«Гори, гори, моя звезда»

В Бостоне пройдёт встреча с известными исполнителями старинного русского романса

В конце ХХ столетия старинный русский романс триумфально вернулся на концертные сцены России. Более того, на эстраде появились певцы: Елена Камбурова, Александр Малинин, Леонид Серебренников, Нани Брегвадзе, стремящиеся этот жанр продолжать. В камерном вокальном искусстве откровением стало исполнение Викторией Ивановой – обладательницей нежнейшего сопрано – забытого шедевра «Вам не понять моей печали». Он часто транслировался по радио. Газеты и ТВ сообщили о том, что выдающаяся исполнительница старинных романсов, обладательница низкого страстного по-цыгански голоса, чьё имя гремело до войны, в дотелевизионную эпоху – Изабелла Юрьева – жива. Любители и ценители этого полузабытого вида искусства кинулись к граммофонным записям, чтобы услышать голоса А. Вяльцевой, И. Кремер, Морфесси, В. Козина… На фоне наступления на телевидение попсы, романсовые мелодии любви и печали, овеянные дыханием живого чувства, показались родниково чистой водой. Увы, даже по этому камерному, по сути, искусству проехало колесо советской истории.

Старинный русский романс, называемый поначалу городской романс, в начале XIX века возник как явление домашнего музицирования. В гостиных дворянских особняков и скромных мещанских домиков угощение и беседы непременно бывали украшены чьим-либо пением в сопровождении фортепиано или гитары. Звучали романсы А. Алябьева, А. Верстовского, А. Варламова, П. Булахова, А. Гурилева, наконец, М. Глинки. Их тема неизменно посвящалась судьбе чувств. Отражение реальности, вызывающей порывы печали, покорности участи или бунта нашло воплощение в живописи. Картина В. Пукирева «Неравный брак» – один из таких шедевров: бедная невеста, выдаваемая насильно за богатого старика. Из художников-передвижников особенно выразителен в этой теме И. Прянишников. На одной из самых памятных его картин, озаглавленной иронически: «Жестокий романс», мужчина поёт, аккомпанируя себе на гитаре, женщина огорчённо смотрит в сторону… Ей не завоевать его… Может быть, она ответит кокетливошутливым: «Нет, не люблю я вас».

Но обычно в романсах поведывалась история любви, гордости, разлуки… Миниатюрные вокальные произведения содержали в себе неизменно глубокое драматическое и психологическое содержание, имеющее кульминацию.

И тут пора сказать ещё об одной ценности жанра: о сближении музыки и поэтического слова. М. Глинка, П. Чайковский, А. Даргомыжский, Н. Римский-Корсаков, М. Балакирев, С. Рахманинов обращаются к поэзии А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева… Но случается, что композиторы открывают поэтическое творчество тех, кто известен лишь благодаря тому, что получил «вторую» жизнь в музыке. Назову А. Голенищева-Кутузова, Д. Ратгауза, Г. Галину, А. Апухтина, А. Кольцова. Поэзию Алексея Толстого нельзя считать забытой. Но подлинники его стихотворений рядом с их претворениями в музыке тускнеют.

В перекрёстных лучах музыки и поэзии высвечиваются душевные порывы, признания сердца, гордое одиночество, скрываемая душевная боль… Насыщенные психологизмом состояния выражены в музыке композиторов, достигших творческого расцвета в середине и конце XIX века. Но и у их предшественников, начинавших в 20-х годах того же незабвенного XIX столетия, рождались мелодии и слова, трогающие задушевностью и поныне. Зачинатели жанра вошли в память народную. Именно их камерную лирику продолжили в конце XIX века, начале XX века композиторы А. Гуэрчиа («Нет, не любил он»), Я. Фельдман («Ямщик, не гони лошадей»), М. Пуаре («Пара гнедых», «Я ехала домой»), Б. Фомин («Только раз бывает в жизни встреча»)…

Вот на это творчество и пришлись сталинские гонения. В 30-е годы XX века в Советском Союзе обретал силу идеологический «нажим». Идеология того времени призывала во главу поставить общественное, коллективное, оптимистическое, то, что выражалось в советской массовой песне, и отвергать личное, индивидуальное. Вместо «я» выдвигалось «мы». Изабелла Юрьева рассказывала, что ей заявляли: «Что означает название вашего романса: «Не надо встреч»? Нам, советским людям, нужны встречи!». Дунаевского вынудили написать критическую статью, призывавшую покончить с пессимизмом прошлого и «духом мещанства». На долгие годы романс был изгнан. Его стали называть не иначе как «жестоким», фальсифицируя название вышеупомянутой картины, а тех, кто его любил – интеллигенцию – по определению Сталина, «гнилой».

И вот сброшены наветы, запреты, поругания. Жанр пережил эпоху гонений. Он не оказался забыт и на фоне современной моды. Новые молодые артисты вновь рассказывают о глубоких чувствах, в которых можно признаться «высоким слогом русского романса».