзина…

Уже после назначения на официальную должность Карамзин отправился к одному из своих знакомых с визитом, но не застал хозяина дома (для многих данный факт будет, вероятно, удивительным открытием, но в то время не существовало ни мобильных, ни даже стационарных телефонов, чтобы договариваться о встрече заранее, потому современникам Карамзина приходилось тратить немалое время и силы на очные визиты к тем, с кем необходимо было обсудить какие-то живо- или не очень трепещущие вопросы…)

…не застав хозяина дома, Карамзин попросил слугу записать, что приезжал такой-то посетитель, назвав не только своё имя, но и официальную должность «историографа».

Слуга дословно записал всё, что сказал ему Карамзин. После чего, как гласит легенда, между Карамзиным и слугой и произошёл тот самый забавный, если не сказать – анекдотический диалог.

– Записал ли ты меня? – уточнил Карамзин.

– Записал, Ваше Сиятельство, – ответил вышколенный слуга в соответствии с правилами обращения к титулованным особам, отражённым в Табели о рангах.

– И что же ты записал? – уточнил Карамзин.

– «Карамзин, граф истории», Ваше Сиятельство, – ответствовал слуга, перечитывая собственной рукой записанные данные о посетителе…

 

Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть вторая