ШКОЛА ИЗБАВЛЕНИЯ ОТ БОЛИ

«Тугодуму думать безопасно. Зато ему опасно жить: если грозит опасность, глупому не дано придумать, как спастись. В согласии с законом Дарвина, будущее принадлежит умным…
Будущее принадлежит Бездне, — хочется сказать».

/Олег Крышталь. Из романа «К пению птиц»/

В Украине имя профессора Олега Крышталя — харизматическое. Когда-то, после распада Союза, американский институт, ведущий рейтинг цитирования трудов мировых учёных, составил список ста лучших учёных уходящей в небытие страны. Украинских в этом списке было названо всего три. Один из них — Олег Крышталь.

Олег Александрович относится к людям, которые не любят мишурную славу, популярность у толпы, дежурные почести. Тем не менее он — член едва ли не всех серьёзных академий мира: Российской, Европейской… Несмотря на серьезное сопротивление консерваторов, его научные заслуги настолько велики и признаны в мире, что Крышталя избрали даже... в Национальную академию наук Украины. Кстати, сегодня он является тем её членом, который наиболее активно ратует за модернизацию Академии.

Крышталь — из семьи потомственных учёных. Отец и мать — доктора биологических наук. Сын, казалось бы, не пошёл по стопам родителей и избрал профессию радиофизика. Однако работать всё-таки пошел… в Институт физиологии им. А. Богомольца Национальной академии наук Украины. Здесь он добился выдающихся успехов на различных направлениях нейрофизиологии. Особенно известны его исследования по изучению боли. Именно О. Крышталем были открыты два из трёх типов болевых рецепторов, или, как их называют учёные, «ноцицепторов», известных ныне науке.

Сегодня на борьбу с болью в мире расходуются огромные деньги. К примеру, только в США на эти цели уходит свыше 100 млрд. долларов в год. Среднемесячные затраты на фармакологические препараты небогатого украинского пенсионера составляют около 60 гривен (12 долларов). И более половины этой суммы уходит на различные анальгетики. К сожалению, проблема не исчерпывается лишь финансами. Нередко даже большие деньги не сделают качество жизни человека, испытывающего боль, лучше, ибо современная наука еще не имеет надёжного набора средств, которые избавили бы человечество от этой проблемы.

Поразительно, что руководя мощной исследовательской лабораторией, разъезжая по миру — учёный читает лекции в лучших университетах мира — Олег Александрович ещё находит время писать романы, которые печатаются в лучших литературных журналах России. Он уже стал чем-то вроде гуру в среде любителей изысканной литературы с глубоким философским подтекстом.

Так, его первая книга — «Гумункулус» — стала своеобразным романом-прогнозом о закате мужской цивилизации и грядущей феминизации человеческого общества. Киевское издательство «Лабиринт» издало его двадцать второй книгой в элитарной серии «пси», в которой уже вышли произведения таких выдающихся писателей-философов, как Генрих Гессе, Ричард Бах, Патрик Зюскинд.

Рукопись первого романа киевского писателя обладает прямо-таки счастливой судьбой. Первое испытание она выдержала в санкт-петербургском журнале «Нева», где её не только напечатали сразу же после поступления, но и наградили серебряной медалью и первой литературной премией. Вообще петербуржцы были благосклонны к писателю — один из критиков даже заявил, что ничего подобного на русском языке не появлялось в последние 30 лет. Роман получил хорошие отзывы и парижских критиков, где он был переведен на французский.

В основе «Гомункулуса» лежит довольно тривиальная история молодого учёного, делающего блестящую научную карьеру. Но не в перипетиях сюжета главное достоинство романа. Сколько молодых ученых-честолюбцев прошествовало по страницам романов ХХ века. Читатели уже имели возможность проследить за хитросплетениями их судеб на пути к Олимпу. Олег Крышталь все это оставляет «за кадром». Писателя меньше всего интересуют социологические детали жизни учёного — все события разворачиваются на весьма условной сценической площадке, где действует, в основном, лишь его главный герой, выясняющий отношения с миром.

Герой «Гомункулуса» талантлив и умён, невероятно честолюбив и бесконечно влюбчив. Это продукт уникального человеческого опыта, где рациональное и эмоциональное переплетены самым невероятным образом. Его «опыт любви» к доктору Вере многим покажется чистой патологией, вызывающей возмущение. Перед читателем, порой, предстаёт монстр. Иногда героя хочется просто пожалеть и подивиться, куда могут завести интеллектуала максималистские претензии.

Вряд ли читателю приходилось бродить по столь странным лабиринтам человеческого сознания, в какие приглашает его прогуляться Олег Крышталь. Если добавить к этому, что моральные проблемы и любовные коллизии развиваются на фоне нейрофизиологических размышлений и опытов, а божественно-нравственные вопросы «заводятся» биохимическими механизмами мозга, читатель получает серьёзные импульсы посмотреть на жизнь, на любовь, на отношения между полами с несколько неожиданной точки зрения.

Не меньшей сенсацией в интеллектуальной среде стал и его второй роман, опубликованный в журнале «Октябрь» в Москве. Впрочем, пересказывать романы — неблагодарное дело. Интереснее понять, что подвигло автора на создание эпатирующего произведения. Терзаемые этой мыслью, мы обратились к Олегу Крышталю с вопросами:

— Олег Александрович, столько разговоров чуть ли не о смерти науки в Украине, о развале Академии — и вдруг именно эта распадающаяся среда порождает мощный интеллектуальный выброс. Ведь вы не первый работник Академии, написавший роман. Что это — индивидуальная попытка спастись или свидетельство того, что научный организм порождает «сталкеров», которые ищут путь к спасению?

— Думаю, это явление инициировано общим чувством тревоги, неуверенности, попытками получить ответ на коренные вопросы жизни. Люди не могут востребовать себя в науке. Это драма. Но это общая драма. Если же отвечать лично за себя, то в моей отрасли — нейрофизиологии — мы всегда были в сто раз беднее наших западных коллег, то есть у нас всегда был развал. Так что я не связываю нынешний общий развал в украинской Академии с каким-то изменением в моем положении. Мне как-то повезло выскочить, может, за счет изобретательности или за счет везения. Словом, для меня занятие писательским трудом не было уходом из науки из-за внешних обстоятельств. Наоборот, решение написать роман связано с личными проблемами моего внутреннего развития.

— По-видимому, на каком-то этапе нечто подобное переживают многие учёные. Так, сподвижник академика Курчатова профессор Соколов однажды рассказал случай, который его потряс. К нему приехал знаменитый английский астроном и показал рукопись... фантастического романа. Профессор Соколов спросил его: «Зачем вам заниматься этой ерундой?» На что английский астроном ответил: «О, это далеко не ерунда! Может быть, это единственный способ для учёного докричаться до людей и оставить след. Видите ли, я рылся в библиотеке и наткнулся на работы астронома начала века. Они были блистательны, но о них и о нём не знал даже я — профессионал в этой области. Научные достижения очень быстро стираются последующими работами. От учёного ничего не остается...». Кстати, после этой цитаты профессор Соколов достал рукопись и протянул нам. Оказывается, его тоже охватила писательская лихорадка. Олег Александрович, а что руководило вами, когда вы взялись за перо?

— Я не «взялся за перо» — я сел за компьютер. А вот какие мотивы руководили мной, объяснить не могу — начал писать совершенно спонтанно. Пружины здесь иррациональные. Но честолюбие, конечно, нами движет всегда, чтобы мы ни делали.

Когда я начинал книгу, даже не знал, о чём она будет. Просто ощущал чувство беременности. Но когда я продвинулся за первую треть и само собой возникло деление авторов проекта на Автора и Соавтора, я понял, что, кажется, получается нечто стоящее. Тогда меня охватил дух мессионизма. Я решил, что, беседуя со своим Не-Я в максимально углублённой для себя форме, скажу действительно нечто новое.

— Как вы нашли время для написания такой сложной книги?

— Писал три года. И только утром. Часа два-три, когда максимальная концентрация адреналина в крови. Ни в чём не врал. Сейчас смотрю на неё как на чистый опыт интуитивного общения со своим миром. Во второй половине дня я работал в институте. Закончив книгу, в течение последующих лет я пережил несколько моментов ревностного страха. Это случалось, когда я читал другие книги и вдруг обнаруживал, что я... ничего не открыл. Буквально припадок страха случился со мной, когда я прочитал книгу Мартина Бубера «Я и Ты». Мне даже показалось, что меня обвинят в плагиате — в его книге так же фигурирует Автор и Соавтор... Однако, дочитав Бубера, я укрепился в мысли, что мой труд не был напрасен. Хотя я и в хорошей компании, но мы с ним совершенно разные люди и подходим с разных сторон к одной и той же стене. К стене, которая неизвестно от чего нас отделяет...

— После громогласных заявлений американца Нормана Мейлера и других апостолов сексуальной революции 60-х о том, что с сексом и любовью наконец-то разобрались окончательно и молодым следует переключиться на другие темы, звучит самонадеянное заявление Олега Крышталя, что отношения между мужчиной и женщиной — истинная целина и здесь есть над чем поломать голову. У вас в романе со знакомства с доктором Верой, собственно, всё и начинается. Вам нет необходимости извиняться за «случайное сходство» с реальными прототипами?

— Отнюдь. Никто не узнает себя в моих героях. И я тоже... Хотя в некоторые моменты их жизни мне хотелось плакать. Я так переживал за них... И вообще, я привязался к книге, втянулся в неё. Очень жаль, что всё это закончилось... Когда я писал, у меня перед глазами проходило два-три прототипа женщин-ученых. Это такая замечательная порода женщин-суперменов. Я счастлив, что приходилось с ними общаться. Надеюсь, что и я оставил не скорбные воспоминания о себе в их памяти.

А мой герой — глубоко закомплексованный человек и женщина попадает в самый фокус его комплекса. Вы помните навязший в зубах афоризм — сила женщины в её слабости? Не в этом её сила! Сила её в том, что мужчина не может примириться с тайной жизни. Мы пытаемся с этой тайной воевать. А женщина находится с ней в гармонии. Думаю, что именно поэтому женщинам принадлежит следующий этап в истории. Мы, мужчины, вскоре дойдем до границы, которую нам трудно будет преодолеть. Тогда наступит их черёд. У меня даже такое ощущение, что грядёт матриархат. Куда они нас приведут?.. Думаю, к... следующей стене.

— Итак, в волне феминизации, охватившей мир и уже докатившейся до Украины, вы видите не только моду, но и историческую неизбежность?

— Почему бы не пофантазировать и не разобрать возможные варианты? Ведь в том, что мужское и женское восприятие действительности существенно различаются, сомнений нет...

— И вы — известный исследователь — отдаёте три года жизни, чтобы выяснить тривиальную загадку: Он и Она?

— Бойтесь тривиальных загадок! Вы задавали себе вопрос: зачем Богу понадобилось создавать двуполое существо? Может быть, это была случайная игра — всего лишь один из многих вариантов, которые реализованы. Не исключено, что наши прапрапотомки, которые будут играть с генной инженерией, сочтут удобным и очень воодушевляющим переход к гермафродитическому обществу. Ведь не исключено, что запас эмоций, которые получают гермафродитические существа, выше запаса эмоций однополых существ. При всей ультрафутурологичности этой придумки такой вариант нельзя исключить, потому что игрушка, которую мы выговорили себе в качестве генной инженерии, совершенно поразительная...

— Было время, когда казалось, что наука даст человеку ответ на основные вопросы жизни. Однако мы вернулись к исходному — «в великой мудрости много печали».

— Наука — следующая религия. Причем новая религия вызревает на базе науки. Думаю, что начало этому процессу как раз и кладёт наблюдающийся процесс беллетризации науки. В недалеком будущем на смену рефлексирующему человеку, бьющемуся о стену непонимания, придет ученый, который тоже будет биться в жуткую стену. Но то будет другая стена — стена непознаваемости. Подобные соображения — только один из фрагментов стены, которую учёные строят в виде храма знаний. Не исключено, что будущий храм знаний закроет мир, и крик в этом храме будет вызывать громкое эхо. Это и приведет к следующей волне религизации.

 Фото О. Крышталя – Сергея Пятерикова.