ИЗ ВЕКА В ВЕК ОДНИМ И ТЕМ ЖЕ МЕЛОМ...

/Картины автора/

* * *                   

Ты видишь в повседневном неземное,
Из человека ангела творя.
Но у меня не крылья за спиною,
А ровно половина декабря.
Я выгляжу, наверное, нелепо.
Глотающий земную эту пыль,
Я мог бы полетать с тобой по небу,
Но только опираясь на костыль.
Поведай мне, как стать неуловимым
И, обретаясь рядышком с тобой,
Наведываться в гости к серафимам
И уходить в молитву, как в запой.
Прости, мой кругозор довольно узкий.
Мне скучно без чудачеств и затей.
И "Отче наш" читая без закуски,
Я вряд ли стану чуточку святей.
Я мог бы на тебя глядеть невинно,
Прекрасным белым лебедем паря
И отрастив вторую половину,
Как выше говорилось, декабря.
Олебежусь, что вряд ли. А теперь я,
Быть может, самый гадкий из утят.
Ты думаешь, что я теряю перья?
А это хлопья снежные летят.

* * *

Завершив этот день, я спокойно ушел на ночлег
В те края, где не чувствуешь боль от внезапных падений.
Но к утру оказалось, что городом всластвует снег,
Сделав скучную явь удивительней всех сновидений.
Вспоминаю, как мальчиком, глядя на вьюгу в окне
И деревья, черневшие сотней неровных разметок,
Ощущал я, как нежная плоть нарастает на мне,
Словно выпавший снег на костях обнажившихся веток.
Я, казалось, мужал с декабрем, янаварем, февралем,
Я почти что летал над зимой снегирем и синицей
И в сугробе барахтался белым мохнатым нулем,
Сознавая себя бесконечно живой единицей.
Новогодние прздники были сродни волшебству.
В суете под плывущим неоном сияли витрины,
Все невольно стремилось к сближенью, единству, родству.
Пахло уткой и сдобой. Под елью цвели мандарины.
Я в ту ночь их не трогал, должно быть, боясь, что вспугну
Неразрывную целостность, что представлялась нетленной.
Мне казалось, что праздничный стол, уходящий к окну,
За окном продолжается в самых глубинах вселенной.
И плыла, как созвездья, цветных огоньков круговерть
На таинственной ели, и мир в приоткрытую створку
Проникал в мое сердце. И жизнь ощущалась, как смерть.
И я чувствовал страх, удивительно близкий к восторгу.
Не пройтись ли по снегу, пока он еще не размок?
И присев на укрытые белым колени сугробу,
Сжаться робко, беспомощно, нежно в невзрачный комок
И вернуться на пару мгновений обратно в утробу.
Остановится время, забывшее нечет и чет,
И прижмет меня вечер к плечу, снисходительно кроток,
И, от спелости брызнув, струей золотой потечет
Мандариновый сок, перепачкавший мне подбородок.

                                                            
* * *  

Этот скрип под ногами - всего лишь предчувствие снега.
Но предчувствие верно. И будет когда-то бела
Эта черная плоть, эта альфа земли. А омега
Чересчур высока, чтобы к ней прикоснулись тела.

Но туда устремилась верхушка опавшего вяза,
Словно удочку вверх по наитью закинул рыбак.
И закатное небо, сочась, розовеет, как мясо,
Притянув исхудавшие морды бродячих собак.

Я б от неба кусок им отрезал - без мыслей недобрых,
А затем, чтоб утешить, пока не пришли холода
И не замерло сердце, почив на прогнувшихся ребрах,
Как под трупами ласточек гнутся к земле провода.

Я глядел бы на них, вдохновленный свирепым почином,
Размышляя о том, не сошел ли я нынче с ума.
И, приблизившись к голому вязу, ножом перочинным
На коре у него я бы вырезал слово "зима".

Зимнее

Тот ручей, где я ночью ловил отражение звезд,
Оказался заснежен и схвачен непрочною коркой
Сероватого льда. Неумело скрывая свой рост,
Облысевшей макушкой виднелся за снежною горкой
Тополиный скелет. Подвизался январь размолоть
Необузданность флоры в заботе о собственном чреве.
И отбросив, как нечто ненужное, тучную плоть,
Обнаженно и строго над снегом стояли деревья.
Их красивая тень расколола, как трещина, снег,
И какие-то птицы клевали извилистость линий
И взлетали под вечер, как будто искали ночлег
Или, может быть, вечный покой в высоте темно-синей.
Я не рвался за ними взлететь, но, не чувствуя ног,
То по снегу бежал, то в сугроб, наподобье улитки,
Зарывался лицом. Так, наверно, приблудный щенок
Перепачканной мордою тычется в створки калитки.
А за нею лишь снег и пустеющий сад. И в ответ
Из его глубины, непонятен и даже случаен,
Желтоватым пятном в темноте расплывается свет
Из окна, за которым намедни скончался хозяин.

                                                        
* * *     

Ангел январский, продуй трубу,
Сыграй мне на ней пургу,
Чтоб я не сумел прочитать судьбу
По птичьим следам на снегу.
Я лучше снега разгрызу, как кость,
Лелея в душе разброд,
К губам поднесу рябины гроздь
И выдавлю горечь в рот.
Пусть бешенством алым во мне течет,
Пусть плачет во мне зима.
Грядущее видит не звездочет,
А тот, кто сошел с ума,
В кулак протрубив о своей тоске.
И молча присел на сруб
Юродивый мальчик, держа в руке
Замерзшей синицы труп.
Разорвано небо. Из всех прорех
Посыпались перья ниц.
И белым ложится пурга поверх
Следов улетевших птиц.

Январское

В готических соборах тополей
Молились птицы жалобно и зимне.
И замирало небо, словно в гимне,
Над черными квадратами полей
С заснеженною проседью борозд.
От холода пространство, точно в клетке,
Скукожилось. На обнаженной ветке
Сидел в недоуменьи черный дрозд,
Как будто тщетно силился понять,
Откуда эта голость, эта белость,
И чтоб возникла эта пустотелость,
Как много тел сподобилась отнять
У мира пустота? Сиречь, зима,
Весьма скупой, хотя искусный зодчий.
Глядится неуютно дом наш отчий,
А прочие неведомы дома.
Живя лишь в половину или в треть
Природных сил, не ощущаешь боли.
Рожденному на свет не всё равно ли
Когда и где придется умереть?
Неплохо бы, чтоб как-то невзначай,
Ошибочно войдя не в ту калитку...
Поставим лучше чайничек на плитку
И молча разольем по кружкам чай,
Горячий, золотистый, как янтарь,
С вареньем из брусники или вишни.
Пускай, священодействуя всевышне,
Сойдет с ума за окнами январь,
Как школьник, на поверхности доски
Из века в век одним и тем же мелом
По черному корябающий белым
Изображенья собственной тоски.
А мы живем и умираем днесь
Не зная, суждено ли нам продлиться.
И вот еще: не худо б помолиться
За птиц, что зимовать остались здесь.                                            

* * *  

Январский вечер. Рюмка водки.
Проем окна.
По небу в серебристой лодке
Плывет луна.
Деревьев черные зарубки
Покрыли снег,
Где воздух, от мороза хрупкий,
Нашел ночлег.
Внутри тепло. Трещит дровами
В углу камин.
Соприкоснувшись головами,
Сплелись в один
Нечеткий контур наши тени.
И тень твоя
Кладет ладони на колени
Небытия.
Но мне, по правде, неохота
Глотать свинец.
Я позабыл, что миру кто-то
Предрек конец.
Ты погоди - метеосводка
Не столь верна.
Сперва допьем. Не греет водка -
Нальем вина.
Сорви с дыхания покровы,
Стеклом звеня.
Гляди сквозь мрак вина багровый
На свет огня.
Глотай январь, вяжи прилежно
Его петлю.
И ненавидь меня так нежно,
Как я люблю.