Этапы длинного пути. Часть 2 Победный 1945-й год

Начало: Часть 1

   Представляя мемуары своего литературного героя,  я вынужден использовать несколько видов художественного способа передачи воспоминаний, потому что человеческая память – это  удивительная вещь: она очень избирательна. Причем, в разные периоды жизни: раннее детство, школьные годы, отрочество, юность и т.д. избирательная способность памяти меняется, а потому почти невозможно воссоздать цельную картину воспоминаний, особенно раннего  школьного детства.

     Итак, спустя неделю после выписки из больницы, я, наконец-то, вышел на улицу: благо, синяки на лице сошли, и только шрам на носу и слегка погнутая носовая перегородка оставили память о произошедшем, впрочем, и сейчас, спустя без малого 80 лет, они по---прежнему  никуда не делись: «украшают» моё обличье.

      Реакцию взрослых и детей  из нашего и соседних домов на « моё явление народу»  я не помню. В памяти осело лишь то, что это происшествие привело к  тому, что мне не разрешали учиться езде на велосипеде возле дома на улице в условиях напряжённого уличного движения, ходить же со мной в парк с этой целью было некому;  когда же я стал более взрослым, то сам стал стесняться своего неумения. Лишь будучи  уже отцом двух детей, и обучая их этому умению, мне волей-неволей пришлось овладеть этой наукой.

     В то лето моя тётя, та самая, которую приняли за мою маму, когда меня сбила машина, устроилась на сезонную работу в детский санаторий им. Горького, расположенный в лесу  В санаторий надо было добираться трамвайным маршрутом №12 с Контрактовой площади на Подоле до остановки «По требованию», не доезжая совсем немного до 1-й линии на въезде в Пуще-Водицу.

Тете выделили небольшую комнату, и она забрала с собою своего сына и меня. Я там прожил около десяти дней. За территорию санатория было строго-настрого запрещено выходить: лес был буквально нашпигован минами, оставшимися после военных действий при освобождении Киева. Изредка из леса доносились звуки взрывов – это подрывались пасущиеся в лесу коровы, но попадались и люди.

    Память из того времени подсказывает и такие детали. Иногда, не дождавшись  трамвая, идущего в город,  особенно в ненастную погоду, чтобы не мокнуть под дождём, мы садились в вагон, идущий из города в Пуще-Водицу и, доехав до конечной остановки у села Горинка, разворачивались в нужную нам сторону. И, вот прямо на остановке «3-я Линия», стоял подбитый во время освобождения Киева советский танк, стоял чуть ли не до 50 –х годов. Вот такая примелькавшаяся деталь пейзажа!

  Совсем  «немного»  времени спустя, лет этак через 30 с хвостиком, судьба снова забросила меня в те места, Кажется, в году то ли в 1977 или в 1978 руководство  нашего проектного института командировало меня на месяц в Днепропетровский филиал Промстройпроекта, который  в качестве субподрядчика разрабатывал по нашему заданию архитектурно - строительную часть проекта довольно крупного цеха. У меня было  конкретное задание: на месте ,без волокиты, устранять всякого рода  неувязки и нестыковки. Я постарался взять очередной отпуск ко времени окончания командировки, чтобы сразу из Днепропетровска  поехать в Кисловодск на турбазу «Велинград», путевку на которую я приобрел заранее в институтском профкоме.

  Так получилось, что я освободился от выполнения задания в командировке на несколько дней раньше, чем требовалось прибыть на турбазу, и потому  решил совместить полезное с приятным, а именно навестить родительский дом в Киеве. Уж очень соблазнительно для сибиряков, привыкших к тому, что каждый визит в родные  Пенаты, расположенные западнее Поволжья, вырастал либо в проблему финансовую - при пользовании самолетом, либо временнУю – при  поездке по железной  дороге: двое суток до Москвы, или трое суток до Киева и еще больше до Черноморских и Кавказских здравниц. Потому-то и стремились сибиряки максимально использовать «карманные» форматы – по сравнению с сибирскими просторами – Европейской части Союза.

   И вот, наконец, я в Киеве. Родительский дом к тому времени, - после смерти отца в 1976 году   мама переехала жить в семью моей старшей сестры - из центра города,  с ул. Софиевской, переместился на окраину,  на самый конец ул. Вышгородской, напротив института гериатрии им. Академика Богомольца. Добавлю ещё одну немаловажную деталь: трамвай- ная остановка, неподалеку от нашего дома,  все того же маршрута №12 сохранила своё историческое название «Дача Калюженко» и по-прежнему располагалась у самого въезда в лесной массив Пуще- Водицы

     В течение этой недели я, как всегда, по привычке, и во время отпуска,  каждое утро начинал с пробежки: в этом случае, трасса проходила в лесу по тропинке вдоль трамвайной колеи. До чего же приятно бегать в лесу по дорожке, покрытой многолетним  слоем мха и сухих  листьев! Особенно, если сравнивать с пробежками в течение десятилетий по асфальту иртышской набережной, результатом которых явилось разрушение суставов, что потребовало уже в возрасте после 75лет замену коленного и тазобедренного суставов на правой ноге. Кстати, недавно я произвёл нехитрые подсчеты и с удивлением обнаружил, что за почти 30 лет я пробежал расстояние более 50тыс км, т.е. превышающее  на четверть длину окружности Земли по экватору! Подсчитал и …удивился: значит, я тоже совершил кругосветку! Шутка-с!

    Но что интересно? Казалось бы, мелочь:  длина Иртышской набережной – 2,5км – туда и столько же обратно, итого 5 км. А, поди ж ты!- набежало на такую  величину!

 И это непроизвольно вызывает ассоциацию со строчками Роберта Рождественского из его стихотворения «Мгновения», послужившее текстом для песни Таривердиева в сериале «17 мгновений весны»:

                            Не думай о секундах свысока…
                            Мгновения, мгновения, мгновения.. 
                                         Мгновения спрессованы в года.
                                         Мгновения  спрессованы в столетия…

Примерно по такой же схеме, из малых величин вырастает нечто огромное.  Мораль: не пренебрегать малым!

    Ну вот, опять затянувшееся лирическое отступление, затянувшееся настолько, что не сразу и вспомнишь, чему оно посвящено… Вспомнил: маршрут утренней пробежки в лесном массиве вдоль трамвайной колеи пролегал по-прежнему  мимо санатория им. Горького, Казалось, за  35 лет ничего не изменилось: такой же, но явно другой, -  времени–то сколько прошло!  - покосившийся столб  с указателем в направлении санатория и размытой дождем надписью, теперь уже  на  мове:  «Зупинка на вимогу». С грустью подумалось: «Только, казалось бы, вчера я был ребенком, а сегодня – уже разменявший пятый десяток   зрелый мужчина».

   Наконец-то, завершилось и  это отступление, и можно вернуться к основной теме. Впрочем.., немного повременим: т.к. это уже не первое, и далеко не последнее отступление  от хронологической  последовательности  в нашем повествовании, поэтому будет вполне уместно изложить авторскую точку зрения на этот счёт именно сейчас.
Безусловно, «базой» для нарушения хронологии  являются именно отступления от прямой темы повествования, и нередко эти отступления вызывают недовольство читателя, перед которым я готов извиниться за причинённый ему дискомфорт. Но все – таки изменить свой стиль и манеру повествования не могу: это именно то, что составляет основу моего эго.

    И единственным надёжным оправданием для меня могут быть слова французского писателя и поэта Жюля Ренара (1864-1910), который советовал писать совершенно вольно, нарушая все правила и создавая этим (так ему казалось!) хорошее настроение у читателя.

А потому - литературное кредо писателя:  «Писать - это особый способ разговаривать: говоришь, и тебе никто не мешает!»

   А вот  по этому-то вопросу как раз  и  хочется оспорить мнение уважаемого мэтра: нельзя злоупотреблять терпением читателя в угоду своей  «свободе» творчества. Я имею в виду слишком затянувшиеся, сверхдлинные отступления от сюжета и темы.
Чтобы не быть голословным, приведу  навскидку, без подготовки, первое пришедшее в голову: Виктор Гюго - «Труженики моря» (глава о морской фауне), «Собор парижской богоматери» (описание Гревской площади), то же самое можно найти у Жюля Верна и Эмиля Золя ( «80 тыс лье..» и «Чрево Парижа» соответственно).

    Это не только моё мнение: призываю в помощь классиков. Константин Паустовский в своей «Книге скитаний» очень живописно показал отношение Ильи Ильфа к неожиданным  и длиннейшим  отступлениям того же Гюго  о «компрачикосах, бурях в океанах, парижских клоаках; отступления,которые со страшным ревом, подобным шуму от  спускаемой воды в уборной, обрушиваются на голову ошеломленного читателя».

Я, разумеется, на такие сравнения творчества классиков не отважусь: «Что дозволено Юпитеру, то не…»

…На сей раз мы уж точно возвращаемся к нашей основной  теме.

…Опекать меня дома от разных уличных происшествий из-за занятости взрослых членов семьи не было возможности и меня послали в летний пионерский лагерь, который располагался на 14 просеке в Святошино. Это была конечная остановка трамвая
Небольшая ремарка, в основном, не для киевлян: остановки трамвайных маршрутов назывались по разному – просеки в Святошино, и линии – в Пуще-Водице.

   Ранним июльским утром, уже проехав изрядное расстояние по пути в лагерь,  за заводом «Большевик», трамвайная колея проходила недалеко от  разбитого аэродрома, усеянного обломками десятков истребителей с красными звёздами на крыльях и фюзеляже. Самолеты были уничтожены на земле в самом начале войны во время первого налета немецкой авиации на Киев.
 
    Наверное, многие, из числа, конечно, доживших до нашего времени, представителей довоенного поколения помнят эти незамысловатые строчки народного творчества:

                               Двадцать второго июня,
                               Ровно в четыре часа,
                               Киев бомбили, нам объявили,
                               Что началась война…

    И одной из первых целей этой бомбардировки был  увиденный нами разрушенный военный аэродром.

Этот пейзаж долгие годы оставался неизменным: в тяжелые  послевоенное время руки просто не доходили до наведения порядка и благоустройства городской  территории. По – моему, даже когда я уезжал из Киева в 1954 году для учебы в институте в другом городе, это  «эхо войны» всё  ещё «украшало» городской пейзаж.

    Пионерлагерь располагался  в чудом пережившем войну двухэтажном кирпичном здании школы. Обстановка была более чем спартанская: в пустых классных комнатах, которые были отведены под спальни, не было кроватей: их заменяли лежащие прямо на полу матрасы, набитые сеном. 

   Лагерь назывался пионерским, но я попал в отряд самых маленьких детей, моих ровесников, которые по возрасту еще не дотянули до пионеров. Что касается прочих бытовых условий, то они были на уровне сельских: водопровод и канализация не работали, поэтому  все «удобства общего пользования» были на школьном дворе. Но это никого не волновало: контингент этих малышей пережил военные годы в далеко не в комфортных условиях и не претендовал на большее. Мы были довольны нашим бытом, тем более, что почти  не голодали: кормили сносно.

    Мне по сей день не  очень  приятно слушать такие избитые клише, как высказывание по адресу некоторых выступающих: «Вы бы ещё упомянули бы нашествие Наполеона на Россию и свое голодное послевоенное детство…».

   Ничего не возражаю против упоминания имени  императора, но решительно против  ёрничания  во втором упреке.

  Из всех развлечений – а их набор  был минимальный – нам более всего нравилось  купание: мы  ежедневно ходили купаться на расположенный неподалеку пруд.
.
    Но было ещё одно развлечение.

…Лето 1945 года. По Житомирскому шоссе, в считанных десятках метров  от которого располагался наш лагерь, нескончаемой чередой тянулись колонны  демобилизованных военнослужащих: они возвращались на Родину после войны. Мы часами с интересом наблюдали за этим процессом.

     Иногда же происходили удивительные события. В один из вечеров мы, уже после отбоя ко сну, были разбужены шумом, доносящимся из - за школьного забора. Во дворе соседнего дома группа военных покупала у гражданского лица свинью. После того как покупатели и продавец ударили по рукам, один из военных, взяв в руки тесак, намеревался умерт вить животное.

Это   не сразу  удалось. Свинья, истекая кровью, начала бегать по двору. Другой военный, по-видимому, офицер, выхватив пистолет, бросился в погоню за ней, всаживая в   голову  свиньи  целую обойму.  В итоге несчастное животное замерло.
Сцену разделки туши мы уже не смотрели: картина для детской психики явно непосильная.  Но запах жареной свинины с дымком костра еще долго не позволял  нам уснуть: проголодавшиеся желудки требовали свое.

   Но пребывание в лагере дало мне нечто такое, что оказало влияние, - не побоюсь громких слов! – на всю оставшуюся жизнь: я, наконец-то, научился читать, и чтение захватило меня сразу и бесповоротно. Вожатый нашего отряда,- запамятовал его имя, впрочем, почти 80лет прошло! - исследуя школьный подвал, наткнулся на сохранившуюся библиотеку: наверное, какие-то добрые люди смогли спрятать там книги  ещё в начале войны.

    Вожатый принес в отряд целую кипу тоненьких книжек из серии «Книга за книгой» для детей младшего школьного возраста. И по содержанию эта серия книг была подобрана исключительно удачно: уже с первых страниц они всецело  завладевали сознанием ребенка и уже до самого конца не отпускали читателя от себя.

   Уже гораздо позднее я прочитал удивительные горьковские строчки о влиянии чтения книг на формирование мировоззрения читателя:

     «Всем хорошим во мне я обязан книгам… Я люблю книги: каждая из них кажется мне чудом… Книга проводит меня сквозь жизнь…и всегда учит чему-нибудь новому, чего я не знал и не замечал в человеке…» 

   Я пристрастился к чтению, и читал запоем. Вернувшись из лагеря, сразу же записался в городскую библиотеку «для детей и юношества», расположенную в скромном двухэтажном здании на Владимирской улице, рядом с оперным театром.

   Очередное небольшое отступление от темы.  Побывав в последний раз в Киеве в мае 2019 года, я с большим удивлением и не меньшей радостью обнаружил, что это довольно невзрачное здание, в котором по - прежнему находится, судя по вывеске, моя первая в жизни  библиотека, стоит на том же месте, когда я впервые переступил её порог. Вот она, связь времён!

   Почему я столько внимания уделяю факту овладения мною умения читать и говорю о влиянии этого на всю оставшуюся жизнь?

Если первый класс я окончил на  сплошные «удочки», и учиться мне было совсем не интересно, то во второй класс я пришел с совершенно другим настроением. Увлекшись чтением, я, обладая очень хорошей зрительной памятью, (здесь, правда, немного  скромничаю: у меня была хорошая память не только зрительная, но и на слух я запоминал хорошо, Например, моя старшая сестра, став студенткой финансово-экономического института, готовясь к  занятиям, читала свои конспекты лекций вслух. Я же, в то время третьеклассник, запоминал профессиональные термины лучше, чем она и часто подсказывал ей, например, разницу между инфляцией и девальвацией. И до сих пор помню, что инфляция – это обесценение бумажных денег, а девальвация - уменьшение золотого содержания  в национальной валюте, хотя профессионально, по жизни, с этими терминами не сталкивался), стал очень грамотно писать.

   Из троечника я превратился в круглого отличника: мне стало интересно учиться, и в результате -  восемь похвальных грамот и серебряная медаль.

 Мои  домашние, да и в школе удивлялись этому преображению, даже поговаривали, что с моими мозгами после дорожной травмы всё-таки что-то случилось, но в хорошем смысле этого слова.

В те времена экзамены в конце года были даже  в начальной школе, и до пятого класса экзамены эти я сдавал без обдумывания.

    Но я опять забегаю вперед, поэтому вынужден повториться.

Это неизбежно в нашем повествовании, ибо нет никакой возможности привязать к конкретным датам множество событий тех лет, и потому я искренне вынужден просить прощения за эту хронологическую путаницу как в уже рассказанном материале, так и в повествовании будущем, которое  ещё предстоит озвучить.

Просто не существует альтернативы другому стилю рассказов подобного жанра: бытующее мнение, что следует придерживаться тематической цепочки, т.е. покончив, допустим, с учебой, перейти к изложению семейной или производственной .линии жизни, приведет к ещё большей путанице в хронологии. Поэтому будем придерживаться уже принятой, параллельной, а не тематической линии изложения.

  Итак, лето 1945 года завершилось, и я пошёл во второй класс, уже  в другой, 25-й средней школе  им. В.Г. Белинского, расположенной очень близко от прежней, 6-й школы, по адресу: ул. Владимирская  №1, как раз напротив Андреевского собора и развалин Десятинной церкви.

Сразу от здания школы начинался Андреевский спуск на Подол:  гораздо позднее, лет через сорок, эта улица приобрела всемирную популярность благодаря воскрешению памяти писателя Михаила Булгакова, поселившего своих литературных героев  Турбиных там, в одном из домов. В этом же доме и был открыт Музей-квартира писателя. К сожалению, музей был закрыт уже в наши дни ввиду политики массовой русофобии, проводимой правящей верхушкой постсоветской Украины.

  Школьное здание  было сравнительно новой постройки: его построили скоростным методом в 1939 году с 15 апреля по 29 августа, а с 1 сентября оно уже приняло первых учащихся.

  В мае 1989 года  в здании Киевского Дворца пионеров на Печерске состоялась торжественная встреча выпускников всех лет, посвященная 50-тилетию этой даты: наш выпуск 1954 года был  среди приглашённых, и мне тоже довелось там присутствовать и пережить радость встречи с друзьями – однокашниками.

  Зданию школы  повезло благополучно пережить войну,   Уже три месяца спустя  после освобождения Киева в феврале 1944 года в частично восстановленную школу  пришли первые ученики.

Мой двоюродный брат, гораздо старше меня по возрасту, по папиной линии, был в числе этих первых учеников: он учился уже в 10 классе.

Он рассказал позднее мне занятную историю. Преподавал им математику Анатолий Иванович, тот самый учитель, который спустя 10 лет, вёл эту дисциплину в нашем, тоже десятом классе. У брата, фамилия которого была Факторович, был приятель по фамилии Полтораусов. Ребята были не разлей  вода, но очень уж хулиганистые,  поведение их было на уроках, в т.ч.  и математики, скажем, не самое примерное. Математик их часто удалял за дверь, но всегда довольно оригинально искажал их фамилии: «Полторович и Фактораусов – вон из класса!»

 …Наша  же очередь занять школьные классы, как уже было упомянуто выше, наступила только 1сентября 1945 года.

Нужно заметить, что занятия в школе, и не только в нашей, шли в две смены по простой причине: дефицит школьных помещений. В некоторых школах даже в три смены. Школе нашей в этом смысле «повезло»: в третью смену у нас проводил свои занятия Киевский финансово-экономический институт, у которого не было своего учебного здания.

  Студенткой КФЭИ в 1947 году стала моя родная сестра. Нередко у её группы были занятия в помещении нашего класса,  поэтому если я что- нибудь забывал в классе, то сестра приносила забытое домой с записанными студентами на обложках тетрадей комментариями, типа: «Не надо так спешить домой обедать!»

    Что отложилось в памяти из событий этого же 1945 года? Нужно сказать, что именно тогда, во второй половине этого года и состоялось моё первое знакомство с антисемитизмом, уже на сознательном уровне.

    Дело в том, что  послевоенная нищета  в  СССР  была совершенно чудовищной, и для того чтобы люди хоть как-то ее терпели, требовались враги. Внешним врагом впоследствии стали недавние союзники по антигитлеровской коалиции, внутренним же врагом, на государственном уровне  назначили евреев: так бытовой антисемитизм в СССР стал государственным. Основные кампании государства против  евреев  будут ещё впереди, поэтому расскажу о них позднее.

    Нужно сказать, что я, еще ребенок, не всё понимал тогда, но из услышанных мною  разговоров взрослых, знал , что одной из причин  негативного отношения  населения к евреям, был так называемый квартирный вопрос, который, вероятно,  «испортил» не только москвичей, но и киевлян. Возвращающиеся из эвакуации евреи очень часто обнаруживали, что их оставшиеся не разрушенными  квартиры, были заняты пережившими оккупацию старожилами из местного населения,. Естественно, что этот факт вызывал недовольство аборигенов, принимающее такую форму: «Жаль, что не всех  вас  в Бабьем  Яру расстреляли!» и т.д. и. т.п.

    И вообще, нужно сказать, что фашистская оккупация весьма способствовала утверждению в сознании тогдашних  широких массах населения мнения, что евреи – это неравноправные члены общества, их можно безнаказанно оскорблять, ущемлять в правах и даже лишать жизни: все это полностью укладывалось в формат насаждаемой нацистами их расовой теории в духе «нюрнбергских законов». Разумеется, что этих деталей я то время не знал, но общее представление о том, что евреев не любят, имел.

    А пока обратимся к событиям сентября 1945года.

Считаю необходимым  сделать одну ремарку. Я не хочу ограничить воспоминания своего литературного героя рамками сугубо личных переживаний и событий, а стремлюсь придать им и общественное звучание, т.е. в маяковском формате:

                                               « Я сам расскажу
                                                о времени
                                                и о себе».

Конечно, можно по разному относиться к личности В.И.Ленина, но, в конце концов, никто ещё не смог опровергнуть его слова о том, что «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя», написанные ещё почти 120 лет назад.

Поэтому воспоминания о личной жизни в дальнейшем изложении будут всегда излагаться на фоне общественной жизни.

    Итак, продолжим…Весь Киев всколыхнуло одно происшествие, связанное с тем, что  с окончанием военных действий антисемитские инциденты, в т.ч. на Украине не прекратились.

В Киеве произошли кровавые события, характерные для всей  послевоенной Восточной Европы. 4 сентября 1945 г. старший лейтенант - радиооператор народного комиссариата государственной безопасности УССР  Иосиф Розенштейн подвергся на улице нападению двух антисемитов-военнослужащих, которые не только обозвали его «ташкентским партизаном», но  и избили: защищаясь, он застрелил их из пистолета ТТ, своего табельного ору- жия.

    Состоявшиеся 7 сентября похороны убитых, в ходе которых процессия прошла по самым многолюдным улицам, а затем направилась на Евбаз –Еврейский базар (Галицкая площадь), -  переросли в беспорядки: толпа избивала попадавшихся по пути евреев. Пострадало около 100 человек; 36 из их госпитализировано,  из которых   пять  в тот же день скончались. 1 октября 1945 г. военный трибунал войск НКВД Украинского округа приговорил И. Розенштейна к расстрелу.

    Я так и не смог, уже сейчас, разыскать в Википедии никакой информации о том, был ли какой-либо суд над участниками похорон, учинившими вне закона расправу над евреями.

    Далее… Хотя со времен пушкинского «Клеветникам России» всему миру известно о существовании некоего «спора славян между собою», точно так же хорошо известно, что нет никакого разногласия между этими славянами (россиянами и поляками)  в вопросах антисемитизма.

   Уже через 10 месяцев после киевского еврейского погрома эту мрачную эстафету подхватил небольшой польский город  Кельц, в котором так  же. как и в Киеве, наиболее  пострадавшей этнической группой во время фашистской оккупации были евреи.

    1 июля 1946 года по городу пронесся слух, что евреи совершили ритуальное убийство восьмилетнего польского мальчика – чем не римейк  «дела Бейлиса» 35 лет спустя. Через три дня в городе произошел кровавый погром, в результате которого погибли 42 еврея. В убийствах активное участие приняли рабочие местного сталелитейного завода, а также несколько милиционеров.

Но на этом подобие событий кончается: реакция властей была различной.

  А  5 дней спустя после погрома перед судом предстали 12 человек, которым были предъявлены обвинения в нападении на евреев. Девять человек получили расстрел, трое были приговорены к длительным срокам лишения свободы. Об этом история не умалчивает.

Не умалчивает она и о том, что погром в Кельце привел к массовому оттоку евреев из Польши. Если в июне 1946 года страну покинули 8 тысяч человек, то в июле — 19 тысяч, а в августе 35 тысяч евреев.

Увы!,- советские евреи были лишены и такой возможности.

  Можно представить себе психологическое состояние военнослужащих евреев, которые, возвращаясь после демобилизации на  свою малую Родину, попадали в такую ситуацию.

  А ведь  существует очень красноречивая статистика ( приведём её чуть ниже ), свидетельствующая о храбрости и самоотверженности евреев, воевавших в Действующей армии!

      Но вопреки ей государственная политика антисемитизма, вдохновителем которой был сам главковерх Иосиф Сталин, этого не хотела замечать. И потому И.В.Сталин в беседе с В.Си корским, главой польского эмигрантского правительства в Лондоне, в присутствии польского генерала В.Андерса, посла Польши С.Кута и В.М.Молотова  прямо так и заявил:
 
        «Евреи – неполноценные солдаты… Да, евреи – плохие солдаты…»

И это несмотря на то, что из полумиллиона воевавших евреев ( кстати, 27% из них были добровольцы), двести тысяч погибло, а такого высокого процента погибших– 40% – не было ни в одной другой этнической группе.

И что особенно интересно, сказал он это 3 декабря 1941 года, когда немцы  стояли  под Москвой, на расстоянии пушечного выстрела. Очень удобно было обвинить в этом «плохих и неполноценных» солдат.

    А если посмотреть критически не только на солдат, но и на высшее военно – политическое руководство? Почему все-таки через полгода военных действий немцы оказались у ворот столицы, пройдя тысячи километров?

 И произошло это только из-за близорукой и бездарной политики того  самого руководства, оказавшимся не способным достоверно оценить геополитическую ситуацию накануне войны и принять правильное стратегическое решение.
 
  В 1941 году Красная Армия потеряла 5,3 млн солдат и офицеров убитыми, попавшими в плен и пропавшими без вести. Это не считая раненых, контуженных и искалеченных.

Подумать только: вся довоенная великолепно подготовленная кадровая армия была разгромлена и захвачена в плен в первые месяцы войны. Такая катастрофа не постигала ни одну армию мира. И без малого четыре года против немецкой армии воевала не кадровая армия, а резервисты. Но ведь и не все резервисты воевали. Как вытекает из приказа №227 от 28 июля 1942года  советские войска с начала войны оставили территорию, на которой проживало 73 миллиона человек. А это 5,36 млн военнообязанных, которых не успели призвать в Красную Армию.

 И вся эта статистика напета не «вражескими  голосами», а взята из официального  органа  Минобороны РФ, ранее МО СССР - «Военно-Исторического журнала» ( см. ВИЖ, 1992, №2,стр.23)

    Но, к сожалению, такая статистика не была доступной в то время широким слоям населения. Зато народные массы отлично улавливали симптомы политики государственного антисемитизма, что отражалось в широком распространении легенд и анекдотов об участии евреев на «ташкентском фронте». А анекдоты были очень пахабные и циничные. Я даже запомнил один с тех пор:

     Еврей пишет письмо домой: «Очень тяжело: работаю по колено в крови. Мой  адрес- «Ташкентская скотобойня».

    Интересная метаморфоза произошла и  с понятием Ташкент.

 Если благодаря Александру Неверову, который опубликовал свою повесть, посвященную голоду в Поволжье в начале 1920 –х годов, Ташкент приобрёл репутацию «хлебного города», то в ходе Великой Отечественной войны, благодаря своему географическому положению – глубокий тыл – и массовой эвакуации туда  множества культурно – просветительских и прочих организаций, в среде обывателей и различного рода маргиналов, возникло, в дополнение к участвовавшим в Параде Победы десяти фронтам,  и  понятие об одиннадцатом - «Ташкентский фронт»

Я тогда даже не подозревал, что «ташкентский фронт» какой–то своей стороной коснется и нашей семьи.

    Вот  что отложилось в памяти из событий этого же 1945 года.

В ноябре, возвращаясь из школы после занятий во вторую смену, вообще в первую смену занимались в основном учащиеся старших классов, еще за квартал от нашего дома я был встречен группой  ребят из нашего двора  с неожиданной и радостной вестью: «Твой папа вернулся из армии!» 

Моя реакция была ожидаемой. На сей раз обошлось без прошлого конфуза, когда сын не узнал отца: в последние месяцы перед демобилизацией от папы пришло несколько фотографий, так что я уже был лучше подготовлен к встрече с отцом.

Через пару дней папа пошёл в паспортный стол горотдела  милиции в здании Присутственных мест по адресу  ул.Владимирская,15.

И вот тут и произошёл инцидент с этим самым «фронтом». Паспортистка, совсем молодая женщина, желая, очевидно, соответствовать «духу времени», беря в руки его солдатскую книжку, задала ему вопрос: «И когда же вы прибыли с Ташкентского фронта? В ответ оскорблённый до глубины души папа запустил в неё чернильницу, но, как я полагаю, к счастью, промахнулся, потому что на истошный крик паспортистки: «Помогите! Убивают!» сбежался чуть ли не весь персонал и могло случиться  всё, что угодно. Слава богу, обошлось…

     Я всё-таки считаю нужным продолжить данное отступление от личной темы в интересах развития темы общественной

    Речь пойдет о роли евреев в Великой Отечественной войне, причём мне придётся вести дискуссию с апологетами двух взглядов на эту проблему: откровенно антисемитского и… даже националистического. Да-да, есть и такая точка зрения, что Советский Союз выиграл войну благодаря участию в ней евреев.

    Выше уже было упомянуто, что из полумиллиона призванных в Действующую Армию евреев ( кстати, 27% из них были добровольцы), двести тысяч погибло, и что  такого  высокого процента погибших– 40% – не было ни в одной другой этнической группе.

     Что же касается числа награждённых за ратные подвиги евреев, то несмотря на изданный в 1943 году  приказ сталинского наместника в ГПУ Щербакова ограничить награждение евреев, среди общего количества награжденных из расчёта на 100 тыс населения, евреи на втором месте-19%, уступая русским-23%, но опережая украинцев -18%, татар-15%, белорусов-14%,казахов - 11%.  А всего евреев было награждено 40% от числа воевавших. Более 150 евреев были награждены Золотой Звездой Героя Советского Союза, и по этому показателю  они занимают почетное  4е место в общем списке кавалеров Золотой Звезды.

.  Не избежал обвинения евреев в трусости и стремления к службе в тылу и такой борец против советской власти, как А. Солженицын. В своем исследовании «Двести лет вместе» о жизни евреев в России, он, говоря об участии евреев в войне, саркастически резонерствовал, что евреев на передовой могло бы быть и «поплотнее», несмотря на то, что в стрелковых дивизиях, этих основных поставщиках «пушечного мяса» ( статистика, которая «знает всё», утверждает, что комвзвода в пехоте оставался в живых, в среднем, всего три дня участия в боях), евреев как раз было больше всего. Между прочим, сам писатель был командиром батареи звуковой разведки, отнюдь далеко не на передовой.

    Далее…Интерес представляют и цифры, обозначающие количество евреев, обладателей высоких воинских званий, а они действительно впечатляют: Генерал-полковник – 6; генерал–лейтенант – 22; генерал-майор – 182; контр-адмирал – 8;

     На эту статистику реакция апологетов антисемитизма однозначная: «Это всё научные работники и конструкторы оружия. Словом, тыловики».

Нет, не тыловики, т.к. евреи занимали следующие  должности в Действующей армии:
командир полка – 130 чел; командир бригады – 60; командир дивизии – 21; командующий армией – 15.

Но и вклад евреев в работу оборонной промышленности был непропорционально велик ( в годы войны руководство оборонных предприятий повсеместно было аттестовано на воинские звания), т.к.  должности директора и главного инженера таких предприятий евреи занимали в области: Авиастроения – 25%; танкостроения – 30%; артиллерии и стрелкового оружия – 20%; боеприпасов – 12%; металлургии – 25%;

    Не вижу необходимости переходить на личности этих людей, ограничусь фамилиями генералов Кайзера, Кривошеина и Драгунского, наркомов  Ванникова и Зальцмана. И совсем выношу за скобки создателей и конструкторов  новейших образцов оружия, которых тоже было очень много.

   В общем, с точки зрения разоблачения утверждения антисемитов о том, что евреи провели войну на Ташкентском фронте вроде всё понятно: статистика достаточно красноречива.

   Но ведь существует и другой взгляд, суть которого в том, что немцы в первые полгода войны взяли в плен почти 3,5 млн советских военнослужащих благодаря тому, что солдаты отказывались защищать сталинский режим, и только евреи, для которых сдача в плен означала верную гибель, своей героической борьбой и массовым самопожертвованием  спасли Советский Союз от поражения. Т.е. тем самым утверждалось, что  на полях сражений войну выиграли чуть ли не с помощью одних евреев, - что, разумеется, явный перебор.

Это, конечно же, полная чушь, т.к. солдаты воевали не только за политический режим, но и за свою Родину, за родную землю и за свои семьи. О мотивации этой борьбы с фашизмом очень убедительно   рассказал К.Симонов  в своем стихотворении ««Убей его!», начинающемся словами: «Если дорог тебе свой дом…»

   Статистика же  говорит  о том, что доля евреев – 500 тыс — в общем призыве в Красную армию в период Великой Отечественной войны -34,48 млн чел — составляла всего 1,5%, а в июне 1945 года, когда  численность всей Красной  Армии была 11,5 млн чел, в составе которой оставшиеся в живых евреи – 0,3млн — составляли всего 2,6%.

Да и сам еврейский народ не нуждается в приписывании ему мнимых заслуг. Вполне достаточно и того, что при общей численности еврейского населения около 5 млн чел. на территории СССР в 1941 году и почти поголовной гибели 2,7 млн, не успевших эвакуироваться, пятьсот тысяч сражались на фронте - это ли не пример массового героизма, характеризующего еврейский народ как народ-воин, но с трагической судьбой.

.   Озвучивание этой статистики заставляет совсем по – другому посмотреть на  уже ставшее привычным до банальности газетное клише о катастрофе и героизме европейского еврейства.

Да, это действительно одновременно были не только катастрофа ( фашисты уничтожили около 6 млн евреев в Европе), но и массовый героизм: в армиях антигитлеровской коалиции сражались почти полтора миллиона евреев ( кроме 500 тыс в Красной Армии, почти 600тыс - в армии США и 400 тыс – в армиях других стран).

Но представлять ситуацию таким образом, что 1,5% — это 500 тыс евреев в Красной Армии — от общего призыва могли изменить ход войны, это значит опошлять действительность до уровня легенды, что «Гуси Рим спасли!»?

     И ещё один фрагмент из статистики на эту тему необходимо привести, но уже как образец   цифровой  эквилибристики. Речь идет об эпизоде, который приводит  генерал армии  С. Штеменко в последней главе своей книги «Генштаб в годы войны».

И.Сталин, дополняя анализ причин поражения Германии в войне, изложенный в докладе начгенштаба, пытался доказать, что Германия, в отличие от СССР, буквально надорвалась в войне, потеряв свыше 13 млн человек, что составляет свыше 16% от численности её населения 80 млн чел, т.к. в таком  состоянии в стране остро не хватает людей  для работы  в  народном хозяйстве, в том числе и для обслуживания нужд армии, в то время как    в СССР  аналогичный показатель составлял всего 6%.,потому что главковерх принимал во внимание только 11 млн чел – единовременную численность Действующей Армии.

    Во- первых, в подобных расчетах, в первую очередь,  необходимо учитывать количество мобилизованных в армию, т.е. изъятых рабочих рук из  народного хозяйства.
 В СССР это составляло около 34,47 млн чел при населении 194 млн, или 17,8%, а отнюдь не  «сталинских» 6%,- подобный же показатель в Германии немного выше – 22,5% (статистика взята из Википедии).

    Во – вторых, Германия выходила из положения, задействовав миллионы военнопленных, а также насильственно угоняя на работу в Германию сотни  тысяч граждан оккупированных стран; широко применялся и труд узников концлагерей.

 И, нужно сказать, весьма успешно: даже в 1944 году, когда бомбардировщики англо-саксов ночами стирали с лица земли целые промышленные комплексы, и в Нормандии уже союзники произвели высадку, выпуск  военной продукции в ведомстве Шпеера достиг своего максимума за все годы. Железнодорожный транспорт также функционировал нормально.

    Советский Союз так же восполнял дефицит рабочей силы за счет военнопленных и зеков Гулага, но только частично, основным  же  источником было широкое применение женского и детского труда: женщины трудились во всех отраслях народного хозяйства, даже  на шахтах и в металлургии.

    Нашим очередным отступлением от темы – рассказом об антисемитизме в 1945 году я завершаю события, с которыми столкнулся в этом победном году, но это не означает, что тема антисемитизма себя исчерпала. К сожалению впереди ещё и организованные   на    государственном уровне массовые кампании по борьбе с «тлетворным влиянием западннчества»,  с  «безродным»  космополитизмом, разгон и репрессии против членов  Антифашистского еврейского  комитета, и апофеоз юдофобской политики режима  - «дело врачей». И во всей этой «охоте на ведьм» на острие критики оказывались евреи.
И как вишенка на торте – слухи о предстоящей департации всех советских евреев в дальневосточные таёжный  районы.

И, разумеется, о том, как все эти события конца 40-х и начала 50-х годов сказались на жизни нашей семьи.

    А пока о завершении этого богатого на разные события года. В каком положении наша семья подошла к его финишу?

Жизнь немного изменилась, не то  чтобы по сталинской формуле: «Жить стало лучше, жить стало веселей!», но  изменилась.

    Во-первых, долгожданное событие – папа вернулся с войны целым, правда, не совсем здоровым. Но на общем фоне потерь это выглядело несомненной удачей. И по взглядам ребенка – а было мне в ту пору 8,5 лет – удача мне тогда представлялась в том, что я не попал  в ту бОльшую половину класса, у которых отцы погибли на фронте.

   Во-вторых, улучшились наши жилищные условия.

Мамина старшая родная сестра, проживающая с сыном у нас, и муж которой погиб на фронте, вышла замуж за папиного однополчанина, сапожника по профессии, и в конце года переехала на ПМЖ  к новому супругу в сельскую местность Винницкой области, где он проживал до войны с женой и двумя сыновьями: семья его погибла, не успев эвакуироваться.

Другая мамина сестра, младшая, , также с дочерью жившая у нас,  у которой тоже погиб муж на фронте (кстати говоря, её довоенная жилплощадь на улице Стрелецкой,  рядом с территорией Софиевского собора, не была разрушена, она сохранилась в целости, но в ней жила другая семья, и это  был именно один из тех  случаев, когда обращение в суд не помогло), наконец – то нашла работу уборщицы с предоставлением служебной «жилплощади», куда она тоже переехала в конце года.

 Почему я закавычил это слово? Жилплощадь представляла  собою маленькую комнатушку, выгороженную из туалета на одном и этажей здания спецшколы ВВС ( учащихся этой школы в городе называли «вентиляторами» за их военную  эмблему). Здание это располагалось в большом проходном дворе, соединяющем ул. Ленина и Прорезную,  возле к/театра «Комсомолец Украины».

Эта мамина сестра через некоторое время тоже вышла замуж – муж её  погиб на войне – за выходца из Западной Белоруссии, ставшего гражданином СССР в 1939 году.

 Познакомились они в эвакуации в Омске, куда он, будучи холостым, был выслан еще до начала  войны: я уже выше упоминал, что этих «западников» из-за недоверия к ним поначалу не брали в армию… Наступил и его  черед: он был мобилизован, но вскоре вернулся в Омск, в госпиталь, без левой ноги. Я помню и сейчас эту волнующую, сразу по возвращению с фронта встречу его с маминой сестрой у нас на квартире в Омске:  для моральной поддержки молодых собралась вся родня, было много слез разной эмоциональной окраски.

Получив жилплощадь, мамина сестра вызвала своего избранника в Киев, куда он приехал из Омского госпиталя инвалидов войны, они оформили свой брак. Но более комфортное жильё они так и не получили, и поэтому  спустя некоторое  время  уехали на прежнее место проживания теперь уже главы семьи в один из сельских райцентров Гродненской области,  где у него сохранилась какая-то собственность, и он, освоив ходьбу на протезе, смог вернуться к своей прежней профессии парикмахера.

Вот какая произошла  история с этой  «жилплощадью», которая напомнила о себе спустя 9 лет совершенно неожиданным образом.

Я учился уже в десятом классе, и на уроке русской литературы мы как раз «проходили» шолоховскую «Поднятую целину» Там есть эпизод, где  «двадцатипятысячник» Давыдов  с возмущением клеймил пороки общественного строя при царизме, описывая свое детство, которое он провел в комнатке при общественном туалете, где проживал со своей матерью.

Меня внезапно потянуло на «подвиги», и я вступил в дискуссию, что  это, мол, не самое большое горе, потому что и спустя почти 30 лет после революции, уже при советской власти, точно такая ситуация имела место и в наше время  и привёл пример, описанный выше. К моему везению, до оргвыводов не дошло, потому что в нашем классе не было  стукачей, а наш «русак» был очень порядочным человеком.

…Итак, на проводы частично  еще военного 1945года и встречу уже целиком – как хотелось в это верить!- мирного 1946 года наша семья собралась впервые за несколько лет в полном составе. Были и гости: мамина золовка с двумя сыновьями, отец которых погиб на фронте,. Кстати говоря, с жилплощадью им повезло: они смогли отстоять в суде своё право на возвращение принадлежащих им ещё до войны двух комнат во флигеле дома на углу улиц Горького и Саксаганского.

    К сожалению, мне нечего вспомнить о встрече этого Нового года по довольно  банальной причине: мне как уже достигшему почти  9-тилетнего возраста налили мини наркомомовскую чарку – 50 грамм, - которую я залпом выпил, глядя на старших по возрасту и моментально вырубился, благополучно проспав до утра. Это было моё первое знакомство с алкоголем!

…Следующая мизансцена – т.е. размещение сценических декораций и актеров в данный момент пьесы, - отложившаяся в моём сознании - это публичная казнь нацистских военных преступников зимою 1946 года.

. Тогда в Киеве все знали, что идет  судебный процесс над немцами. И вот  в городе разнесся слух, что днем на площади Калинина ( б. Думской ) должна состояться  публичнаяказнь. Я и несколько ребят  из нашего двора – благо, площадь эта в нескольких минутах хода от дома, где мы жили - побежали смотреть, как все это будет.

  Толпа на площади была огромная, Мы просочились поближе к эшафоту и оказались перед кольцом конной милиции, окружавшей его.  Виселицы состояла из шести секций, по две петли в каждой и установлены они были ближе к улице Костельной, приблизительно посередине между зданиями  нынешних Главпочтамта и Дома профсоюзов, там, где теперь во время массовых гуляний сооружают концертную площадку.

   Смертный приговор в Киеве был приведен в исполнение днем 29 января на глазах почти 200 тысяч горожан: площадь и прилегающая часть Крещатика, лежавшего тогда в руинах, была запружена народом. Любопытные забрались даже на крыши оставшихся не разрушенными зданий.

….И вот с Крещатика подъехали четыре грузовика; когда откинули кузов, мы увидели, что  кузова машин внутри застланы соломой, а там лежат немцы в наручниках. Вышел какой-то офицер, кажется, полковник, и зачитал приговор. Это заняло всего несколько минут. На немцев накинули петли.

. После того, как обвинитель зачитал  приговор,  грузовики, на которых стояли осужденные, отъехали, и они повисли в воздухе. Один повешенный сорвался: оборвалась веревка. Второй раз его повесили - тот же результат. По древним обычаям, висельника, который срывался, обычно миловали. Но не в этот раз:  казнь довели до конца.

Ещё один повешенный обмочился.

  Когда  немцы повисли в воздухе, толпа обезумела. Под дикое улюлюканье кольцо конной милиции было прорвано. Я запомнил инвалидов, которые стали бить своими костылями трупы повешенных немцев… 

Милиционеры спешились и стояли в стороне, а народ ликовал, но утешение было слабым:  вокруг–то  лежали руины разрушенного Крещатика..

 После казни мы почти сразу ушли, а немцы, как рассказывали, висели под охраной еще несколько часов.

Трупы повешенных на морозе  закоченели и под порывами ветра сталкивались, издавая звук как от столкновения  деревяшек. Через несколько дней их сняли.

Продолжение: Этапы длинного пути, часть 3: Гремящие 40-е