Колосс и просто человек

Памятник академику Андрею Сахарову в Вашингтоне, США.

2021-й год - год 100-летия Андрея Дмитриевича Сахарова. Календарь с круглыми юбилейными датами провоцирует настрой триумфальный и ажиотажный интерес. Звуки фанфар и восторги или обвалы камней и проклятия. Я смотрю на фигуру Сахарова в нашем мире широко раскрытыми глазами. С внутренним подтекстом: не может быть! Поражающее совмещение объективного мирового величия и бытовой, домашней скромности. Говоря с некоторой опаской, подпадающей под определение "не от мира сего"... С одной стороны - человека эфемерного, с другой - могучего, не раз демонстрировавшего противостояние самым грозным силам. И по большому счёту, не сломленному в этом сопротивлении.
 
Великие судьбы и события живут в монографиях и диссертациях. Мне не хочется сегодня листать эти страницы и вспоминать сахаровские достижения в ядерной физике или его базовые позиции в теории конвергенции. Есть моменты, которые остро задевали в давние годы. Разнородные, разномасштабные... Но они хранятся в личном преломлении в памяти обычных людей. Сегодня для меня юбилейная тема Сахарова откликается воспоминаниями. С какой-то стороны - случайность, с какой-то - след, этакие расходящиеся круги истории. Неспроста заголовок - из соответствующих строчек Маяковского.

Это было
         с бойцами,
                    или страной,
или
    в сердце
             было
                  в моём.

Сахаров - обобщённое понятие колосса и просто человек. Возникает невольная ассоциация с Эйнштейном, его очень человечными фотографиями - это не абстрактное величие, это Homo sapiens и ничто человеческое ему не чуждо. Ядерный гигант, работавший много лет над созданием водородной бомбы, и проклятый на родине лауреат Нобелевской премии мира.

30 октября 1961 года на полигоне архипелага Новая Земля Советский Союз провел испытание мощнейшего в мировой истории оружия. Мощность термоядерной бомбы - "Царь-бомбы" - составила около 58 мегатонн в тротиловом эквиваленте. Это примерно в три тысячи раз мощнее атомной бомбы, сброшенной США на Хиросиму в 1945 году ("Малыш" - 13 килотонн). Бомба была гигантской - длиной около 8 метров и более 2 метров в поперечнике. Для доставки бомбы к месту подрыва пришлось модифицировать самолёт-доставщик. Чтобы дать время самолёту улететь на безопасное расстояние, бомбу сбросили на высоте 10 000 м на парашюте. Ядерный гриб поднялся на высоту более 30 км. Взрывная волна трижды опоясала земной шар.
 
В разные годы Сахаров порой высказывался совсем не миролюбиво. В начале 1960-х он предлагал разместить вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США ядерные заряды по 100 мегатонн каждый. И при критической ситуации нажать кнопки. Согласно его расчётам, в результате взрыва таких бомб должна образоваться гигантская волна-цунами, уничтожающая все на побережье.

Две ипостаси противоречивой сути не без внутренних конфликтов уживались в душе этого человека. Яркая жизнь учёного и гражданина пронеслась метеором. Остался заметный след.

В 1970-х, уже в брежневское время, появляются его "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", изданные за рубежом. Сахаров превращается в "клеветника", "предателя", на него направлена травля. В порыве неприятия политических высказываний, осуждения ввода войск в Афганистан государство изолирует академика в Горький, организует круглосуточный контроль за жизнью учёного. Его лишают всех званий и наград. Делается попытка лишить его звания академика. Но к чести Академии наук такой перехлёст не прошёл. Подобная попытка была ещё когда-то в гитлеровской Германии. Семь лет продолжалась ссылка. Михаил Горбачёв решился на прекращение измывательства. Это положило начало заключительному этапу жизни Сахарова с участием в общественной жизни.

Сахаров становится активным участником Первого съезда народных депутатов, входит в руководство Межрегиональной группы, почти каждый день поднимается на трибуну съезда с короткими заявлениями. Резко осуждает правительственную политику в Афганистане. "Молчаливо-послушное большинство" съезда пытается противостоять академику.

Пред глазами возник эпизод заседания Второго съезда народных депутатов СССР, когда председательствующий на заседании Горбачёв просит покинуть зал информационные каналы, ведущие репортаж. С места слегка скособоченный поднимется Сахаров и спрашивает: "А телевидение останется?.." Даже через много лет на губах появляется улыбка от такого совмещения в одном человеке понимания глобальных проблем человечества и непонимания простейших обстоятельств жизни.

Нет, это не трибун. Это воплощение совести, преданности некоторому кодексу гуманитарных идей. Без всякого себялюбия, скорей, с отрешённостью от соблазняющего быта.

Насколько реализовались помыслы человека, устремлённые к благости человечества, - душераздирающий вопрос. Стал ли мир ближе к воззрениям Сахарова, чем он был в его годы?

В этой связи мне вспомнилась коллизия с памятником Сахарову в Санкт-Петербурге и вопросом о памятнике в Москве. Елена Боннэр в те годы резко выступала против памятников мужу. Она считала недопустимым ставить памятники в стране, попирающей наследие Человека. Я позволил себе в то время на страницах газеты Новое Русское Слово выступить оппонентом Боннэр. Всезнающий интернет сохранил эту нескромную попытку. Мне и сегодня кажется, что мои соображения не утратили обоснованности.

Когда в Санкт-Петербурге был открыт памятник академику Андрею Сахарову, вдова Сахарова Елена Боннэр сказала в интервью радиостанции "Эхо Москвы": "Какая разница - в Москве или в Питере. Я уже говорила, что в сегодняшней России не нужно ставить памятник Сахарову". Трудно воздержаться и не напомнить название статьи Е.Боннэр: "Владимир Потёмкин", оттенявшей иллюзорный характер общественных преобразований в России. Боннэр писала, что в путинской России "зло, с которым он боролся и над которым одерживал моральную победу, возвращает себе утраченные позиции. Поэтому с чувством сожаления и горечи я отказалась поддержать план воздвигнуть памятник Андрею Сахарову у него на родине в Москве".

А.Д. Сахаров писал: "Я не профессиональный политик, и, быть может, поэтому меня всегда мучают вопросы целесообразности и конечного результата моих действий".

С этих сахаровских позиций мне и хочется вернуться к вопросу о памятнике. Без излишней гиперболы применительно к А.Д. Сахарову звучат слова А.С. Пушкина:

"Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа..."

К сожалению, общество никогда не реформируется быстро и монотонно. Большие системы инерционны. Новые идеи становятся руководством, азбукой жизни ценой больших усилий не одного поколения. Если бы российское общество могло реализовать высокие демократические идеи Сахарова исторически одномоментно, то тогда бы и памятник был менее актуален: само общественное устройство общества было бы этим памятником. В реальности: "Шаг вперед, два шага назад", - как писал непререкаемый в недавнем классик, многие памятники которому бесследно исчезли.

С момента возникновения рукотворного памятника известному деятелю он начинает жить своей независимой жизнью. Если это востребованный временем памятник, он становится символом деятеля, его творчества, его идей. Памятник становится центром притяжения, местом встреч, дискуссий, митингов. Через очень короткое время люди забывают, в какое время был поставлен памятник, какими соображениями руководствовался тот или иной мэр, президент или государь. Англичане говорят: "Ценность мысли не зависит от искренности её произносящего". Ценность памятника для современников, а тем более для истории и подавно не зависит от политиканства властей. Имя, написанное на памятнике, образ - действуют, заставляют вспоминать и личность и дела.

Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев сказал о Сахарове в своём прощальном слове: "Он был настоящий пророк. Пророк в древнем, исконном смысле этого слова, то есть человек, призывавший своих современников к нравственному обновлению ради будущего".

Приходится констатировать, что последующие годы преобразовали иллюзорность в попятное движение. Трудно не заметить деградацию общества. Россия за прошедшие годы стала только хуже. Ухудшаются условия жизни населения. Падает авторитет страны в мире. Президент с тех пор не изменился. Демократические устои уходят всё глубже в подполье. Президент как бы поддерживает идею сооружения памятника Сахарову. "Но воз и ныне там". А вопрос о проведении выставки, посвящённой 100-летию Сахарова, натыкается на массу препятствий.

Многочасовая очередь была для поклонения ушедшему из жизни академику. Но похороны на мало популярном Востряковском кладбище, по его желанию, были скромными в месте захоронения родственников Елены Боннэр. Я часто бывал на расположенном напротив еврейском кладбище и вскоре после похорон пошёл поклониться могиле Сахарова. Указатели быстро вывели к месту захоронения, зажатому другими могилами. Через несколько лет мне довелось вновь посетить то место. Камни "раздвинулись" и оказался существенно больший мемориал...

Не к юбилею будь сказано, такая трансформация памяти мне представляется вульгарной. Замечу, что в российских условиях это не единичное явление. Беломраморный памятник Есенину на Ваганьковском кладбище появился через много лет после захоронения не на пустовавшем месте.

В моём сознании сегодня Сахаров возникает как образ человека, жившего в нашем мире. Человека, который хотел, чтобы у него была возможность сидеть за своим рабочим столом, общаться с друзьями и знакомыми, чувствовать обстановку своего дома. Поэтому я коснулся более бытового восприятия Большого Человека. Это не трибунное поклонение, а поклон молящегося в тиши. Самое для меня весомое, что Андрей Дмитриевич Сахаров остаётся соучастником наших дней, нашего живого поклонения. И некоторого удивления: бывает же такое на Земле!..