Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть восьмая
Игорь АльмечитовПьетро-Мира Педрилло, любимый шут императрицы
Граф Нарышкин
«По крайней мере, принц не скажет, что его приняли сухо!»
Исторические курьёзы. «Признайтесь, однако же, что есть в России одна вещь, которая так же хороша, как и в других государствах»
Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть седьмая
Многие из нас ругательно употребляют слово «педрилло», даже не задумываясь о том, что пришло оно в русский язык (по самой распространённой легенде) во второй четверти XVIII века во время царствования императрицы Анны Иоанновны, дочери царя Ивана V и племянницы императора Петра Великого.
Изначально же это слово не несло в себе ничего ругательного или уничижительного и было всего лишь обычной итальянской фамилией…
Пьетро-Мира Педрилло, как и многие иностранцы в то время, приехал в Санкт-Петербург буквально «на заработки и для построения собственной карьеры», как сказали бы в наше «вечно нелёгкое и вечно непростое» время.
Будучи скрипачом и оперным певцом, Педрилло прибыл ко двору русской императрицы для игры в придворной опере.
Увы, его музыкальная карьера там не сложилась. Но чтобы не возвращаться в Италию с пустыми руками (и, соответственно, пустыми карманами), Педрилло принял предложение «серого кардинала» при дворе и самого могущественного фаворита императрицы Анны Иоановны – герцога Бирона – стать придворным шутом.
В дальнейшем, уже благодаря собственному исключительному уму, острому языку и находчивости, Педрилло сделал даже более блестящую карьеру при русском дворе, чем мог бы добиться в придворной опере.
Пьетро-Мира Педрилло стал не только любимым шутом Анны Иоанновны, но и её неизменным карточным партнёром (а выше этой «должности» в неофициальной иерархии «чинов» и «синекур» при русском императорском дворе в то время не было ничего).
Почти десять лет Пьетро-Мира Педрилло буквально был ближайшим советником и «душеприказчиком» российской императрицы и покинул Россию с огромным состоянием лишь после смерти Анны Иоанновны в 1740-м году.
По историческим свидетельствам, Педрилло был настолько остёр на язык, что придворные откровенно боялись становиться объектом его шуток, понимая, что собственную репутацию после едких острот шута восстановить будет очень сложно, как и «отмыться от позора». Пусть и позора весьма условного, вызванного всего лишь шутками штатного острослова.
До нашего времени дошло немало историй о Педрилло и тех анекдотических ситуациях, в которые он попадал (и большинство из которых, справедливости ради нужно сказать, он сам и провоцировал).
Одна из таких историй случилась с царским истопником…
Однажды Педрилло отвесил истопнику нешуточную пощёчину (за что именно была получена эта оплеуха, история, увы, умалчивает). За сие неподобающее действие Педрилло приговорили к штрафу в три целковых (как в Российской империи называли серебряные монеты достоинством в 1 рубль).
Но даже и из этой, неприятной для себя ситуации Педрилло вынес определённые «дивиденды».
После объявления приговора (ибо суд был совсем не шуточным и проходил по всем правилам судопроизводства того времени, где присутствовали и сам истец, и ответчик), царский шут бросил на стол вместо трёх целковых сразу шесть серебряных рублей. После чего отвесил истопнику ещё одну увесистую оплеуху со словами:
– Ну, теперь-то мы с тобой, братец, совсем квиты!
К слову сказать, Пьетро-Мира Педрилло стал не только героем многих русских анекдотов, а его имя – нарицательным, когда ссылались на чересчур острых на язык шутников (а в наше время, вероятно, с повсеместным падением культурного уровня «глубинного народа», слово «педрилло» употребляется только в нецензурно-оскорбительном контексте), но также он был «увековечен» в романе Ивана Лажечникова «Ледяной дом», который повествует о последнем годе правления Анна Иоанновны и интригах при императорском дворе.
Граф Нарышкин: «По крайней мере, принц не скажет, что его приняли сухо!»
История эта очень коротка и совсем не нравоучительна, как кому-то, вероятно, и могло показаться из заголовка. И более чем подходит под категорию короткого исторического анекдота, рассказанного «вовремя и кстати»… а заодно напомнит, что краткая и ироничная игра слов и подмены понятий в «великом и могучем русском языке» могла и может быть намного более точной и своевременной, чем долгие и нудные ТВ-дебаты уже примелькавшихся на разных телеканалах лиц на различные «животрепещущие темы»…
А если кто-то и найдёт в данной истории какие-то скрытые или даже витиеватые смыслы, то так тому и быть…
В бытность царствования императора Александра I Северную Пальмиру посетил наследный принц Пруссии «с официальным визитом»…
Судя по всему, в то «вечно нелёгкое и вечно непростое время» отношения между Российским императором и принцем Пруссии были достаточно напряжёнными и натянутыми… Или – иными словами и для более понятной ассоциации – Пруссия на тот момент считалась «недружественным государством», которая в числе прочих «недружественных стран» только и делала, что «смотрела волком» с прохладного Балтийского побережья на нашу бесконечную и многострадальную отчизну и облизывалась на её бескрайние территории и природные богатства… По крайней мере, именно так это выглядело с позиции российских чиновников того «вечно нелёгкого и вечно непростого» времени.
Но, поскольку уже в наше «вечно нелёгкое время» чревато сомневаться в том, что нас «вечно» окружают «недружественные страны», как и чревато искать проблемы в себе самих, а не вовне (а заодно, чтобы совсем не запутать вдумчивого и благодарного читателя), вернёмся к нашей истории…
…Всё время пребывания прусского принца в столице шёл беспрерывный дождь. На что государь на официальном приёме, посвящённом визиту «иностранной делегации», дипломатично выразил сожаление по поводу погоды, над которой он был, увы, не властен…
На что обер-гофмаршал, граф Александр Львович Нарышкин, известный острослов, уже после официального приёма, обращаясь к императору, в привычном ему ироничном ключе подытожил результаты визита принца Пруссии в Петербург всего одной, но очень показательной фразой:
– По крайней мере, принц никогда не скажет, что Ваше Величество его приняли сухо…
Такая ироничная история. Без нравоучений и далеко идущих выводов… которые, вероятно, и хотелось бы сделать, но автор – со свойственным ему тактом – воздержится от лишних комментариев и предоставит взыскательному читателю самому отыскивать здесь скрытые или не очень смыслы…
Исторические курьёзы. «Признайтесь, однако же, что есть в России одна вещь, которая так же хороша, как и в других государствах»
История эта была рассказана около двухсот лет назад князем Пётром Андреевичем Вяземским. Тем самым знаменитым русским поэтом, переводчиком, публицистом и мемуаристом, который помимо всего прочего, остался в анналах русской истории как ближайший друг и корреспондент А. С. Пушкина.
Очерк этот не преследовал целью ни попытки найти аналогии с каким-либо иным «вечно непростым» периодом в отечественной истории, ни намекал на неких «государственных мужей», которые так любят говорить о «патриотизме и духовных скрепах», параллельно выводя бог весть откуда берущиеся у них несметные капиталы на хронически, но отчего-то безуспешно «загнивающий Запад» и скупая там всё, что только можно скупить за деньги, а вспомнился лишь, как забавный, хотя и очень показательный исторический курьёз…
Адмирал Павел Васильевич Чичагов после завершения Отечественной войны 1812 года фактически эмигрировал из России и навсегда осел в «загнивающей Европе», проживая в основном во Франции и Италии.
По историческим свидетельствам, причиной тому было не только неприятие реалий отсталой крепостной России, которую он откровенно недолюбливал, но, как считают многие историки, и его личная обида… Впрочем, на Российскую ли империю в целом или на государя и чиновничий аппарат в частности, вероятно, разобраться детально он не мог и сам.
Дело в том, что после знаменитого и рокового сражения на реке Березине, когда отступающие французы тактическими манёврами перехитрили Чичагова и несмотря на огромные потери всё же сумели переправиться на другой берег, адмирал впал в немилость и после окончания Отечественной войны, уже в 1813 году, оставил все должности и навсегда уехал из России…
Тем не менее, за все предыдущие заслуги ему была пожалована немалая пожизненная пенсия, которая и позволила ему более чем безбедно существовать в благополучно загнивающей Европе.
О родине же Чичагов, по свидетельству современников, часто отзывался свысока и достаточно строго. И, вполне вероятно, был во многом прав, критически оценивая состояние, как социального устройства Российской империи, так и её государственной политики.
Именно с его критикой и недовольством родиной и была связана та самая забавная история, о которой речь пойдёт ниже.
Уже после переселения во Францию, а фактически эмиграции, на одном из званых вечеров в Париже Чичагов встретился с русским дипломатом Петром Ивановичем Полетикой.
После того, как Полетика выслушал Чичагова и его критику российских реалий и нареканий к отечественной системе управления, он обратился к адмиралу с достаточно саркастичной фразой:
– Признайтесь, однако же, Павел Васильевич, что есть в России одна вещь, которая так же хороша, как и в других государствах.
– А что, например? – спросил заинтересованный Чичагов.
– Да хотя бы те немалые деньги, которые вы в виде пенсии получаете из России.