Российский спорт: традиция и хроническая болезнь
Юрий Магаршак...ВАДА планирует провести расследование заявлений бывшего главы московской антидопинговойлаборатории Григория Родченкова. Он сообщил газете "Нью- Йорк Таймс", что перед Олимпиадой в Сочи разработал целую схему по сокрытию положительных допинг-проб спортсменов. И что 15 призеров зимних игр употребляли запрещенные препараты. Российский минспорт уже отреагировал. Ведомство обещает сотрудничать с ВАДА и настаивает на персонализации ответственности...
______________________
Цензура "Эха Москвы", куда был отправлен этот текст для размещения в авторском блоге: "Пост не опубликован, в публикации отказано. Пост отклонён редактором.
О том, что происходило с допингами в России после распада СССР, сказать ничего не могу. А вот о том, что происходило с допинговым контролем в Советском Союзе во время Московской Олимпиады 1980 года, немного знаю. Причем, если бы меня об этом спросили в суде, готов подтвердить под присягой. Потому как достоверность того, что знаю, не вызывает сомнения.
Была в 70-е и 80-е годы в Ленинграде у меня замечательная знакомая: Оля Давыдова. Потомственная интеллигентка (отец профессор Ленинградского университета - в то время единственного университета в городе, заведующий одной из его кафедр). Девушка с тонкой речью, широкой образованностью, к тому же прекрасно рисующая. Ну и красавица, какие сегодня в моде - ростом и внешностью напоминая теннисистку Марию Шарапову, а телосложением и походкой - участниц конкурсов "Мисс Россия".
После окончания не то химического, не то биолого-почвенного факультета университета Олю приняли на работу в лабораторию института, который занимался допинговым контролем (название она мне, разумеется говорила, но я запамятовал). Вначале Оле работа нравилась, о чем она с энтузиазмом рассказывала (в 1979-1980 годах мы виделись очень часто: она жила в сталинском доме у площади Льва Толстого на Петроградской, а я снимал комнату в трехстах метрах от метро Петроградская, в доме на углу Кировского и Рентгена, и Оленька частенько забегала, как говорится, на чай). Однако в какой то момент Олю как подменили. Она в реальном времени, неделя за неделей и день за днем, рассказывала мне - а почему бы и не рассказать другу - что происходило сегодня, вчера, в дни, реже недели после нашей последней встречи. Не только в культурной и девичьей жизни, но также и на работе. А происходило вот что.
В Ленинграде, как и в Москве, начали проводить предолимпийские соревнования. И их лаборатории было поручено проводить допинг-анализ проб, взятых у всех спортсменов. Если допинг обнаружен у спортсмена, не являющегося советским, об этом сообщалось как положено по международным правилам во все инстанции, включая Международный Олимпийский Комитет. Если же проба мочи показывала, что принимал допинг советский спортсмен, об этом категорически запрещалось сообщать кому бы то ни было за исключением КГБ. Дальнейшая судьба проб была Оле Давыдовой неизвестна. Но судя по тому, что ни один советский спортсмен ни во время предолимпийских соревнований, на ни Олимпиаде в Москве в применении допинга обвинен не был, действия были примерно такими, как их описывает глава московской антидопинговой лаборатории не советских, а послесоветских времен -о Григорий Родченков (смотри статью, цитируемую выше). То есть - если Родченков говорит правду - за прошедшие со времен Олимпиады в Москве до Олимпиады в Сочи 34 года мало что изменилось. Система продолжала работать.
Рассказы Оли о скрытии допингов советских спортсменов продолжались несколько месяцев. Однако в какой-то момент она вдруг начисто замолчала. Сказав только: "не спрашивай. С меня взяли подписку о неразглашении, а это очень серьезно". В этой лаборатории этого института Оля продолжала работать во время Московской Олимпиады и после нее. Подолгу бывая в командировках в Москве. Однако о своей работе с допингами больше не говорила.