(Германия — Австрия — Словения — Италия — Франция — Испания)
Вот и снова Мюнхен. Это чужой город, но здесь начинаются дороги, здесь вся Европа становится доступной, здесь живут друзья.
В этот раз нас было восемь человек. Хорошее число, располагающее к комфорту и аренде двух машин. Рент надо делать в Мюнхене — дешево, и есть шанс получить по upgrade какое-либо деликатесное автомобильное чудо. Чудо таилось под маской заказанной "Опель-Астры" и называлось "Опель-Сигнум". Здоровенная машина с GPS-навигатором, сенсорами и прочими созданиями чуждого нам немецкого разума. Сенсоры были чувствительными, как барышни на выданье, и верещали дурными голосами от каждой пробегающей поблизости собаки. Навигатор был изысканно интеллектуален и мог все — жаль, мы его не включали до предпоследнего дня. Вместо кондиционера было встроено нечто, что должно было создавать внутри любой климат — кроме, разве что, психологического. Ну, это будет, наверное, в следующей модели…
Из Мюнхена полагается ехать в Австрию. Для начала — в Зальцбург. Зальцбург напоминает пряник внутри елочной игрушки. Он совершенных форм, и даже атмосфера в нем гармонична и слегка статична. Хорош, зараза, несмотря на неуловимый налет имперского чванства. В городе полно лошадей, живых и каменных, и, перефразируя классика — даже у них австрийские морды. Чего нельзя сказать о прохожих, так как это, в основном, туристы. Каждому приезжающему в Зальцбург полагается хоть как-то прислониться к славе Моцарта. Моцарт в Зальцбурге растиражирован, переделан в пирожные, ликеры, дома и соборы. Но если отвлечься от цинизма туристической суеты, то… есть в соборном садике, прижавшемся к скале, одно дерево — не дерево — чудо, которое раскинуло ветви, как дирижер в музыкальном антре, и —
"…и березовые ветви вместо пальцев у него,
и глаза его березовые строги и печальны…"
Из Зальцбурга ведет в Вену несколько дорог. Мы поехали через озерный край — это самая длинная, но, наверное, и самая умиротворяющая дорога. Кругом горы, вода, лебеди, тишина…
В эту ночь в районе Св. Полтена была дикая стоянка — т.е. просто кинули палатки на берегу горной речушки. Все речушки в Австрии полны форели, и если подойти к этому с умом… Так что к Вене у нас была уже малосольная форель, и если бы не два здоровенных туземных гея, которые резвились на берегу так, что распугали всю рыбу, то была бы еще и уха.
Вена начинается с кемпинга, недорогого и уютного. Конечно, это хитрость старого антрепренера, знающего, как завлечь публику. На самом деле Вена знает себе цену, и цена эта немалая. Ну, и не зря — из всех городов Европы она, видимо, самая стильная. Над другими великими городами витает налет эклектичности, Вена же похожа на усатого офицера во время послепарадного отдыха. Центр города до неприличия чистый, решетки сияют вчерашней позолотой, а из кафе идет правильный дух.
Кстати, о кафе. Вена без кафе — конечно же, не Вена, исторических кафе много, и можно выбрать, что кому больше по душе. Фрейд, Кокошка, Климт, Наби, Мюзиль или, на худой конец, знатные марксисты — все пили здесь когда-то кофе, попутно занимаясь чем-нибудь историческим.
Мы выбрали кафе "Империал" — там любил бывать Рильке. Кафе помнит свое прошлое: стулья — с длинными спинами и кривыми крепкими ногами — рассчитаны на прямоходящих усатых сапиенсов во фраках и котелках, столы покрыты льняными скатертями и выражают нескрываемое презрение ко всему синтетическому, на стенах висят линогравюры, дагерротипы, акварели. В углу же сидел живой артефакт — обычный венец с чашкой кофе и утренней газетой, перепутавший, по крайней мере, век…
…Кто вы такой? Откуда вы?
Ах я, смешной человек,
Просто вы дверь перепутали,
Улицу, город и век…
Во всем зале мы были с ним тет-а-тет, но, к сожалению, он нас не заметил — все-таки век между нами… это много.
В любом достойном месте, кроме хлеба и зрелищ, должен быть еще один аттракцион — туалет. В венском кафе и туалет был венский — пахло духами, играла тихая музыка (Гайдн?.. музыканты уходят…), все вокруг в зеркалах… Рекомендую Венскую рулетку: комната, четыре зеркальных стены и четыре писсуара, два из них настоящих… Стрелять один раз!
Вена на самом деле изумительна, и уезжать было жалко. Но дольше — это уже другой вариант осмотра: музеи, парки, дворцы. Очень хотелось сходить в Альбертину и в Венский музей, но… Нельзя объять необъятного, хоть стремиться к этому и нужно… Поэтому из Вены мы махнули в Словению.
В Словении живут южные славяне. Видимо, они не чувствуют всех тонкостей русского языка, иначе первый город на границе с Австрией не был бы назван Блед, озеро — Бледским, а деревушка с речушкой по соседству — Бледице. Вообще, словенский язык звучит, как чистая музыка: самолет — "летало", водитель — "водило", рюкзак — "нахребетник". Все обороты с "вельмо", "зело" и "лепо просимо" уносят во времена "гой еси добрых молодцев". Заднее ущелье называется "Задница", а переднее мы так и не нашли на карте…
Удивительная вещь — язык! На иврите фраза "ани мудаг ше ани хибадти чек дахуй" означает в точности: "я обеспокоен, что потерял отсроченный чек". Но это — ивритяне… А тут, в Словении, такое выдается, можно сказать, легким движением родной мовы. Настоящим ценителям словесности рекомендуется почитать инструкцию:
1. Стисните роцицо (руку) на пипи,
2. Снемите пипо и наместите пипо в…
3. Ко натоците до зелена колицине, спустите роцицо (руку)
4. Це тоците ресервоар на полно, пипа автоматично запре доток…
5. Плацаите…
В общем, "глокая куздра", а делов-то — налить бензина по-словенски…
Многое в Словении малоубедительно: Любляна мила, но как-то буднична и немного провинциальна, возникает ощущение легкой траченности молью задворков столичного великолепия; раскаленное Средиземноморское побережье какое-то карманное и забито народом по самые абрикосы; пейзажи — приятные, но не "ах!"…
Пещеры же просто потрясают. Пещера по-словенски — "яма", и вот это слово важно для всех, кто там бывал. Мы собирались посетить знаменитую приму словенских пещер, Постойну Яму. Это, собственно, не "яма", а много "ям" вместе, соединенных проходами, лазами, реками, сифонами. Всего около 60 километров красивейших подземелий. Где-то там, внутри, живет протей. Как и зачем земноводное выбрало такие экстремальные условия, неясно — видно, природа, как и человек, склонна к мазохизму…
Посмотреть на все это народ валит уже около ста лет, и за это время произросла целая шоу-индустрия подземного туризма. Сначала показывают фильм про жизнь под землей, потом к этой жизни прикасаешься, но быстро, так как сзади уже подпирают, потом показывают протея. "Из зала в зал переходя, здесь движется народ…"
Нам повезло: мы в Постойну Яму не успели. Шел дождь, и мы заночевали в кемпинге посреди карстовых воронок, a утром пошли в одну из местных пещер — Пивка Яму. Она, конечно, меньше Постойной, в ней туры бывают всего раз в день, но ведет их отличный профессиональный гид, который понимает и знает, что рассказывает, а главное — чувствует завораживающую красоту каменных форм. Он дал возможность и нам ощутить дух пещеры, ее монументальный и неспешный мир. Жизнь ощущалась как жизнь пещеры. Падали капли с мокрых сталактитов: кап — минута, еще минута — еще кап — время стекало и звучало, отмеряемое нескончаемыми водяными часами. Тишина звала к созерцанию, созерцание — к размышлению, размышление — к тишине. Это было так неожиданно в туристской суете, что осталось незабываемым.
Потом мы смотрели Шкоцианску Яму. Здесь все другое. Сама пещера — это лучшее из виденного мною под землей. Она включена в список Юнеско, и не зря. Внутри пещеры течет бурная река с простым и понятным названием — "Река" (с ударением на "е"). Река-"Река" пробила такое подземное ущелье, какое и на поверхности не часто увидишь. Дух захватывает от этого природного буйства. Так что если бы не омерзительный сервис, то все было бы замечательно. Гидша говорила какие-то слова, но в голове у нее тикал секундомер и падали копейки. В словах не было ни души, ни чувства. Чувство появилось, когда народ попытался пофотографировать — низзя! Девчушка оказалась на самом деле унтером, и до капрала ей никогда не дослужиться… Хотя, может, я и не прав; все-таки вид у нее не злобный, скорее — уставший.
От Словении совсем близко до Италии. Мы остановились в кемпинге напротив Венеции и вечером поплыли через лагуну к городу. Венеция бежала за бортом вдоль лунной дорожки и манила силуэтами церквей и дворцов. Она была так же прекрасна, как и в день первого с ней свидания — и вновь искушала своим очарованием, по-змеиному притягательным и по-женски обманчивым. На самом делe Венеция — город тяжелый, от ее миазмов устаешь и дуреешь. Но в этот приезд мы лишь прикоснулись к ее вечерней красоте — и сразу же сбежали дальше, в Верону, Мантую и Кремону.
В Верону народ едет, чтобы прикоснуться к полированной груди Джульетты, посмотреть на ее же балкон, ну а особые ценители приезжают послушать фестиваль Верди. Грудь и в самом деле что надо, жаль только, металлическая, но на соседней Цветочной площади вся шекспировская драма укладывается в вывеску на пансионе "Ромео+Джульетта" — и после этого нарисована весьма прозаическая кровать…
Самый впечатляющий вид на город открывается с бастионов замка Петра. Здесь полагается целоваться и (или) грустить, глядя на город. Вид на стремительную Адиджу, на расходящиеся улицы, на силуэты церквей навевает меланхолию. Город отсюда немного отстраненный и напоминает декорацию в коричневых тонах. Постойте немного под кипарисами, подождите — грусть появится.
В Мантую давно хотелось заехать. Она же немного разочаровала, уж слишком легко перейти в ней от средневековья к занюханному современному городку. Наверное, надо было не лениться, а пойти в знаменитейший Герцогский дворец. Говорят, это необыкновенное зрелище. Я с детства помнил эрмитажную Камею Гонзага — и вот, пожалуйста: целый дворец тех же герцогов. Но цены, цены… да и время… — в следующий раз. В центре Мантуи мы наткнулись на прелестный Собачий Дворец, у дверей стоят каменные псы неизвестной породы. Церберы, наверное…
Кремона — это город скрипки. Здесь жили Страдивари, Амати, Гварнери. На доме Гварнери написано: "Здесь живет лучший скрипичный мастер Италии", на доме Амати — "Здесь живет лучший скрипичный мастер мира", ну, а на доме Страдивари — "Здесь живет лучший скрипичный мастер этой улицы"… Вывеска "Гастроном Страдивари" напомнила о зубной пасте "Ассоль", но гдето здесь Страдивари и в самом деле жил и ходил в центральный собор. Это эклектичное, но величественное строение мажорирует все остальное в городе. Курчавые каменные львы с задумчивыми мордами охраняют вход. Воистину, "поставлены когда-то, а смена…" Внутри прохладно, много воздуха, но интерьер какой-то скуповатый. Зато экстерьер… Это бывает, и не только у соборов.
На озере Лаго ди Гарда, на длинном полуострове, находится средневековый Сан Сирмионе. Слева от города открывается вид на озеро и горы. Солнце висит над ними, низкие лучи оставляют на поверхности воды расплавленную дорожку. По дорожке грациозно и расслабленно плывут лебеди. Так во все времена выглядит идиллия. Поэтому у лебедей шеи длинные, а головки ма-а-аленькие. Какая идиллия может быть с большой головой и короткой шеей?
По полуострову мы дошли до виллы и грота Катулла. Это самая северная сохранившаяся античная вилла Италии. Пейзаж вокруг действительно напоминает отрывок из элегии. Кругом вода, а позади светятся огнями стены замка. По-моему, он вдохновлял кого-то из великих (кроме Катулла). Может быть, Дос Пассоса?.. Не помню, да и неважно.
Следующая после Сирмионе остановка была запланирована под Павией. Мы хотели избежать суетливого Милана и спокойно посмотреть знаменитый цистерцианский монастырь. Первую часть этой идеи удалась реализовать с блеском, но вот со второй вышел казус.
Перепутав выходы с магистрали, мы уткнулись в указатель: "Лос Пенис" — и выразительная стрелка вперед. То есть в переводе с латыни знак недвусмысленно посылал по трехбуквенному адресу. Причем без вариантов, никаких тебе сантиментов, все строго и лаконично, как в уставе. Можно и нужно было ехать назад, но не хватило чувства самосохранения. В итоге ехали долго, пока не увидели чудо за стеной — монастырь. Приехали поздно, и чудо, как и положено, было на замке. Захотелось посмотреть его хотя бы снаружи, и тут началось — комары!.. Карельский гнус там отдыхает. Рядом рисовые чеки, и, видимо, вся эта дрянь жирует и набирается сил на монастырских харчах. Как здесь люди живут, особенно итальянцы с их экспансивностью и легким разгильдяйством — неизвестно. Может, молятся, может, граппу пьют, может, в скафандрах ходят — не знаю. Локальные павийские комары называются в народе "павианы", вылетают они по расписанию и соскучились, наверное, по русско-еврейской кровушке. Говорят, она нужна им для размножения. Интересная порода комаров получится… А нам пришлось плюнуть на монастырские красоты и, матерясь и почесываясь, рвануть в Геную.
Вернее, мы проскочили на автопилоте Геную и отправились в горы над Сан Ремо. Сам Сан Ремо — типичная сковородка для любителей обжаренных торсов. Но вот в горах там есть симпатичные кемпинги, да и сами горы красивы и прохладны. Единственный недостаток итальянских кемпингов — их закрывают на шлагбаум часов в 10 вечера. В Америке мало хорошего, но там можно приехать в кемпинг после закрытия, расположиться, а утром положить в специальную будочку деньги и свалить. Или просто свалить. Вот этого, наверное, и опасаются искушенные в человеческих душах итальянцы. Короче, приехали мы в кемпинг, жизнь там идет, кто-то пьет пиво, мест — навалом, а заехать — черта с два! Такое вот своеобразное гостеприимство. Ну, если задние ворота забыли закрыть, значит заехать все же можно. Это был наш ответ Керзону. И Чемберлену тоже.
Кемпинг какой-то феминистский. Путь в мужской туалет ведет через темное помещение, на котором написано что-то вроде "лютые собаки". В темноте приглушенно урчало, угадывались чьи-то желтые глазки. Ну его к бесу, уж лучше в ближайший лесок… В душе масса надписей типа "Культурные люди не забывают закрыть кран", "Не мойте ноги в ванне для посуды" и прочие сентенции а-ля "Бумагу есть вредно". Такого количества бессмысленных граффити я не встречал даже у немцев и американцев. Ну, у американцев свой стиль, у них все "unlawful", т.е. "незаконно". У них бы звучало так: "Незаконно не закрывать кран", "Незаконно кушать бумагу". А для немцев вроде звучит подходяще: "Achtung! Бумагу не кушать". Может, хозяин немец?
Утром появился хозяин кемпинга, типичный "Giovanni", т.е. Ваня на итальянский манер. Он вращал бровями и что-то говорил "с ударениями". Таких надо сразу же посылать подальше — желательно на незнакомом языке. При этом общий смысл послания — "сам дурак" — должен быть понятен сразу, а частности оставаться за кадром.
Я твердо знал, что по-итальянски "kretino" означает то же, что и по-русски, а "kacone" не является большой кошкой, а обозначает совсем другой орган. Так что слова для межнационального общения имелись. И темперамент тоже. А смысл? Ночь-то уже прошла, граппой он все равно не угостит, скорее удавится. Пришлось поинтересоваться, желает ли синьор получить деньги за нелегальный ночлег или он желает и дальше выражаться и портить наше настроение. Конечно, если бы "Giovanni" мог, съел бы всех нас без соли и перца. Но слова о тугриках нашли нужное место в его запотевших мозгах, обороты сошли на нет, и все встало на свои места — мы изобразили заблудшую паршивую овцу, а он получил свой клок шерсти.
Доехав до Монако, мы встали на хайвэй и рванули на юг Франции — Камарг, Прованс, Руссилион, Лангедок.
Приехали в Камарг ночью. Ночь была не простая — 14 июля, День взятия Бастилии. Народ гулял от души, в небе над небольшим городком вспыхивал фейерверк, толпа орала совсем как в Первомай. Городок назывался Aigues Mortes — вроде бы это что-то потустороннее. Позднее мы в нем побывали. Было замечательно: поднимаешься на средневековые стены и идешь… вверх по лестнице, ведущей вниз — по времени… Но в ночь приезда мы чувствовали себя одинокими и не в своей тарелке. Так всегда бывает, когда приезжаешь ночью в какое-то новое место. Тоска незнакомой темноты.
Между тем, ночевать было решительно негде — и мы устроились прямо на пляже, в палатках, среди дюн. Луна была бесплатным добавлением к антуражу, а ночное купание — бонусом. В пять утра прилетел какой-то вертолет — полицейский, наверное — и нудно завис над головой. Потарахтев минут десять и сделав пару кругов, он улетел, но чувство было, как у Малыша с Карлсоном — что он обязательно вернется.
Под Монпелье находится несколько курортиков, в одном из них — Гранд Мотт — оказался кемпинг французского прибрежного типа, весь в олеандрах. Прибрежные кемпинги дорогие и снобистские, там есть строгие правила, сводящиеся к тому, что радоваться жизни после 11 вечера воспрещается, поскольку главная радость — это сон. В первую же ночь из соседнего палаточного домика вылезли две злобно шипящие французские старушки. "…У французского спаниеля лик французского короля…" Эти же — узконосые, тонкогубые и плоскозадые, явно городские мадамы — походили на пару двортерьеров в ночных рубашках. Тявкали они довольно агрессивно, но… "по-французски я не понимаю, а она по-русски ни фига". И это хорошо, что ни фига… Следующим вечером эти же полумадамы заявились позже нас, клюкнутые и благостные. "Собака бывает кусачей только от жизни собачьей…"
Камарг понравился безумно. Это, фактически, огромная дельта Роны, заповедник странных заболоченных земель, озер, дюн. Рядом Прованс, и Ван-Гоговские образы встают силуэтами курчавых тополей. Камарг — земля быков, лошадей, птиц. Черные быки и белые лошади — его символы. Настоящих диких лошадей, видимо, уже нет, но и те, что есть, как будто рождены вместе с пейзажем. У них грустные глаза и свободолюбивая стать. Как это знакомо…
Над болотами висят нырки и стригут воздух. Потом они камнем падают вниз, но, по-моему, постоянно промахиваются. Мелочь, но приятно — значит, и у профессионалов не каждая попытка удачная. Кругом позируют фламинго. Розовато-белая стая вальсирует на фоне заходящего солнца — почти как в книжках. И даже намного лучше. Вообще, создается ощущение нетронутой природы, таинственной и неисчерпаемой. Обман, конечно, но возбуждает.
Вдоль заболоченных пустошей стоят лавки. В них продаются горячие от солнца абрикосы и персики, а в сторонке лежат бутыли с местным вином. Усугубить же все можно устрицами из ближайшего супера. Цены разумные, так что вечером со старушками опять должны быть проблемы…
Недалеко от Гранд Мотт в море впадает один из рукавов Роны. Туда надо приезжать часов так в семь утра. Весь берег усыпан французами с удочками. У каждого стульчик, кепка, сачок и бутылка. Сотни французов с лицами Бурвилей… Какие-то люди вылавливают веревки с мидиями. Мидии маленькие и, наверное, идут в суп. Все очень подлинное и очень не туристское.
Мы поехали в Арль, подсолнухи сопровождали нас всю дорогу, так что к Ван Гогу все было готово. Как ни странно, площадь с Ван Гоговским кафе в Арле не разочаровывает: краски чистые и теплые, света много, и синие скатерти очерчивают яркие желто-голубые стены. В Арле же проходит камаргуаз — это такой бой быков, без кровопролития. Двенадцать поджарых мужичков в белом гоняют абсолютно черного туземного быка по римской арене. Когда бык устает, его меняют на более свежего. Если бык поумнее и не бегает за мужиками, его тоже меняют. У каждого тореро в руках стригалка, а у быка что-то вплетено в челку. Вот это "что-то" и надо срезать. Глупые, если хотеть настоящего зрелища — не в челку надо вплетать…
А вот Авиньон не так красив, как представлялось. Папский дворец снаружи смотрится очень маняще, но изнутри он мрачный и скучноватый. И сам город, несмотря на музыкальный фестиваль, не греет.
Во всем Провансе очень много римских раритетов. Может, для римлян это и была провинция, а для туристов — очень даже метрополия. Здесь нет такого давления греко-римской культуры, как в Турции, но есть вдохновляющие шедевры. Мы выбрали Понд-дю-Гар.
В Понд-дю-Гаре находится огромный римский акведук. Три яруса переброшены через горную речку, по которой скользят чистых цветов каяки. В пролетах синее небо ждет набегающих облаков. Зной. Акведук, небо, каяки — все отражается в воде. По реке бежит рябь от ветра и расходятся тончайших цветов круги. Вся картина начинает колебаться, дрожать, меняться — и потом снова восстанавливается. Почему это состояние природы породило "импрессионизм"? Ведь "импрессион" — это впечатление, а Ренуар, Моне — они не передавали впечатление, они передавали "ощущение". Интересно, как по-французски звучал бы "ощущениенизм"? Может быть, ощущению Понд-дю-Гара созвучен как раз импрессионизм, а вяткинским лесам — конкретный суперреализм Шишкина? В любом случае, в Понд-дю-Гаре хотелось сохранить накатившие мысли, и, может быть, хорошо, что это удалось не полностью.
Общее ощущение от Прованса и всего, что его окружает, осталось ярким и солнечным. Мы были еще в Бо, средневековой деревушке среди меловых гор. Посмотрели по дороге романскую церковь. Проехали мимо Тараскона, где жил Тартарен, не успели в Оранж с его античным театром, не спустились в многочисленные гроты. К сожалению, мы приехали до цветения лаванды. Говорят, от буйства лавандовых полей дуреешь. Так что все эти "не" сливаются в картину будущей поездки.
Следующей целью был район Каркассона, земли катаров. Каркассон — это туристский аттракцион высшего класса, издали — сказка сказкой: стены, башенки, ров, зубцы-бойницы. Не хватает лишь герольдов да всадников в броне и с перьями на шлемах. Вблизи эта сказка тает, и замок приобретает нормальные очертания. Но все же — есть в нем что-то искусственное, немножко — голливудское, слегка — довженковское. А вот собор Св. Назария, расположенный внутри городских стен, с его полумраком и оглушающими витражами так же естественен, как глоток вина в знойный провансальский полдень.
Катары-альбигойцы были мрачным, аскетическим, реакционным и, кажется, антисемитским течением. Все, что с ними связано, разрушено, кроме Каркассона и Альби. В районе Каркассона сохранилось пять-шесть руин катарских замков и, увидев их, Станиславский сразу сказал бы: "Верю!" Мрачные руины в окружении фруктовых садов и при полном отсутствии людей — это почти по-японски. Солнце выжигает все вокруг, и лишь здоровенным артишокам это нипочем.
Мы поехали по французскому департаменту Нижние Пиренеи к Лурду. Лурд, наряду с португальской Фатимой, итальянским Лоретто и польской Ченстоховой — место постоянного христианского паломничества к деве Марии. Санктуарий стоит на берегу быстрой пиренейской реки и поражает своими гигантскими масштабами.
Но не в масштабах дело. Воздух буквально пропитан верой в избавление от страданий, стекающихся сюда со всех концов мира. Совместное движение тысяч людей, калейдоскоп рас и ряс создает напряжение, отзывающееся пульсированием в висках и покалыванием в кончиках пальцев. Но, вообще говоря, надо поехать туда, чтобы почувствовать атмосферу. И поездка эта психологически непростая.
Нижние Пиренеи сменяются Верхними, кульминацией которых является цирк Гаварни. Огромный, могучий хребет с острыми пиками вызывает желание остановиться и не спеша подумать о чем-то важном. Но думать, как известно, вредно…
Последняя неделя поездки была посвящена Каталонии. Поиски кемпинга привели в Эстартит — городок в бухте напротив скал Манес. С утра солнце встает над морем, и кажется, что вода превращается в расплавленное золото. Русалки наверняка где-то рядом скользят по волнам, покрытые золотой чешуей. Но с берега их не видно — зрение подводит…
Обычная программа для небольшой поездки в Каталонию стандартна: дорога Дали, Барселона, Монсеррат.
В этот приезд Барселона была почему-то вся плохо освещена. Великолепные поющие фонтаны у подножия холма Монюк не горели, а только напоминали об остатках былой роскоши, Саграда Фамилиа плыла темным силуэтом над городом, Барри Готика был в лесах, а Кафедральный собор не светился своим теплым желтым ночным светом. Лишь над бульваром Рамблес угадывались огни и жизнь. Днем он бурлил, как котел, но оставаться там почему-то не хотелось. Рамблес упирается в площадь Каталонии, где клубятся отвязные типы всех цветов радуги, напоминая о реалиях нового миропорядка. Самое же сильное ощущение осталось от Гауди — ну, это понятно — и от рынка Ла Бокерия, который был в ударе и блистал фруктовым изобилием и рыбными рядами а-ля Снейдерс, Иорданс и прочие средние и малые голландцы.
Недалеко от Монсеррата находятся два по-настоящему замечательных монастыря: Санта Креус и Пабле. Мы побывали в Пабле, и, в отличие от Монсеррата, он оправдывает свои мишленовские звездочки. Видно, что его мраморы направляла талантливая и вдохновенная рука, а алтарь — это поистине луч света в монастырском полумраке. Над центральным нефом парит на растяжках крест, и солнце, проникающее через боковые окна, создает иллюзию лица, смотрящего с алтаря на людей. В одном из залов находится удивительный, неожиданный музей, где великолепные скульптуры поражают фантазией и интерпретацией знакомых библейских образов.
Каталония немыслима без дороги Дали. Помню, много лет назад в Ленинградском университете мы организовали вечер сюрреализма. Было это сложно и даже немного опасно, так как недремлющее партийное око всегда пребывало в полуоткрытом состоянии, и неизвестно было, какая дурь могла прийти в начальственные головы. Но, очевидно, привычное слово "реализм" успокоило: реализм так реализм, что "соц", что "сюр" — в общем, пронесло. А вот Окуджавовскую "Молитву", кстати, в том же мохнатом году в универе запретили. Так вот, Дали тогда впервые предстал как художник, а не как легенда. Это было неожиданно и интригующе. С годами чувство неожиданности прошло, а интрига осталась.
Дорога Дали начинается с Пубола — замка Галы Дали, что под Ла Бисбалом. Ла Бисбал — керамическая столица Каталонии, и бесконечные магазины и мастерские создают атмосферу праздника. Замок же Галы немного мрачен, что соответствует его истории.
Зато музей-театр Дали в Фигуэросе — это блеск и мощь одновременно. О нем так много писалось, что любое слово прозвучит повторением. Но рядом находится ювелирная коллекция Дали — и вот это было открытием. В полумраке появлялись причудливые формы золота и камней, причем в сочетаниях, для меня неожиданных, а мне казалось, что ничего неожиданного в камнях, кроме сотворенного природой, уже не придумать… Почему-то работы Дали напоминали о Бенвенутто Челлини — по крайней мере, о таком Челлини, каким его представил Дюма.
Из Фигуэроса надо ехать на гористый полуостров, на склоне которого, обращенном к морю, стоит монастырь Сан Педро де Роде. Монастырь — очень подлинный, довольно дикий и прекрасно вписывается в окружающую, еще более диковатую, природу. Трудно представить, что мы в полутора часах от Барселоны.
От монастыря можно попасть в Кадакес, на родину Дали. Городок этот — необыкновенной красоты — занимает чистейшую бухту. Мы напряглись и по узким неприветливым улочкам доехали до Форт Легата, где стоит дом Дали. Было уже темно, внутрь, конечно, не попали, но ветер, море и небо заменили на время какието конкретные впечатления. Меньше всего это место подходило для гениального сумасшедшего, но, видно, мы все же не до конца понимаем, где в мире подлинное, а где игра, и есть ли между ними грань.
С Каталонии началась прямая, но длинная обратная дорога. Двух дней для нее маловато, но мы преуспели, и даже остановились посмотреть верховья Дуная в Швабии. С вершины горы открывался великолепный вид на долину, поля, барочный собор вдали. Вдруг над головами раздался шум, и над верхушками деревьев всплыл яркий воздушный шар. Люди на нем что-то радостно кричали нам, а мы отвечали, что они — на воздушном шаре… Всем было хорошо. Потом сверху что-то посыпалось и застучало по машинам. Это оказались конфеты.
Наконец настал черед навигатора. Умная машина съела координаты нашей мюнхенской базы, похрюкала и выдала первую команду: через 200 метров — налево, до цели 532 километра 49 метров. Пойди проверь! Но все равно — приятно, когда за тебя кто-то думает. Чувствуешь себя, как в детстве. Или как в армии.
Еще немного — и мы в Мюнхене, в доме друзей. Кольцо замкнулось, временно…