Душа рванулась на простор

Давид ШРАЕР-ПЕТРОВ

 НЕКОТОРАЯ СТЕПЕНЬ ТОСКИ ПО МЕССИИ

ГОЛОС

Взорваться, скрипкой онемя
окрестных избодач декор,
чтоб у тебя и у меня
душа рванулась на простор,
туда, где крылья-облака,
туда, где радуга-река,
и голоса, как две струны,
любовью переплетены.
Не столько физикою тел,
но импульсами полунот.
И мы летим превыше тех,
кого сам черт не разберет,
и мы летим туда, куда
обратным ходом прет вода,
куда минуты вспять текут:
любви маршрут!

НОРД–ВЕСТ

Норд-вест в нашем городе затерялся
в заборах и зарослях винограда,
который толстые ноги томатов
подтаскивает к доскам забора,
чтобы устроить пир коромыслом.
Зреют лоноподобные кисти
над красными кляксами местных галактик.
Все остальные плоды огородов
принимают игру норд-веста в предтечу
ветра и влаги, дождя и засушья,
лона луны и щупальцев марса.
В этом, наверно, и есть мессианство:
сделать обыденность неповторимой,
переиначить тоску черепахи
в твердую поступь истории рода,
тянущуюся на веревке
дыма кизячных безмерных кочевий.
В этом, наверно, и есть мессианство:
племени карту переиначить
даже ценой трехсотлетнего плена,
если за ним последует счастье
соединения с Б–гом исхода.

ЕСЛИ

Если откашливаться изо всех сил,
можно выкашлять душу.
Тело выйдет на сушу,
отряхнется, как вымокшая собака,
и побежит обследовать необитаемый остров.
Тело будет пересекать необитаемый остров,
который станет еще более необитаемым,
потому что выкашлянная душа
останется высыхать в прибрежном песке,
как желтая медуза.
Скажем: как желтая медуза,
прибитая к берегу.
Поскорее, поскорее скинь монашеские вериги,
скрученные из узловатых коричневых водорослей.
Поскорее, поскорее превратись в афродиту, лилит, еву,
айседору, шехерезаду, мою незабвенную маму.
Поскорее, поскорее выжми себя из себя, излей, отворись
прямо на медузу
моей души,
прикоснись лучиком крови, урины, слизи к священной
медузе – знаку моего бессмертия.
Видишь – она шевелится?
Слышишь – она лает?
Чувствуешь – она лижет?
Жалеешь – она скулит?
Радуешься – она переползает
в тело бездушной собаки?
Рваной гиены?
Высохшей тоски по дому?
Оседлай меня, стань европой,
мы – дома, мы – ашкенази.

ЗАКАТ НА БЕРЕГУ ТИРРЕНСКОГО МОРЯ

Максиму

Наша компания собралась полуслучайно:
двое из России, трое из Персии, трое с Украины.
А до этого мы зашли в супермаркет и купили бутылку
«кьянти», огромную, как Пизанская башня.
В определенном смысле наша полуслучайная компания
была не так уж категорически случайна,
не более, чем случайны сироты в детском доме,
или женщины в родильном отделении больницы,
или солдаты в одной роте.
Всех объединяет какое-то похожее несчастье,
похожая повинность,
похожая мечта, похожий страх.
Мы все были беженцами-евреями.
Это нас объединяло.
Мы все бежали в Америку,
спасаясь от русских, персов, украинцев.
Мы все бежали в Америку,
как будто бы там обитал мессия.
Это нас объединяло, но не роднило,
потому что у каждого были свои претензии к мессии.
Мы пили вино из бумажных стаканчиков:
евреи всегда евреи,
сохраняют благообразие, хотя нам – русским евреям –
приходилось в прежней жизни пить прямо из бутылки.
То же самое с украинскими евреями,
которые за границей немедленно начинают сходить
за русских евреев.
Иранцы держались степенно,
каждый раз после очередного стаканчика,
вытирая носовыми платками рты и пальцы.
Черный приморский песок терял свою черноту
по мере того, как красное солнце
тонуло за линией горизонта.
«А что, если мы приедем в Америку и достигнем
счастья? – спросил один из иранцев. – Тогда нам
больше не понадобится мессия, мечта о мессии?»
«Реальное счастье лучше прекрасной мечты!» – сказал
кто-то из русских.
«У счастья нет будущего, ибо оно проходит», – сказал
еще кто-то.
Было так темно, что бутылка пошла по кругу.
«Зачем же мы уехали?» – спросил один из нас.
«Чтобы узнать», – ответил кто-то.

Борис ТОЧИЛЬНИКОВ

МИРАЖ

Закат, дыхание рассвета,
Вино, шампанское, грильяж
И зов пленительного лета –
По сути дела, лишь мираж.

Планеты вольные просторы,
В красоты дальние вояж,
Равнины, океаны, горы –
По сути дела, лишь мираж.

Убогость беспросветных будней,
Конфликты, зависть, эпатаж,
Вердикты умудрённых судей –
По сути дела, лишь мираж.

Задор, развязность и отвага,
Всё поглощающий кураж,
Дуэли, верной страсти шпага –
По сути дела, лишь мираж.

Но в этой жизни – кратком миге
По нраву мне любовный стаж,
И смысл вечный в сладком крике,
И только это – не мираж.

НА СМЕРТЬ РИММЫ КАЗАКОВОЙ

Исчезла в сумраке времён
Душа, кричащая от боли,
Но ей не нужно лучшей доли,
Чей смысл свыше освящён.

Плеснула смерть нежданно яд
В желанья чистые поэта.
Угасла радость без просвета
И настроенье – сущий ад.

Застыло небо над Москвой.
Печальны яблони и ели.
Её стихи осиротели
И плачут каждою строкой.

И душит безысходно грусть.
Теряет жизнь поэтов снова.
В тебе навечно Казакова,
Крепись в беде, седая Русь.

ТУР

Его судьба – «Кон-Тики»,
Папирусная «Ра»,
Загадок древних блики,
Бесстрашная игра.

И «Тигрис», Фату-Хива,
Шумерское «Ма-гур».
В борьбе идей строптиво
Ведёт к победе Тур.

Снимает с тайны маски,
Открыв ключом портал
В заснувший остров Пасхи
Великий Хейердал.

Март 2007 года