Бостонский КругозорИРОНИЗМЫ

МОИ МУЖЧИНЫ

Я давно живу в Нью-Йорке,
Годы пулею свистят,
В головной моей подкорке
Есть еще штук пятьдесят.

Я попробую их вспомнить,
Даже самых никаких,
Коль не потяну на повесть,
То хотя бы будет стих…

Предыдущие части здесь:
 
Часть 1 
 
Часть 2 
 Часть 3


ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Я давно живу в Нью-Йорке,
Годы пулею свистят, 
В головной моей подкорке
Есть еще штук пятьдесят.

Я попробую их вспомнить,
Даже самых никаких,
Коль не потяну на повесть,
То хотя бы будет стих.

И роман в стихах - не шутка.
Замахнулась - надо бить.
Жизнь не терпит промежутка,
Жизнь - она сплошная нить.

В этой нити узелками,
По порядку, день за днем,
Прямо тут, под облаками
Как-то быстро мы живем.

Да, бывает вспомнить трудно,
Раз внушительный багаж.
Капитан большого судна
Должен знать свой экипаж.

Помогает мне подруга,
Это мой надежный тыл.
Вместе со своим супругом
Вспоминает всех, кто был.

Память у нее конкретна,
Хоть не помнит имена,
Темы нет у нас запретной
Ни в какие времена.

То она мне подсказала
Про Сережку номер два,
Он начальник был вокзала,
Позже - города глава.

Он  катал меня на "Волге"
С Мерседесовским движком,
Публикуя в "Комсомолке"
Фельетоны со стишком.

Был другой поэт - зануда,
Водку пил и горький эль,
Круглый год страдал простудой,
Звали просто - Рафаэль.

Он читал стихи ночами,
Доводя меня до слез,
Канделябры со свечами
Приносил, когда тверёз.

Я влюблялась не однажды,
Ведь любовь, известно, зла.
Далеко из них не каждый
Был на уровне козла.

Вовчик - тих и обучаем,
Молодой и чист душой,
Я его поила чаем,
Мне с ним было хорошо.

Говорят, он в Парагвае
В доме с птицами живет,
В нем народ души не чает,
Парагвайский весь народ.

После Вовчика - болгарин,
Я в Софии не была,
Любомир был лучезарен,
Словно ручка санузла.

Он по ящику вещает
На болгарском языке.
Приходил ко мне с вещами,
Не как Гришка, налегке.

А за ним - еще болгарин,
Зоран, парень хоть куда,
Он командовал полками,
Говорил всем: "Господа".

Муштровал семью и школу,
Обучался там сынок.
По весне пришел Микола
С парой длинных стройных ног.

Запевал Микола громко,
Будоражил всё село.
Я промчалась незнакомкой.
Было первое число.

Первомай, шары, цветочки,
Сарафаны, канапе.
С Брюсом я дошла до точки,
Повстречав его в купе.

Про судьбу его не знаю,
Тут мне нечего сказать.
Иностранцев уважаю,
Такта им не занимать.

Шаловливым оказался
Патрик, черный, как смола.
Он всё время извинялся,
Выходя из-за стола.

Лев Иваныч - ресторатор,
Он, полтинник разменяв,
Баню полюбил с развратом,
Но разврат был без меня.

До него - красавец Лёва,
Плавал Лёва стилем кроль.
С ним в постели было клево,
Вне постели - полный ноль.

Миша-два, он вне постели -
Ловелас и сердцеед,
Но в красивом этом теле
Ни на йоту страсти нет.

Был еще один Валерка,
Он ни в чем ни в зуб ногой.
Перед ним закрыла дверку,
Увидав его с другой.

Если я не ошибаюсь,
Шесть десятков  да плюс три,
Нету ни конца, ни края,
Вам, мои богатыри.

Продолженье обещаю,
Всех припомню, не тая.
Но душою ощущаю:
Выгонит меня семья.

(продолжение следует)

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Поспала, проснулась свежей,
Вспомнила еще пяток.
Герман, тот звезда манежа,
Записал мой адресок

И примчался рано утром,
Прям из стойла взяв коня.
Был настойчивым и мудрым.
Чем порадовал меня.

Я с конем не подружилась,
Грубым оказался конь.
С Леонардом закружила,
Он в постели был огонь.

Севка, тот изобретатель,
Он для ванной выпускал
Мыльницы, щёткодержатель
И крепленья для зеркал.

Эрик страшно креативен,
В том числе, и в болтовне.
Устоять при всём активе
Очень сложно было мне.

А художник в центре зала
Мне представился: "Альберт"
Я тогда ему сказала:
"Привлекательный мольберт".

Он с меня писал портреты,
Для меня писал стихи.
Лев умел хранить секреты,
Знал про все мои грехи.

Стала бегать по утрам я -
Так хотел тогда Вадим,
Но ревнивец начал травлю,
Осознав, что не один.

Никакого эксклюзива
Не давала я ему.
Яков тоже был ревнивым
И жестоким потому.

Не могла понять причину,
Что не нравится Илье,
Я терпела и щетину,
И помаду на белье.

Ярко-красную помаду,
Ну, не мой, представьте, цвет.
Надоела клоунада.
Появился Ингвар - швед.

Нет причины у мужчины,
У мужчины есть инстинкт:
И взобраться на вершину,
И никто чтоб не настиг.

Шведы от вершин далёко,
Грубоваты, не тонки.
Вовка-два был без намека,
Без намека на мозги.

Я не сразу разглядела
Ту трагическую грань.
Прогнала его от тела
Прямо в зиму, прямо в рань.

Были пара безымянных,
Назовем их "раз" и "два".
"Раз" концертом фортепианным
И разгулом мастерства

Доводил меня до ручки,
В смысле, громким был концерт.
"Два" умел такие штучки
Вытворять. Он был доцент,

Психологии учился,
А потом учил других.
Он настолько изловчился
В отношениях людских,

Что совсем забыл о сексе
И о женщинах забыл.
Помнил об одном рефлексе -
Пищевом. И этим жил.

Был еще невнятный с виду,
Перекрашенный блондин,
Его звали Леонидом.
Он - директор был картин.

Обещал мне лимузины
И Бразильский карнавал.
Только вот с супругой Зиной
Это не согласовал.

Зина долго мне звонила,
Выясняла, кто я есть.
И угрозами давила,
И включала тонко лесть.

Не дождавшись лимузина
И плевав на карнавал,
И на мужа грозной Зины,
Я ушла на сеновал.

Было лето. Дом. Курятник.
Вспоминать мне нелегко.
Васька. Сено. Мягкий ватник
И парное молоко.

Он схватил меня на руки.
Я сказать успела: "Ах".
Он потом страдал в разлуке,
Про любовь писал в стихах.

На тетрадочке в линейку:
"Без тебя мне, мол, не жить".
Я присела на скамейку,
Чтобы ближе к Лешке быть.

С ним я только целовалась.
Это был десятый класс.
Я тогда еще смущалась.
Засекла химичка нас.

Осень. Боты из резины.
Помню те еще рубли.
Пахло луком и бензином.
Это были "Жигули".

Не случилося почина,
Заскрипел карданный вал.
Больше ни один мужчина
За рубли не предлагал.

Впрочем, как и за валюту.
Это - личный мой рекорд.
Нет, один привел в каюту,
Но я прыгнула за борт.

Летчик был, не истребитель,
Он на Боингах летал.
Его звали дядей Витей,
Он в руках держал штурвал.

И меня сажал он в кресло,
Словно я - второй пилот.
Это было интересно,
Но недолгим был полет.

Я сошла тогда по трапу,
А меня встречал другой.
Я сказала: "Это папа"
И пилоту вслед - рукой.

Тут уж вспоминать сложнее,
Подключила Витьку я.
Он всё помнит, он балдеет.
Я - почти его семья.

Он зовет меня"второю
Незаконною женой",
Задолюбал друзей он мною,
Своей главной, коренной.

Мы с ним вспомнили Владлена -
Из посольства чудака,
Собирал он гобелены
И бутылки коньяка.

Ярик вспомнился нам тоже -
Завсегдатай галерей.
Он намного был моложе
И настолько же - глупей.

Перечислив список вкратце,
Я воскликнула: "Ура!"
И последние пятнадцать,
Прям, стремглав из-под пера.

Среди них: Руслан, Сережа,
Саша, Горан и Матвей,
Ромка-два, Викентий, Гоша
И Пахом, и Патрикей.

Остин, Адам, Алехандро,
Луи, его друг Мигель -
Мы ныряли со скафандром,
Сели там втроем на мель.

Два канадца, югославы,
Был француз - не мой вассал.
Не вошли сюда все главы,
Цензор их повырезал.

Даже взял с меня расписку,
Что не буду вспоминать.
Он в моем конкретном списке
Насчитал сто двадцать пять.

Его имя не раскрою,
Хоть убейте, господа.
Лишь скажу - сейчас нас двое,
Он - мужчина, хоть куда.

Больше вспоминать не стану,
Не надейтесь, господа...
Жаль, что одному султану
Отказала я тогда.

Нет, не женское кокетство
Движет мною без причин.
Просто чисто из эстетства
Я ценю своих мужчин.

Видно, список я дополню,
Всех назвав по именам,
Но пока что многих помню,
По телам, а не делам.

Я, надеюсь, перегиба
Не увидит здесь родня.
Все свободны, всем спасибо,
Вы..... останьтесь у меня.