Бостонский КругозорБратья наши меньшие

НЕПОКАЗНАЯ ЛЮБОВЬ

Лалла РУК
Ривир

Впервые я встретилась с Ольгой, когда металась в поисках помощи для моей старой кошки Матильды. В очень хорошем госпитале для животных в Линне — North Shore Animal Hospital — ей был поставлен ветеринаром неправильный диагноз. Такое случается. Я была убеждена, что нельзя опускать руки и что лечение нужно искать. И отправилась к Ольге Игликовой. Её мне порекомендовала знакомая — большая любительница животных.

Когда я увидела Ольгу впервые, мне показалась она резковатой. Но продиагностировав заболевание животного, проведя лечение и доказав свою правоту, она вызвала моё уважение. Да, к тому же, я увидела, что тех, кому Ольга посвятила свою жизнь — домашних животных — она любит. Не показная эта любовь, не на словах. Настоящая!

Не могу сказать, что Ольга вообще очень разговорчива. Так что побеседовать с ней, да ещё при том, что поток приносимых и приводимых пациентов нескончаемый, оказалось непросто. Некоторые вопросы мне пришлось задавать в операционной, в то время, когда усыплённое существо получало жизненно важную помощь. Оцепенев и стараясь не видеть происходящее, я, все-же, довела намеченное до конца. Думаю, среди читателей немало любителей животных, для которых жизнь без них немыслима. Мой разговор с Ольгой Игликовой я и предлагаю тем, кто любит и помогает братьям нашим меньшим.

— Оля, как Вы начали работу по профессии здесь, в Америке? Ведь за довольно короткий срок Вы успели открыть два ветеринарных офиса!?

— Профессию ветеринара я получила, закончив в Санкт-Петербурге Ветеринарную Академию. Но впервые в Америку прилетела ещё студенткой четвёртого курса. Я была в числе тех студентов, которым предложили изучать американское фермерство. В России тогда только начали внедрять мелкое фермерство. Это было в 1992-ом, который я и провела полностью в Коннектикуте, на молочной ферме. Там училась не только лечить животных, но и водить грузовик, комбайн, трактор, доить коров, косить кукурузу, ездить верхом на лошадях, что стало, кстати, моим большим увлечением. В это время я усиленно изучала английский. Случилось так, что за этот период и замуж вышла здесь. У меня родился сын Иван, впоследствии появилась дочка Настя. Но тогда, все-же, я вернулась домой, в Россию, для окончания образования. И уже с дипломом прилетела сюда снова. В Америке подтвердила российский диплом, в 1997-ом получила лицензию на право практиковать. И вот, работаю.

— А ведь начинать было непросто…

— Сначала устроилась на работу в ветеринарный офис, прошла там дальнейший путь освоения профессии. Свой же собственный первый офис открыла здесь, в Ривире, в 2003-ем. Через три года удалось открыть и второй — в South Boston, рядом со станцией метро Andrew по Красной линии. Занята я, как видите, выше головы.

— К Вам обращаются, в основном, англоязычные американцы за помощью для своих четвероногих любимцев. А наши соотечественники — русскоязычные американцы и иммигранты?

— Работая в Америке, мы не ориентированы на «русских». Основная масса клиентов — англоязычные американцы. Разница есть, объясню какая. Американцы «коренные» в большинстве своём ответственны. Они понимают, что, как минимум, раз в год, а желательно два раза, животное нужно приносить для профилактического осмотра. Оно ведь, как и человек, когда становится старше, нуждается в более частой проверке здоровья. Делать полный комплексный анализ крови, диагностировать своевременно. Наши же соотечественники приносят в клинику животных, к сожалению, тогда, когда болезнь уже принимает запущенную форму. Когда поздно.

— Очевидно, это связано с финансовыми проблемами, которые новым или недавним американцам решать труднее, чем тем, жизнь и быт которых годами укоренены…

— Поэтому наши цены на 30-40% ниже, чем у окрестных ветеринаров. Нашим клиентам не приходится усыплять своих животных из-за нехватки денег на лечение. Наш девиз: high volume — low cost. У нас очень высококвалифицированные медсестры. Но лишних людей нет. На работу сюда приходят те, кто любит животных и умеет им помогать.

— Как часто Вы видите жестокость по отношению к животным?

— Мы отказываем в эфтаназии животных, если это связано лишь с заботой их хозяев о собственном удобстве. Мы прибегаем к эфтаназии только тогда, когда животное уже не спасти, и гуманнее избавить его от страданий.

Мы и вовсе бездомных существ спасаем. Собак бездомных в Америке практически нет. То есть, нет такой страшной картины, как в России. А вот кошек — несчастных, выброшенных на улицу — без счета. Мы оказываем им медицинскую помощь, и мы сотрудничаем только с no-kill shelters (только с теми приютами, где не усыпляют животных). В Америке — назову страшную цифру — усыпляют восемь миллионов животных в год! Есть места, где осуществляются групповые усыпления. Государство мало чем может на это влиять…

Я ценю жизнь, стараюсь её сохранять. Есть люди, назову их в кавычках «добрыми», они подбирают бездомных и относят их в шелтеры. А там этих несчастных сразу усыпляют, потому что некуда их деть… Вот это и есть жестокость. Между тем, так называемых уличных кошек можно поддерживать подкармливая, и они выживают. Животные вообще любят быть на улице, на природе. Другой вопрос, что если у них нет дома, то они дичают, значит, перестают доверять человеку.

— В России прививка от бешенства была болезненной. А как в Америке?

— Абсолютно не чувствительна. И другие прививки от реально подстерегающих болезней не причиняют боли. Их необходимо делать.

Также необходима стерилизация животных. У стерилизованных кошек не бывает рака молочных желез, рака матки. Операция при запущенной форме заболевания, при метастазах продлевает жизнь ненадолго.

— У многих наших соотечественников сохранилось предубеждение, что кошки плохо пахнут…

— В России пахло дурно на лестницах, извините, не кошками, а кошачей мочой. Сами по себе кошки не пахнут ничем. Иначе бы запах отпугивал мышей и кошки не могли бы их ловить. Просто аккуратные хозяева должны ежедневно чистить Litter box и промывать его, ссыпав чистый песок. Вот и всё.

— Если кошечка или котик заболели, это видно всегда?

— Да, животное становится тихое, перестает двигаться, забивается в тихое место…

— Значит, это сигнал, что нужно немедленно принимать меры? А можно ли давать животному «человеческие» лекарства?

— Меры принимать — да, нужно. А вот давать «человеческие» лекарства нельзя. Они не подходят. Можно очень навредить. Первое, что нужно делать, — это нести заболевшего к ветеринару.

— Ваш Ривирский офис расширяется?

— Да, мы вскоре переезжаем отсюда, перемещаемся поблизости, за углом. На Pleasant Street я купила небольшое здание бывшего банка, сейчас там ремонт, но переедем мы вскорости.

— И в своих детях Вы воспитываете любовь к животным?

— Да, конечно, но я забочусь о всестороннем их развитии. Моей Насте — шесть лет. Она уже сейчас умеет делить, не говоря об умножении, и изучает три языка: английский, русский и иврит. А с животными мы живём. Как же их не любить?

У нас две собаки, один попугай. Они на радость и Насте, и Ванечке. А недавно я купила лошадь, держу её в конюшне. Езжу верхом в парке, вокруг озера. Мечтаю поучаствовать в лисьей охоте. Нет-нет, это не настоящая охота, где убивают, не такая охота с множеством всадников, которую можно видеть на старинных гравюрах. Это охота, которая мобилизует для погони лишь лисьим запахом, здесь есть азарт, скачка, природа, но нет крови, нет уничтожения живого.

— Спасибо, Оля, за интересный рассказ, за Вашу замечательную помощь животным, за Вашу инициативу, за Вашу гуманную позицию по отношению к тем, кого опекаете, к братьям нашим меньшим!