Нету лёгких времён
Ирина ЧайковскаяВ минувшем году в московском издательстве «Время» вышел авторский сборник стихов и поэм Наума Коржавина «На скосе века»*. Это итог шестидесяти с лиш ним лет творчества выдающегося русского поэта XX века. Наум Моисеевич дал согласие опубликовать некоторые стихи из этого сборника в «Кругозоре».
В минувшем году в московском издательстве «Время» вышел авторский сборник стихов и поэм Наума Коржавина «На скосе века»*. Это итог шестидесяти с лиш ним лет творчества выдающегося русского поэта XX века. Наум Моисеевич дал согласие опубликовать некоторые стихи из этого сборника в «Кругозоре».
О стихах Наума Коржавина
«В соблазнах кровавой эпохи» называются мемуары Коржавина, которые, думаю, были прочитаны многими. Но многие ли сумели ответить на напрашивающийся вопрос: какие такие соблазны могли быть у кровавой сталинской эпохи?
Соблазн воодушевлённого участия в строительстве светлого будущего? Возвеличивания и воспевания тирана? Но эти побочные соблазны порождены главным, который и разумеет поэт: соблазн поддаться лжи, уговорить себя, внутренне прозревающего истину, что ложь эта – во благо и послужит великим целям. Известно, что не самые последние люди в «сталинском королевстве» поддавались подобным самоуговорам и оправдывали, пусть временно, людоедский режим и его кровожадного вождя.
Коржавин – один из тех немногих, кто увидел ложь в самом основании сталинской постройки. Сборник его стихов «На скосе века» – дневник мужественного и самостоятельно мыслящего человека, посягнувшего на то, чтобы «разгадать» свою эпоху. А еще это огромное поле лирики, со всеми присущими ей «темами и вариациями», помноженными на чисто коржавинские нежность и жалость к женщине.
ВСТУПЛЕНИЕ В ПОЭМУ
Ни к чему,
ни к чему,
ни к чему полуночные бденья.
И мечты, что проснёшься
в каком-нибудь веке другом.
Время?
Время дано.
Это не подлежит обсужденью.
Подлежишь обсуждению ты,
разместившийся в нём.
Ты не верь,
что грядущее вскрикнет,
всплеснувши руками:
«Вон какой тогда жил,
да, бедняга, от века зачах».
Нету лёгких времён.
И в людскую врезается память
Только тот,
кто пронёс эту тяжесть
на смертных плечах.
Мне молчать надоело.
Проходят тяжёлые числа,
Страх тюрьмы и ошибок
и скрытая тайна причин...
Перепутано – всё.
Все слова получили сто смыслов.
Только смысл существа остаётся,
как прежде,
один.
Вот такими словами
начать бы хорошую повесть, –
Из тоски отупенья
в широкую жизнь переход...
Да! Мы в Бога не верим,
но полностью веруем в совесть,
В ту, что раньше Христа родилась
и не с нами умрёт.
Если мелкие люди
ползут на поверхность
и давят,
Если шабаш из мелких страстей
называется страсть,
Лучше встать и сказать,
даже если тебя обезглавят,
Лучше пасть самому,
чем душе твоей в мизерность впасть.
Я не знаю,
что надо творить
для спасения века,
Не хочу оправданий,
снисхожденья к себе –
не прошу...
Чтобы жить и любить,
быть простым,
но простым человеком –
Я иду на тяжёлый,
бессмысленный риск,
и пишу.
1952
* * *
По какой ты скроена мерке?
Чем твой облик манит вдали?
Чем ты светишься вечно, церковь
Покрова на реке Нерли?
Невысокая, небольшая,
Так подобрана складно ты,
Что во всех навек зароняешь
Ощущение высоты...
Так в округе твой очерк точен,
Так ты здесь для всего нужна,
Будто создана ты не зодчим,
А самой землёй рождена.
Среди зелени – белый камень,
Луг, деревья, река, кусты.
Красноватый закатный пламень
Набежал – и зарделась ты.
И глядишь доступно и строго,
И слегка синеешь вдали...
Видно, предки верили в Бога
Как в простую правду земли.
1954
ВАРИАЦИИ ИЗ НЕКРАСОВА
...Столетье промчалось. И снова,
Как в тот незапамятный год –
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт.
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд...
Но кони всё скачут и скачут.
А избы горят и горят.
1960
* * *
Ты сама проявила похвальное рвенье,
Только ты просчиталась на самую малость.
Ты хотела мне жизнь ослепить на мгновенье,
А мгновение жизнью твоей оказалось.
Твой расчёт оказался придуманным вздором.
Ты ошиблась в себе, а прозренье – расплата.
Не смогла ты холодным блеснуть метеором,
Слишком женщиной – нежной и теплой –
была ты.
Ты не знала про это, но знаешь сегодня,
Заплативши за знанье жестокую цену.
Уходила ты так, будто впрямь ты свободна,
А вся жизнь у тебя оказалась изменой.
Я прощаюсь сегодня с несчастьем и счастьем,
Со свиданьями тайными в слякоть сплошную.
И с твоим увяданьем. И с горькою властью
Выпрямлять твоё тело одним поцелуем...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тяжело, потому что прошедшие годы
Уж другой не заполнишь, тебя не забудешь,
И что больше той странной, той ждущей чего-то,
Глупой девочкой ни для кого ты не будешь.
1960
ПИСЬМО В МОСКВУ
Сквозь безнадёгу всех разлук,
Что трут, как цепи,
«We will be happy!»,** дальний друг,
«We will be happy!».
«We will be happy!» – как всегда!
Хоть ближе пламя.
Хоть века стыдная беда
Висит над нами.
Мы оба шепчем: «Пронеси!»
Почти синхронно.
Я тут – сбежав... Ты там – вблизи
Зубов дракона.
Ни здесь, ни там спасенья нет –
Чернеют степи...
Но что бы ни было – привет! –
«We will be happy!»
«We will be happy!» – странный звук.
Но верю в это:
Мы будем счастливы, мой друг,
Хоть видов – нету.
Там, близ дракона, – нелегко.
И здесь – непросто.
Я так забрался далеко,
В глушь... В город Бостон.
Здесь вместо мыслей – пустяки.
И тот – как этот.
Здесь даже чувствовать стихи
Есть точный метод.
Нам не прорвать порочный круг,
С ним силой мерясь...
Но плюнуть – можно... Плюнем, друг!
Проявим серость.
Проявим серость... Суета –
Все притязанья.
Наш век всё спутал – все цвета.
И все названья.
И кругом ходит голова.
Всем скучно в мире.
А нам – не скучно... Дважды два –
Пока четыре.
И глупо с думой на челе
Скорбеть, насупясь.
Ну кто не знал, что на земле
Бессмертна глупость?
Что за нос водит нас мечта
И зря тревожит?
Да... Мудрость миром никогда
Владеть не сможет!
Но в миг любой — пусть век колюч,
Пусть всё в нём — дробно,
Она, как солнце из-за туч,
Блеснуть — способна.
И сквозь туман, сквозь лень и спесь,
Сквозь боль и страсти
Ты вдруг увидишь мир как есть,
И это — счастье.
И никуда я не ушёл.
Вино — в стаканы.
Мы — за столом!.. Хоть стал наш стол —
В ширь океана.
Гляжу на вас сквозь целый мир,
Хочу вглядеться...
Не видно лиц... Но длится пир
Ума и сердца.
Всё тот же пир... И пусть темно
В душе, как в склепе,
«We will be happy!»... Всё равно –
«We will be happy!».
Да, всё равно... Пусть меркнет мысль,
Пусть глохнут вести,
Пусть жизнь ползёт по склону вниз,
И мы — с ней вместе.
Ползёт на плаху к палачу,
Трубя: «Дорогу!»...
«We will be happy!» — я кричу
Сквозь безнадёгу.
«We will be happy!» — чувств настой.
Не фраза — веха.
И символ веры в тьме пустой
На скосе века.
1977
Фото Н. Коржавина Александра Марьина.