Разгром немцев под Москвой
Марк Аврутин...Если бы Советский Союз "рухнул" в 1941 году или чуть позже, война, скорее всего, закончилась бы мирным договором Германии с союзниками, ибо ни Рузвельт, ни Черчилль не пошли бы на то, чтобы бросать в мясорубку войны миллионы своих граждан. В то время на это были способны лишь два человека: Сталин и Гитлер. Американцы же отказались даже от участия во взятии Берлина, чтобы избежать лишних жертв.
______________________
I.
В разработанной немецким Генеральным штабом операции "Барбаросса" разгром СССР не мыслился без захвата Москвы - главного политического, культурного, военно-промышленного и коммуникационного центра страны. Однако, когда немецкие армии группы "Центр" подошли к Смоленску, и до Москвы оставалось 300 километров, Гитлер приостановил дальнейшее продвижение, поставив в качестве первостепенной задачи окружение и разгром советской группировки под Киевом.
22 августа 1941 года после пятинедельного ожидания под Смоленском, в течение которых немецкие дивизии стояли без движения, защищая свои позиции и неся бессмысленные потери, пока Гитлер пребывал в сомнениях, поступил, наконец, приказ: до наступления зимы овладеть Украиной и Крымом вместо захвата Москвы. Крыму Гитлер придавал особое значение, опасаясь, что он может быть использован в качестве авиабазы для нанесения ударов по нефтяным промыслам Румынии.
Столь же разумными представляются и другие поставленные им перед армией задачи: овладеть промышленными и угледобывающими районами на реке Донец; на Кавказе - захватить нефтяные месторождения Каспия; на Севере - соединиться с финнами и изолировать Ленинград. Только вот возникает совершенно уместный вопрос: а куда же он смотрел, утверждая в декабре 1940 года план операции "Барбаросса".
Тем не менее, приказ поступил и Гудериан, который ещё 4 июля 1941 года в личной беседе с Гитлером пытался добиться от него разрешения на взятие Москвы, вынужден был повернуть свои танковые группы на юг. Гудериан, которого поддерживали другие генералы, убеждал Гитлера, что встреча с главными силами Красной Армии произойдёт под Москвой, а после их разгрома все остальные регионы Cоветского Союза достанутся легче.
Гитлер же мыслил по-другому, его артистическая натура каким-то непредсказуемым образом трансформировалась, и он представал то политиком бисмаркского масштаба, то стратегом, сравнимым с Наполеоном, а в данном случае - колониальным завоевателем. И мыслил он сообразно своей постоянно менявшейся сути, поэтому решения его, независимо от их результатов, оставались непонятными и часто казались иррациональными, причём, как ближайшему окружению, так и неприятелю.
Вот и в этот раз Сталин, и его Генеральный штаб продолжали верить, что главной целью немецкого наступления остаётся Москва. Поворот же Гудериана на юг представлялся им широкомасштабным охватывающим маневром. Ерёменко даже после войны в своих мемуарах утверждал, что Гудериан повернул на юг, так как не сумел прорвать оборону на Брянском фронте (командующим которого он в то время был).
14 сентября 1941 года в 200 км к востоку от Киева захлопнулась "ловушка", в которую попали 50 советских дивизий. Несмотря на яростное сопротивление окруженных армий, все они были полностью разгромлены. К 26 сентября грандиозная битва завершилась. После этого разгрома почти миллионной группировки советских войск Гитлер впервые пришел к убеждению о неспособности Красной Армии к сопротивлению.
Впрочем, и решение начать войну основывалось на этом же предположении, которое теперь сменилось убеждением. Однако убеждение это оказалось поверхностным и глубоко ошибочным, а потому повлекло за собой весьма трагические последствия. Но проявились они гораздо позднее, пока же Гитлер решил воспользоваться растерянностью, вновь охватившей высшее руководство Советского Союза, и приказал уже в последний день битвы за Киев возобновить наступление на Москву.
Разработанный немецким Генеральным штабом план предусматривал обход главных сил Красной Армии на подступах к Москве. В этом тщательно выверенном плане преднамеренно игнорировалось одно важнейшее обстоятельство - подходящее время года для ведения активных боевых операций в России уже прошло. Однако Гитлер решил рискнуть, и первый этап выполнения этого плана действительно завершился разгромом двух армейских группировок на Центральном фронте, предназначавшихся для защиты Москвы.
5 октября 1941 года Гудериан, после нанесения мощного удара с юго-западного направления по войскам Еременко (которые он якобы трусливо обошёл в августе), вышел им в тыл и, повернув на Брянск, окружил три армии Брянского фронта. Двумя днями позже, 7 октября, были окружены ещё шесть армий Тимошенко в районе Вязьмы. Так почти одновременно рухнули Брянский и Западный фронты - "щит и меч" Москвы.
Наступил момент для начала второй фазы операции, предусматривавшей удар по Москве с последующим её захватом или окружением. 9 октября немцы в прессе и по радио раструбили о "потрясающем успехе". И действительно все пути на Москву, казалось, были открыты. Однако в ночь с 6 на 7 октября выпал снег, и, хотя к утру снег растаял, дороги превратились в непролазную грязь. Немцам приходилось тащить мотоциклы волоком по раскисшим дорогам. Резко ухудшилось снабжение войск: топливо не приходило, баки пустели, и продвижение в результате резко затормозилось.
Тем временем советское командование из остатков Западного фронта, придав ему Резервный фронт, создало новый Западный фронт, назначив его командующим Жукова. (Еременко, выбранный Сталиным на роль спасителя Отечества, раненым был вывезен на самолёте из-под Брянска).
Костяком новой советской обороны под Москвой стали прибывавшие с Дальнего Востока дивизии. Впервые немцы столкнулись с ними под Бородиным: хорошо экипированные, не прошедшие через горнило летних разгромов, они не поддавались панике и без ожесточённого сопротивления не сдавали ни пяди земли. Там же, под Бородиным, 14 октября немцы испытали на себе массированное применение уже целых дивизионов ракетных миномётов "Катюша". Обработанные с их помощью участки местности превращались в выжженную землю. Немцы несли большие потери, но продолжали двигаться, хотя иногда скорость продвижения падала до 1,5 километров в день. 19 октября 1941 года пал Можайск, до Москвы оставалось 100 километров.
Всей этой ситуации, связанной с возможностью использовать дальневосточные дивизии, возникшей якобы благодаря донесению Зорге о принятом японцами решении напасть на Америку, придаётся явно преувеличенное значение. Японцы, принимая решение о нападении на Америку, руководствовались, видите ли, своими собственными, а не союзническими интересами. Но ведь совершенно ясно, что это решение принималось не в декабре (хотя ещё и в первых числах декабря Гальдер утверждал, что у русских не осталось больше сил для сопротивления) и даже не в ноябре, а ещё раньше, когда немцы уже на весь мир фактически объявили о своей победе.
К тому же, Япония, принимая решение, ставшее судьбоносным, с одной стороны, не ощущала потребности в выполнении союзнических обязательств по отношению к Германии, а с другой стороны, была связана с Советским Союзом договором о нейтралитете. Наверное, и память о разгроме при Халкин-Голле сыграла какую-то роль. И вовсе не Зорге поверил Сталин, а собственной прозорливости, благодаря которой, как ему казалось, удалось связать Японию этим договором.
Гудериан, танковая армия которого практически прекратила продвижение под Тулой, не мог смириться с поражением от сил природы. Он создал авангардное подразделение, включив в него лучшее из того, что у него оставалось, и приказал, нигде не останавливаясь, взять Тулу. Однако и атака на Тулу 30 октября из-за сильного сопротивления русских и недостаточности сил у немцев застопорилась. Попытка с ходу овладеть городом провалилась. Войска остановились в 5 километрах от Тулы. Наступление на Москву повсеместно теряло темп.
Но не столько немецкий солдат спасовал перед российской осенней распутицей, сколько немецкая техника оказалась не совместимой с русскими условиями по всему фронту. Как ни странно, но не столько "для немца стало смертью то, что для русского было хорошо", сколько для немецкой техники. И не только осенью, но и в июльскую жару она "задыхалась" от пыли, перегревалась и её заклинивало; а в русскую зимнюю стужу, она вся промерзала насквозь, включая стрелки компасов и оптические прицелы.
Когда непроходимыми стали не только раскисшие лесные тропы и заболоченные участки, но и на, так называемых, русских шоссе грязь прилипала к ногам, копытам и колёсам, когда танки сползали на обочину, командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал фон Бок приказал войскам остановиться и ждать, пока земля затвердеет.
Немцы с нетерпением стали ждать, когда подморозит. Мороз ударил в ночь с 6 на 7 ноября. Внезапно наступила зима. Грязь сковало, засуетились снабженцы, днём и ночью подвозя топливо, боеприпасы, продовольствие, запчасти. Начало поступать зимнее обмундирование, хотя и в недостающем количестве. Наспех отремонтированные танки стали возвращаться в строй. Появилась надежда, что Москву всё-таки удастся взять.
13 ноября в Оршу прибыл начальник Генштаба сухопутных войск Гальдер и провёл совещание с начальниками штабов всех армий на Восточном фронте. Им предстояло дать ответ на вопрос, что делать в условиях наступившей зимы - продолжать ли наступление, или ждать весны. О возможности зимнего контрнаступления русских никто в ставке Гитлера даже не думал, считая Красную Армию уже полностью разгромленной. Последний удар по уже едва стоящему на ногах "красному колоссу", как некоторым казалось, можно будет нанести и весной.
Но генералы, которые так рьяно доказывали Гитлеру, что главной целью всей восточной кампании является только захват Москвы, не смогли теперь, когда фюрер, наконец, сдался им, сказать: нет, мы не сумеем взять Москву из-за зимних холодов. Они хотели продолжать наступление, считая, что смогут взять Москву. Были и такие, кто не разделял этого оптимизма, но и они понимали, что продолжение наступления было лучшей альтернативой по сравнению с ожиданием в полевых условиях прихода весны. В итоге верх взяла точка зрения сторонников возобновления наступления на Москву.
Общее наступление было назначено на 19 ноября. В то время как в ставке Гитлера крепло убеждение, что "русские находятся при последнем издыхании", советское Верховное Главнокомандование стягивало в район Москвы свои стратегические резервы. Аналитики немецкого Генштаба недооценили мобилизационную способность СССР. Сталин пошёл на всё, чтобы защитить столицу: мобилизовал все людские и материальные резервы для обороны Москвы; перебросил под Москву войска с дальневосточных границ.
Гитлер даже не предусмотрел такую ситуацию, и позднее он обвинил японскую разведку в том, что она "проворонила" момент, когда советское командование оголило свои границы. Но японская разведка была введена в заблуждение, так как граница не оголилась, - просто место перебрасываемых на Запад дивизий тут же занимали дивизии, укомплектованные из призывников.
Немецкое командование ожидало встретить под Москвой лишь рабочее ополчение, а столкнулось с частями Красной Армии, которые по численности опять превосходили немецкие части. Однако вплоть до начала декабря немцы пребывали в полном неведении относительно сконцентрированных под Москвой советских войск, о чём можем судить по высказыванию Гальдера от 2 декабря 1941 года: "… у русских не осталось больше свежих сил, чтобы продолжать бои…".
Произошло это, по-видимому, по той причине, что советские ВВС ещё в 20-х числах октября практически полностью очистили небо над Москвой от самолётов люфтваффе. Последний налёт на Москву был осуществлён в ночь с 24 на 25 октября силами всего восьми машин. Таким образом, к декабрю 1941 года был вновь достигнут численный перевес советских войск и на земле, и в воздухе.
Тем не менее, немцы, утопая в снегу, задыхаясь на колючем ветру, медленно продвигались вперед. 23 ноября они вышли к реке Истра и Истринскому водохранилищу, из которого питьевая вода поступала в Москву. По какой-то причине плотину не взорвали. Немецкие саперы извлекли из её конструкции более 1000 мин. Отчаянное сопротивление сибирских полков не смогло сдержать немецкого наступления. 26 ноября начался штурм города Истра. Маньчжурские части из Хабаровска, которые защищали Истру, в плен не сдавались. 27 ноября им на помощь пришла авиация. Безостановочно нанося бомбовые удары, советские ВВС не оставили в городе ни одной крыши. Немцев это не смогло остановить и 28 ноября они находились уже на расстоянии 30 км от Кремля.
Температура опустилась до -32°С. Солдаты без овчинных тулупов и меховых шапок ночевали под открытым небом, почти у всех были отморожены пальцы на ногах, руки в тонких перчатках переставали гнуться. Но движение ещё продолжалось. 30 ноября немецкий авангард вышел к Химкам, расположенным в 8 километрах от окраины Москвы. Но ближе подойти к Москве немцам уже не удалось.
Весть о том, что немцы в Химках, потрясла Верховное Главнокомандование, но на этот раз не парализовала его волю. Мобилизация продолжалась. Управление войсками не было утрачено. Непрерывно прибывавшие в Москву дивизии, эшелон за эшелоном, тут же направлялись на передовую. Людские резервы казались неисчерпаемыми. Москву удалось превратить в идеальный распределительный пункт. В течение часа батальоны перебрасывались с одной окраины города на другую, максимально используя преимущества ведения боёв на внутренних операционных линиях. Для перевозки были задействованы все имевшиеся в городе транспортные средства: такси и частные автомобили, фургоны и автобусы.
Наличие резервов, гибкая тактика введения их в бой позволили советскому командованию остановить головные части немецкого наступления. У немцев не хватало боеприпасов и оружия, топлива для бронетехники и продовольствия для солдат, отсутствовали медикаменты для оказания помощи обмороженным. Командованию становилось ясно, что дальнейшее продвижение к Москве невозможно. Солдаты одновременно стонали от холода и плакали от злости и беспомощности: "находясь на расстоянии полёта камня от своей цели, они не смогли её достигнуть". В ночь с 5 на 6 декабря передовые немецкие дивизии получили приказ приостановить наступление.
II.
В то же самое время Гудериан под Тулой осознал, что его войска уже не имеют сил вести наступление, и ему пришлось даже впервые за время войны отступить. Он приказал отвести передовые части на оборонительные позиции. Это стало дурным предзнаменованием для всей немецкой армии и лично для Гудериана в том числе. И в тот же день, когда захлебнулось немецкое наступление на Москву, началось советское контрнаступление.
До сих пор продолжает существовать созданный советскими историками миф о разгроме немцев под Москвой. По аналогии с войной 1812 года, именно начиная с битвы под Москвой, войну 1941-45 годов стали называть Отечественной. Однако никакой аналогии не было: ни между Наполеоном и Гитлером, ни в ещё большей степени - между Кутузовым и сталинскими генералами. Авторам, которым не хватило сил противостоять искушению увидеть в событиях под Москвой зимой 1941-42 года проявление чуда, следовало бы уж тогда считать чудом то, что немцам удалось выстоять и тем самым избежать участи наполеоновской армии.
Теперь настал черёд немцев - начавшееся советское наступление застало их врасплох. Для создания активной обороны немцам приходилось задействовать буквально весь свой наличный состав независимо от его специализации и боевой подготовки. Например, северную окраину города Клин защищали барабанщики военного оркестра под командованием своего дирижёра.
Конечно, не только по этой причине, но Клин пришлось сдать. Немецкие войска здесь отступили, но избежали окружения и разгрома. Советским войскам удалось лишь "расплющить" танковое остриё, нацеленное на Москву с севера и создававшее смертельную угрозу столице. На юге тоже, благодаря проницательности Гудериана, который успел своевременно отвести свои войска, опередив советское наступление, удалось избежать окружения. Затем весь правый фланг центрального фронта был отодвинут на 40 километров. При этом в приказе об отступлении говорилось, в частности: "…при необходимости оставлять технику, спасая только личный состав…". Трудно себе представить что-либо подобное в приказах советского командования, которое было приучено, не только технику, но и лошадей ценить больше, чем солдат.
Гитлер был преисполнен фанатичной решимости драться. При первом же упоминании об отступлении он взорвался и отдал приказ держаться любой ценой, оказывая яростное сопротивление. Он принял руководство Вермахтом на себя и, не раздумывая, отстранил от командования 35 генералов, в том числе и таких выдающихся, как Гудериан, фельдмаршал фон Лееб, Рундштедт, Хёпнер и др. При этом Гудериана он упрекал в чрезмерной жалости к солдатам (кого Сталин мог бы обвинить в подобном?).
Однако пострадавшие генералы к тому времени уже успели выпрямить фронт, сократив за счёт этого его протяжённость, что облегчило возможность его удержать. Конечно же, и столь активное вмешательство Гитлера, несомненно, сыграло огромную роль. Его жёсткий и бескомпромиссный приказ держаться любой ценой способствовал тому, что в декабре 1941 года под Москвой немцам удалось не только избежать катастрофы, но и создать предпосылки для успешной весенне-летней кампании 1942 года.
Но и стойкость, самопожертвование, проявленные тогда немецкими солдатами, о чём всегда старалась умалчивать советская историография, просто поражают. Лёжа в глубоких сугробах в коротких шинелях и тонких перчатках, они отражали бесчисленные атаки.
Советские историки в качестве основной причины, по которой зимой 1941-42 года советским войскам не удалось разгромить группу армий "Центр", ссылаются обычно на распыление сил, отсутствие их концентрации на каком-либо участке. Это не соответствует действительности и представляет собой просто грубую ложь.
Например, в районе Ржева, который был выбран в качестве ключевого пункта, места соединения армий Жукова и Конева в тылу немецкой группы армий "Центр", было создано десятикратное превосходство советских войск. Совершенно потрясающим по своим масштабам было организованное советским командованием наступление на льду озера Ильмень с целью захвата Старой Руссы. Немцам никогда, ни в бою, ни на маневрах не доводилось видеть ничего подобного: грузовые планеры и транспортные самолёты высаживали лыжников; снегоочистители расчищали путь танкам и пехоте, десанты перевозились на аэросанях. Стремясь прорваться в тыл немецким частям, четыре советские армии атаковали восьмидесятикилометровый участок, обороняемый лишь одной немецкой дивизией.
Самый опасный момент для немцев возник в результате прорыва армии Ерёменко в районе Торопца в стыке между группами армий "Центр" и "Север", после чего перестал существовать единый фронт немецкой обороны. Кроме того, в Торопце находились огромные запасы продовольствия для снабжения группы армий "Центр". Однако выполнить стратегическую задачу - совместно с двумя другими армиями окружить немцев под Витебском - 4-ая армия Ерёменко не смогла. Таким образом, опасный удар против группы армий "Центр" не принёс ожидаемого результата. Клинья советского охвата обломались о немецкую оборону.
Закончилось провалом и наступление советских войск в районе Сычёвки, предпринятое в январе 1942 года с целью захвата контроля над железнодорожной магистралью Ржев - Сычёвка - Вязьма, служившей дорогой жизни для всей группы армий "Центр", по которой поступали все необходимые грузы и подкрепления. Смертельная опасность, угрожавшая немцам с севера, была не только устранена, но благодаря таланту Моделя удалось окружить девять советских дивизий между Сычёвкой и излучиной Волги, тем самым переломив весь ход событий зимней кампании на центральном фронте.
К этим нескольким эпизодам, иллюстрирующим положение, в котором оказалась немецкая армия в результате зимнего контрнаступления советских войск, начатого под Москвой в декабре 1941 года, хотелось бы ещё добавить оборону крепости Холм и создание воздушного моста на Валдайской возвышенности. Пятитысячный гарнизон города-крепости Холм оказался полностью окружённым советскими танками и в течение трёх месяцев снабжался по воздуху. Особенность крепости состояла в отсутствии там артиллерии, которая располагалась вне крепости на расстоянии 10 километров от неё. В крепости же находились артиллерийские наблюдатели, которые управляли заградительным огнём, не прекращавшимся ни днём, ни ночью. Точность управления огнём батарей была столь высока, что удавалось подбивать советские танки. Крепость Холм, а также некоторые другие опорные пункты к югу от озера Ильмень, немцы удерживали до 1944 года.
Зимой 1942 года впервые в военной истории шесть немецких дивизий, сто тысяч человек, попавших в "котёл" в районе Демянска, снабжались всем необходимым по воздуху. Первый воздушный мост обслуживали 500 транспортных самолётов люфтваффе, которые совершали по 100-150 вылетов ежедневно с двух наскоро оборудованных аэродромов. В конце марта 1942 года при температуре -30°С, когда болота были твёрдыми, как гранит, началась операция по деблокированию дивизий в Демянском котле. Но уже через несколько дней наступила оттепель, и температура подскочила до 0°С. Всё вокруг раскисло и превратилось в сплошную грязь. Несмотря на это, операция продолжилась и успешно завершилась 21 апреля 1942 года, когда дивизии вновь влились в состав непрерывного фронта.
Как можно после всего этого утверждать, что под Москвой был "сломан хребет немецкой армии, она замёрзла, истекла кровью, исчерпала самоё себя"? Мы видим даже по этим нескольким примерам, что не победил немецкую армию "генерал Мороз". Немцам, находившимся на грани катастрофы зимой 1941-42 года, в условиях голода и отсутствия зимней одежды, удалось уцелеть, сохранить военную организацию и стабилизировать обстановку в районах прорыва. Всё это опровергает с детства нам знакомое утверждение о разгроме немцев под Москвой.
Принято считать, что основной причиной неудачи, постигшей немецкое наступление осенью-зимой 1941 года, стала рано наступившая и необыкновенно суровая зима, к которой немецкая армия была абсолютно не подготовлена. Да, она была вся не готова к 30-50 градусным морозам - ни солдаты, ни техника. Но она и не готовилась к зимней войне. Но не в этом проявилась недальновидность немецкого Генштаба, который лишь исполнял волю Гитлера, запретившего вести подготовку к зимней войне. Недальновидность Генштаба проявилась в том, что в ещё большей степени немцы оказались не готовы к встрече с крупными силами Красной Армии, которую немцы считали уже окончательно разгромленной.
Резкое ухудшение погодных условий сбило темп немецкого наступления и позволило советскому командованию стянуть в район Москвы такие воинские формирования, о наличии которых немцы даже не предполагали. Ещё в середине октября немцы пришли к выводу, что сопротивление русских окончательно сломлено. Поэтому, когда скорость продвижения по раскисшим от непогоды дорогам стала падать, это не сильно их напугало. Более того, к концу октября они позволили себе вообще остановиться. И считается, что это произошло только по одной причине - из-за непроходимости дорог. Но ведь вполне очевидным является и наличие второй причины - уверенность в полном отсутствии у Красной Армии сил к дальнейшему сопротивлению, из-за чего немцы позволили себе расслабиться.
Что же касается русских дорог, то они всегда, в любое время года были и остались труднопроходимы: в июле облака пыли становились злейшими врагами для двигателей; в августе уже начались дожди, из-за которых дороги превратились в кашу, а в октябре - тем более. И всё-таки, когда нужно было, немцы отчаянно продирались через грязь и тащили за собой волоком технику. Такова солдатская доля - была, есть и будет. А тут немцы встали, и пока они стояли, то есть пока именно войска стояли, а не "пока стояла грязь", как пишут историки, советское командование стянуло стратегические резервы. "Основу этих резервов составляли сибирские дивизии", - читаем мы во всех книгах о войне. Но ведь почти то же самое, что произошло под Москвой, чуть раньше случилось и под Ростовом, где никаких сибирских дивизий не было. Именно там, под Ростовом, немцам впервые пришлось отступить ещё 1 декабря 1941 года, причём, с разрешения Гитлера, осознавшего необходимость такого шага.
24 октября немцы овладели Харьковом, затем повсеместно началась осенняя распутица и немецкая армия встала, боевые операции прекратились. А советское командование отмобилизовывало все новые и новые армии, концентрируя их на критических направлениях, в том числе, и под Ростовом. Таким образом, вовсе не сибирские, точнее дальневосточные, дивизии и не японцы, и не Зорге сыграли решающую роль, а "неисчерпаемые" людские резервы Советского Союза и способность советского режима оперативно их задействовать и безжалостно расходовать. И ещё, конечно, огромную роль сыграли военные поставки союзников, особенно осенью - зимой 1941 года, позволившие эту новую армию вооружить. Множество же отдельных факторов - от сибирских дивизий Красной Армии до отсутствия зимней одежды у немецкой армии - представляются мне второстепенными, но прочно вошедшими в миф о Великой войне, с целью отвлечения внимания как раз от главных факторов.
Конечно, суровая зима 1941-42 года, когда температура местами опускалась до -52°С, чего никогда не было прежде, стала помехой в гораздо большей степени для немцев, чем для Красной Армии. Чтобы её одеть, не нужно было "резать баранов" - на её складах всегда была зимняя одежда, и она, в основном, сохранилась, ибо армия, которую разгромили, была одета в летнюю одежду. Незначительные потери были восполнены благодаря поставке из Америки миллионов метров тканей. Но и здесь главным является наличие солдат, которых нужно одеть и вооружить, а не сами одежда и оружие.
К тому же гораздо больше говорят о декабре 1941 года, когда немцам пришлось отступать, чем о январе 1942 года, когда немцы не только стойко держали оборону и успешно переходили в контрнаступление. Так, что в январе сильно потеплело? Или всю немецкую армию на Восточном фронте одели в тулупы и валенки по примеру сибирских дивизий? Нет, массовый забой баранов так и не начался, и зимней одежды по-прежнему не хватало даже офицерам, и в баню немецких солдат не стали регулярно водить в целях борьбы со вшами, и вообще, в этом отношении зимой 1942 года ничего не изменилось по сравнению с зимой 1941 года.
Но изменился психологический настрой. И те же самые измотанные немецкие части, которые не смогли в начале декабря 1941 года нанести решающий удар по "шатавшемуся красному Колоссу", и застыли на месте, "точно примёрзнув к окаменевшей земле", уже в конце декабря под Ржевом сдерживали атаки вдесятеро превосходивших советских войск. В середине же января Модель уже перехватил инициативу и окружил девять советских дивизий между Сычёвкой и излучиной Волги.
А Япония сыграла роль светофора, позволив Америке вступить в войну с соблюдением всех принятых там норм демократии. За решением о вступлении Америки в войну началось такое финансирование строительства американской армии, которое в кратчайшие сроки превратило США в крупнейшую в мире военную державу. Это, в свою очередь, совершенно естественным образом послужило поводом для создания мифа о предопределённости исхода войны после вступления в неё Америки.
На самом же деле никакой определённости не было и не могло быть. Если бы Советский Союз "рухнул" в 1941 году или чуть позже, война, скорее всего, закончилась бы мирным договором Германии с союзниками, ибо ни Рузвельт, ни Черчилль не пошли бы на то, чтобы бросать в мясорубку войны миллионы своих граждан. В то время на это были способны лишь два человека: Сталин и Гитлер. Американцы же отказались даже от участия во взятии Берлина, чтобы избежать лишних жертв.