ЛУЧШИЙ

или Как я победил в американском «соцсоревновании»

 Виктор ШНАЙДЕР

 Дело давнее, но своё трудоустройство в Америке я запомнил навсегда. Искать и находить работу в США – целое искусство. Хоть оно пришло не сразу, но очень быстро, ведь «кушать хотелось»... Я почему-то решил: «беловоротничковую» работу стоит искать в газете «Boston Globe – Sunday», а «сине-» – в «Herald Tribune». Поняв, что работу «интеллигентную» мне не найти из-за полнейшего незнания английского, я ежедневно перелистывал толстенную газету для «синеворотничковых». И вот количество перешло в качество: я увидел объявление, которое решило дальнейшее направление моей жизни в США. Оно сообщало, что требуются рабочие на конвейер: к машинам, штампующим различные коробки, коробочки, коробушечки. В то время о лучшем нельзя было и мечтать.

Я пришёл на интервью, зная на английском только своё имя и вопрос: «What is it?», который сыграл в дальнейшем решающую роль в моём вживании в американское производство. На удивление, интервью, подробности которого я опускаю, прошло легко, и на следующий день я уже приступил к работе.

Фабрика размещалась в трёхэтажном здании постройки начала двадцатого века. Оно было начинено всевозможными штамповочными машинами: от столетней давности до современных. В цехах жарко: здание только с форточными вентиляторами. Ни аспирации, ни аэрокондиционеров не было и в помине, а некоторые машины не имели заземления, на что я сразу обратил внимание менеджера, а он своё внимание обратил на меня.

Вскоре у меня появились друзья: старший механик – ирландец Гарри, механик – итальянец Сильвано и супервайзер – красивая женщина неопределённой национальности по имени Джун со своими дочками – Сэлли и Стефани, работавшими тоже на фабрике. В значительной степени благодаря им я вскоре легко освоил работу, а чуть позднее даже заговорил по-английски.

Работа, вроде, немудрёная: стоя у конвейера, руками ухватить вылетающие из-под штампа, как птенцы из гнезда, картонные коробки или крышки, собрать их в кассеты и уложить на специальный передвижной стеллаж. И всё. Казалось бы, дело нетрудное, но к концу смены ноги не держали, а глаза от быстрого мелькания и напряжения обволакивала пелена. Да плюс ещё жар, идущий от машины, и пыль – от картона. Словом, после такой работы было страстное желание полежать, вытянув ноги, и попить холодного «жигулёвского» где-нибудь «в тени кипариса».

Вот с пивом и вышел первый казус. В обеденный перерыв я присел в специально отведённой для ланчей комнате за стол и достал свой бутерброд, который стал запивать принесенной банкой бодвайзера. Напротив меня сидела работница Пам, полное имя которой Памелла. Она пристально посмотрела на меня, делая удивлённые глаза. Не понимая в чём дело, я предложил ей половину своего бутерброда, но она молча вскочила и побежала звать Гарри. В дальнейшем я узнал, что Гарри – её бой-френд. Совершенно справедливо: к кому же ещё бежать, как не к своему бой-френду?

Гарри пришёл не сам, а привёл менеджера Артура – высокого, крупного итальянца. Оба они, перебивая друг друга и энергично жестикулируя, стали мне объяснять, что пиво – это алкоголь, на работе пить его нельзя, и что если я пьяница, то лучше мне уволиться сразу. Я, как мог (а мои языковые возможности вы уже себе представляете) пытался объяснить, что в России пиво – это популярный прохладительный напиток, не более того; что я не пьяница, и, вообще, хороший, законопослушный гражданин. Они тоже были очень хорошими людьми и, посмеявшись, простили меня. Таким был мой очередной урок американской действительности.

А рабочая жизнь продолжалась. Её успех зависел для меня, прежде всего, от знания английского. Но когда его изучать, при постоянной-то работе? И я придумал: составлю словарь профессиональных терминов, которые часто употребляются на этом предприятии. Вот как это выглядело. Помните тот единственный вопрос, который я знал по-английски? Правильно: «What is it?». Вот эти познания и применил. Я подходил к машине, механизму или инструменту и спрашивал оператора или механика: «What is it?». Ответ записывал, как слышал, на русском языке или просил их написать по-английски.

Через две недели я уже знал английские названия большинства основных машин и механизмов этого предприятия. Теперь команды, поступающие по радиотрансляции, меня не пугали, большинство слов были понятны и я мог выполнять команды, ни к кому не обращаясь за разъяснением. Правда, иногда мой почин приводил к комическим ситуациям. Например, к такой. Подходит страшно зауважавший меня за рвение к познанию Сильвано и говорит, что я не записал или пропустил ещё такую-то машину. Ясное дело, я тотчас бросался перепроверять. Оказывается, ничего подобного: ошибся Сильвано, было у меня это записано. Он очень смутился:

– I am very sorry...

И вот мои попытки изучить таким своеобразным образом предприятие стали известны молодому, образованному владельцу фабрики Чарли. В дальнейшем это помогло созданию в его глазах моего положительного имиджа и способствовало моему продвижению по службе. Чарли любил приходить на работу во вторую смену или когда возникала необходимость сверхурочных работ. Честно говоря, работать «overtime» любили все рабочие, я – в том числе, ведь это давало дополнительный заработок да ещё и бесплатную кормёжку.

Было это так. Одна из работниц проходила по цехам и каждому показывала меню. Нужно было отметить желаемое блюдо плюс напиток. Я чаще всего выбирал перцовую пиццу (пепперони) или салат с кусками куриной грудки. Обычно Чарли садился за письменный стол супервайзера, клал на него ноги и читал какой-либо, профессиональный журнал, а рядом лежала его любимая собака. Во время пятнадцатиминутного перерыва, когда приносили обед, он любил параллельно с едой беседовать с кем-либо «за жизнь». Чаще других таким собеседником почему-то оказывался я.

Постепенно приходил опыт и, обладая природной аккуратностью, я научился очень здорово укладывать коробки на передвижные стеллажи. Соль заключалась в том, что их надо было уложить как можно большее количество, и чтобы они не падали во время передвижения по цеху. Как-то супервайзер Джун подвела к моему рабочему месту группу сборщиков и на моём примере объяснила всем, как такое надо делать. Это было моё завоевание, успех, которым я уже мог гордиться.

После нескольких месяцев работы я овладел большинством операций, производившихся на всех трёх этажах фабрики. Вот здесь меня и подстерегал очередной конфуз. Многие рабочие, особенно женщины, видя, что я многое умею делать, стали обращаться ко мне с отдельными просьбами. Например, если заканчивалась клейкая лента, обращались не к механикам, а ко мне, находившемуся рядом, с просьбой заправить новую ленту. Это вызвало недовольство Гарри, который пожаловался Джун на моё самоуправство. Она вызвала меня и прочитала жёсткую нотацию, из которой понял я только одно: меня приняли на работу в качестве сборщика и я не должен выполнять операции, не соответствующие этой профессии. Мой же друг Сильвано объяснил проще: мол, я отнимаю у него кусок хлеба. Это был новый американский урок: на работе нужно заниматься только тем, за что платят деньги.

В цеху, возле стола супервайзера Джун, висела на стене доска с прикреплёнными к ней металлическими шестигранными пластинками.

Я обратил внимание на эту доску в первые дни работы на фабрике, но не задумывался о её предназначении. Прошло уже три квартала моей работы, многое я умел, хотя не имел права реализовать все свои умения. Подошёл всенародно любимый американцами праздник – Thanksgiving Day (День благодарения), и Артур лично каждому работнику вручил индюшку. Бесплатно. В качестве подарка. Для меня это было абсолютно новым явлением.

Затем объявили, что всем рабочим необходимо собраться в цеху на первом этаже возле указанной доски для специального сообщения. Старожилы, по всей видимости, знали для чего этот сбор, я же был в полном неведении.

Пришёл хозяин Чарли и произнёс очень краткое вступительное слово, а затем что-то объявил. Я стоял сзади и не очень вслушивался в сказанное. Только в конце я услышал своё имя. Все вдруг повернулись ко мне и начали аплодировать, а Стефани стала подталкивать меня к Чарли. Он пожал мне руку и вручил конверт. Что в конверте деньги – догадаться было не трудно, но вот за что? Это явление на американской земле тоже было для меня новым. Ко мне подходили, жали руку, похлопывали по плечу, но почему? Этого я не понимал. Только через некоторое время до меня дошло: да меня же признали лучшим рабочим в третьем квартале. Об этом говорил металлический шестигранник, прикреплённый к доске, на котором было выгравировано моё имя. Всё это напоминало хорошо знакомое в СССР социалистическое соревнование за звание «Лучший по профессии». Так я стал победителем «социалистического соревнования» на предприятии в стране победившего капитализма – в США.