СВОЁ СЧАСТЬЕ

«Требую с грузчика, с доктора,
С того, кто мне шьет пальто:
Всё надо делать здорово –
Это неважно что»

Евгений Евтушенко

 

Не было бы той мальчишечьей стычки — скорее всего, совсем другой оказалась бы его судьба.

Когда Лёня возвращался домой из школы, его обозвали. А он не из тех, кто спускает обиды. Плохо назвали — пришлось хорошо ударить, куда надо. А рука после этого возьми и опухни. Да так, что делать ничего ею не мог. Маме дома объяснял: мол, в школе на лестничных ступеньках упал. Поверила мама. А рука всё пухнет. Пришлось в поликлинику идти. Сделали рентген. Оказалось — перелом, гипс надо накладывать. По дороге в гипсовую врач сыронизировал:

— Здорово же тебе, видно, та физиономия не понравилась.

— Какая физиономия? Я на лестнице упал. В школе…

— Это ты маме рассказывай, а я, как-никак, врач-ортопед, анатомию костей знаю, не мудрено понять, почему ты руку сломал.

В 14 лет этого достаточно для восхищения. Лёнин папа работал адвокатом, а до того — следователем, рассказывал разные интересные истории про запутанные расследования. Но то — рассказы о происшедшем когда-то, где-то и с кем-то, а тут — прямо на глазах: лишь глянул врач на рентгеновский снимок — и нате вам: вмиг раскрыл мальчишечью тайну. Фантастика!..

Видя его потрясение, Юрий Шмидт — так звали врача — предложил подростку:

— Можешь приходить, когда я дежурю — я и тебя научу кое-чему.

И они подружились. Несмотря на очень большую разницу в возрасте (Юрий был вдвое старше), обнаружилось немало общего: оба увлекались автомобилями, механикой и, естественно, медициной.

Теперь они дежурили в больнице вдвоём. Даже в ночные смены. Юрий показывал, а юный Лёня наматывал на ус. Ухаживал за больными, и перевязки делать помогал, а в конце 9-го класса… в операционную был допущен вместе со взрослыми врачами и медсёстрами. В 10-м же — даже ассистировал на неотложных операциях (ну, где, кроме России, такое возможно?!).

Словом, «заболел» юноша медициной — да не вообще медициной, а именно ортопедией. Серьёзно заболел и, как выяснилось, неизлечимо. Стал посещать разные биологические кружки, в мединституте даже прослушал вечерние курсы для школьников. А когда подавал в этот вуз документы для вступительных экзаменов, и при собеседовании его спросили, почему он стремится стать врачом, юноша безапелляционно заявил: «Хочу быть ортопедом!». В ответ — хохот: не всякий выпускник мединститута знает точно, какой именно медицинской области отдать предпочтение, а тут — такой бурный юношеский максимализм.

Но Лёня Дабужский знал абсолютно точно: ему нужна ортопедия. Только! Решено!

Начались студенческие будни во 2-ом Московском медицинском институте. А дружба с доктором продолжалась. Юрий уже писал диссертацию, Лёня, чем мог, помогал технически.

И вот сбылась мечта: он начал в Москве ординатуру по ортопедии, подрабатывал на «скорой».

— Почему же эмигрировать решили — жизнь ведь удавалась, коль юношеские мечты сбывались? — интересуюсь.

— Не скажите, — возражает Дабужский. — То был нелёгкий выбор. Очень уж удручало, возмущало, порой доводило до отчаяния всё, что вокруг творилось. Тотальный дефицит, в том числе лекарств (больные погибали от инфекций из-за нехватки антибиотиков); воровство, коррупция, антисемитизм… Запомнился случай. На «скорой» я нередко дежурил в бригаде с моим самым лучшим другом детства — ещё с 4-го класса школы. И вот на одном из таких дежурств получаем вызов: человек жалуется на боли в животе. Приезжаем, звоним в дверь, открывает молодой, правда, старше нас, мужчина.

— «Скорую» вызывали?

— Я вызывал «скорую помощь», а не жидов, — слышим в ответ.

И захлопнул перед нами дверь.

Жгучая обида, глубокое возмущение и в то же время — чувство профессионального долга, верности клятве Гиппократа.

Связались с диспетчером, рассказали.

— Видно, не болит, раз такое себе позволил, — успокоила та.

— Уж более 30-ти лет минуло, — продолжает доктор, — а мы с тем моим другом, который в Лас Вегасе сейчас живёт, до сих пор с горечью вспоминаем. Ведь всё это происходило в конце ХХ века, и не в какой-то тьмутаракани, а в Москве, где меня учили высоким идеям и идеалам, которые на поверку оказывались ложью. Вот весь этот «коктейль» и привёл меня к ясному пониманию: счастливым в такой стране я не буду.

Что чувствовал, когда улетал в эмиграцию? Тогда, как раз в День советской конституции — 5 декабря 1975 года — испытывал я какую-то гремучую смесь противоречивых чувств. С одной стороны — бурная, неконтролируемая радость от того, что я улетаю ОТТУДА, от тех вязкого болота и удушливой атмосферы, где всё было пропито, продано, своровано; где попрано всё святое, где народ обозлён…

С другой стороны — радость надежды на лучшую жизнь. Но было, конечно, и грустно: я улетал один, родители оставались, хотя намеревались в дальнейшем тоже эмигрировать. Папа-адвокат добровольно защищал ряд политических «преступников» и боялся, что если мы соберёмся эмигрировать вместе, власти в отместку родителей выпустят, а меня оставят. Такие случаи, увы, были. Сейчас родители уже здесь, под Бостоном.

О докторе Дабужском я слышал и раньше. Не помню, от кого и при каких обстоятельствах, но слышал. Мы, обыватели, о врачах как судим: улыбается, душевно поговорит, утешит, взбодрит, таблетки или другое лечение какое назначит — хороший доктор. А о Дабужском — как о кудеснике мне говорили: что инвалидов на ноги ставит! И в прямом, и в переносном смысле одновременно. Конечно, хирургу-ортопеду легче быть «видимым», нежели, скажем, терапевту или невропатологу, которые внутренними болезнями занимаются. Но в данном случае это не аргумент: сколько знаю инвалидов, которые годами, а то и десятилетиями мучаются от проблем ортопедических, по врачам ходят, а помогают им разве что периодическими курсами реабилитации да протезами, в лучшем случае — суперсовременными. Леонид Дабужский же — один из немногих в США хирургов-ортопедов, делающих уникальные операции, которые превращают инвалида в полноценного, активного человека.

Кто не слышал об артрозе — самой распространённой болезни суставов, от которой страдает от 6,4 до 12% населения. Самое печальное — что сегодня эта патология в несколько раз чаще вызывает нетрудоспособность и приводит к инвалидности, чем несколько десятилетий назад. Так вот, в своём Центре артрита, что в массачусетском Дорчестере, доктор Дабужский и производит чудеса. Это не преувеличение. Сравнительно недавно в Америке стали делать операции по замене поверхности поражённого сустава. Технически эта операция довольно сложная, делается как раз людям, страдающим артритом бедра. Но она позволяет пациентам после операции вернуться к любым — заметьте — к любым(!) видам активности, включая спорт.

— После замены сустава по сегодняшней технологии мои пациенты, бывало, уже через три недели выходили на работу, — рассказывает Леонид. — Если бы в начале медицинской карьеры мне о таком сказали, я посчитал бы это фантастикой. Как полёт на Марс. А сегодня такая операция — с маленьким надрезом и компьютерной навигацией — уже не только возможна, а стала для меня привычной. Как не переставать удивляться?!

Лицензии на эти операции получают лишь врачи, прошедшие специальный тренинг. В Америке таких лишь 230. Не в каждом штате они есть. А в Массачусетсе — шестеро. Один из них — доктор Леонид Дабужский.

— Когда я оказался в этой стране, — возвращается он к воспоминаниям, — сразу же услышал: мол, иностранцев в американскую ортопедию не берут. Но зачем мне другое дело — я по-прежнему заявлял: хочу быть только ортопедом! Сдал экзамены в резидентуру, учился в Вустере, что близ Бостона, в Тафтском университете. И добился мечтаемого!

Ныне он сосредоточился только на операциях по замене суставов, их реконструкции, артроскопических операциях и на спортивной ортопедии.

— А вот перелом шейки бедра — этот настоящий бич, особенно в пожилом и почтенном возрасте — тоже по вашей части? Говорят, после такой операции человек обречён на инвалидность…

— Да, это моя парафия. Но приведенные слухи совершенно безосновательны. При современной медицинской технике и технологии пациент после такой операции нередко через 2-3 дня уже уходит домой. УХОДИТ!

В спортивной же медицине «конёк» — восстановление связок. В начале его частной практики то была большая операция, которую делали только профессиональным спортсменам, дабы дать им возможность завершить свою профессиональную карьеру. Сегодня же после этой амбулаторной операции его пациенты возвращаются к любому виду спорта без каких-либо ограничений и в очень короткий срок.

— Бытует мнение, что хирурги — народ рациональный и очерствевший. Мол, постоянный вид крови и вскрытых тел сводит на нет способность к состраданию, сопереживанию. Леонид, а что для вас соотношение нравственности и рациональности?

— Не вид человеческой крови убивает возможность к сочувствию и состраданию, а совсем другое: аморальность. Врач с атрофированной нравственностью — не врач. Медик, который в какой-то степени не чувствует боль пациента, порочит медицину. В частности, в ортопедии для того, чтобы понять, что именно больному требуется, нужно не только посмотреть на рентген или на результаты MRI — надо дать человеку выговориться. Пациенты зачастую немногословны, нужно задавать им много вопросов. В своё время я проводил в Гарварде занятия со студентами. И всегда учил резидентов: основная информация о болезни приходит не от MRI и других тестов, а от общения с самим больным. К сожалению, сегодня в американской медицине пропадает искусство, которому учили старые опытные врачи из провинций — в России это были земские врачи: СЛУШАТЬ И СЛЫШАТЬ больного.

Есть в Провиденсе (штат Род Айленд) ресторан CAV, что расшифровывается как Cocktails, Antiques, Victuals (коктейли, антиквариат, питание). Он минутах в 40 езды от Бостона. Необычный ресторан, уникальный. Да и не ресторан это только, а ресторан-музей. Не живот лишь получает здесь удовольствие от изысков американской, итальянской и восточной кухонь, а и душа отдыхает — уютный интерьер, украшенный древними африканскими и азиатскими масками, статуями богов, скатертями ручной работы на столах… Словом, впервые пришедшие не только не разочаровываются, но и вновь сюда приходят. И вот однажды завсегдатаи (да и сама Сильвия — владелица) этого заведения были приятно удивлены, даже восхищены вкусным, обильным и совсем необычным для них меню… украинской кухни. Особенно издававшим аппетитный запах украинским борщём.

Сделали этот сюрприз… доктор Дабужский и его семья.

— И жена, и дети, ну, и я тоже кулинарией увлекаемся, — откровенничает. — У каждого — своя «территория». Самый «научный» повар в семье — сын. Он много читает о кулинарии, достаточно серьёзно изучает её. Моя «территория» — пивоварение: всегда имеем два-три сорта свежего пива собственного приготовления. А ещё — хлеба пеку всевозможные. И копчением люблю заниматься: рыбы, мяса, индейки.

А в ресторан тот попали совершенно случайно. Приехал в командировку близкий друг семьи. А дома в это время — ремонт. Решили пообедать и провести вечер в каком-то симпатичном заведении. В интернете заинтересовал сайт необычного ресторана CAV в Провиденсе. Туда и направились. Прекрасно посидели, уже собирались уходить, как столкнулись у выхода из ресторана с пожилой парой. «Ну, как, — спрашивают, — понравилось здесь? А что конкретно?». Стали разговаривать и выяснилось, что женщина — владелица ресторана Сильвия.

— Судя по вашему рассказу, вы в еде толк понимаете. И в кулинарии.

Узнав же, что мы — выходцы из России, оживилась:

— Я люблю устраивать в своём ресторане «этнические» вечера. Не хотите принять участие в организации такого вечера в качестве «показательного шефа»?

Они согласились, а вернувшись домой, развернули горячие дебаты. За две недели до назначенного вечера приехали в тот ресторан со своим меню. Сильвия аж руками всплеснула: обычно «показательные шефы» какое-то одно своё блюдо предлагают, а тут — целое меню. «Нет уж, — возразили Дабужские, — к основному блюду закуска полагается, выпивка — целый комплекс.»

К тому времени в их доме ремонт уже окончился, туда в помощь прибыл повар из ресторана и работа закипела.

— Мы с женой тогда пятничный вечер, всю субботу и воскресное утро посвятили этому. Зато меню удалось на славу: и закуски, и супы двух видов, и основные блюда, десерт и даже три типа водки домашнего приготовления, — не без удовольствия вспоминает Леонид.

Вот вам и доктор.

Лет, этак, десяток тому вдруг марафонами увлёкся. Да не как соглядатай, а как участник. Знакомый из Израиля «заразил» — очень он этим увлекался. В 1996-ом — за полгода до старта традиционного марафона — Леонид впервые в жизни стал тренироваться в беге. С тех пор и повелось: восемь марафонов за 10 лет — семь в Бостоне и один в итальянской Венеции. Последние два марафона Дабужский бежал плечо к плечу с сыном.

Вот вам и любитель кулинарии.

А ещё триатлон — тоже его хобби: два километра надо проплыть, 90 километров — проехать на велосипеде, 21 километр — пробежать. И всё это — за один день.

Мотоцикл, подводное плавание, рыбалка — тоже «территория» доктора Дабужского. А яблоки от яблони далеко не падают — и сын, и дочь в увлечениях в папу пошли: и рыбачат в океане да в озёрах, и плавают вместе.

И в благотворительных программах тоже вместе участвуют. Это уже отдельный разговор. 14 лет исключительно по собственной инициативе, вне какой-то корпорации, Дабужские собирали деньги на программу обучения инвалидов катанию на лыжах. И отец очень горд от того, что сын, тогда ещё 13-летний, увидевший энтузиазм, двигающий это дело, сам, что называется, загорелся и на протяжении пяти лет добровольно работал инструктором, обучая парализованных инвалидов кататься на лыжах. Сегодня среди его нынешних самых близких друзей — мальчик, потерявший из-за тяжёлой болезни ногу, с которым тогда познакомились, и которому Дабужский-младший помогал возвращаться к активной жизни. Теперь этого мальчика пригласили в национальную сборную спортсменов-инвалидов по лыжному спорту.

— И где время для всего этого находите — при вашей-то занятости и нашей всеобщей сплошной круговерти?

— Встаёшь на час раньше — вот и время дополнительное появляется: чтобы на велосипеде поехать на 25 миль, чтобы потом душ перед работой принять и чтобы в новый день отправиться.

— Одни считают амбициозность спутницей нескромности, другие — неотъемлемой частью стремления добиться чего-то значительного в жизни. А вы как к ней относитесь? Вы сами амбициозный человек?

— Конечно! И считаю это нормальным. Ненормально противоположное — когда амбиции нету. Без неё невозможно достичь значительного.

— Чего хотите и что ждёте от жизни?

— А я не жду. Я живу! Те, кто ждёт, что мечтаемое свалится с неба — очень несчастливы. Того, к чему стремишься, надо всегда ДОБИВАТЬСЯ. Другими словами, нужна амбиция. И ещё: за что берёшься — надо делать хорошо. Иначе какой смысл браться? Как у Евтушенко:

«Ничто не должно быть посредственно:
От зданий — и до галош,
Посредственность неестественна,
Как неестественна ложь.
Сами себе велите
Славу свою добыть.
Стыдно не быть великим —
Каждый им должен быть!»

Каждый получает счастье по-своему. У каждого оно поэтому разное. Общее одно: приходит оно лишь к идущему навстречу. Как поравняются — счастье скажет: здравствуй, я твоё!..

У каждого своё счастье. У него — такое.