Бостонский КругозорЛИЧНОЕ

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЖИЗНИ

До отъезда оставалось три дня, и в общежитии, где я жила, была моя очередь мыть полы. Мои соседки пригласили в гости молодого человека, весьма странного, с их точки зрения. Румын, воевал в России, был тяжело ранен, плохо говорит по-русски, да ещё, вроде, женат и имеет двоих детей. Но, по их словам, очень симпатичный, интеллигентный, и им хотелось познакомиться с ним поближе.



После окончания Одесского мединститута в 1949 году, я должна была по распределению уехать в Закарпатье. До отъезда оставалось три дня, и в общежитии, где я жила, была моя очередь мыть полы. Мои соседки пригласили в гости молодого человека, весьма странного, с их точки зрения. Румын, воевал в России, был тяжело ранен, плохо говорит по-русски, да ещё, вроде, женат и имеет двоих детей. Но, по их словам, очень симпатичный, интеллигентный, и им хотелось познакомиться с ним поближе.

Раздался деликатный стук в дверь. – Входи! – крикнула я, не ожидая никого чужого.

Дверь открылась, на пороге стоял интересный молодой брюнет с повреждённой левой рукой. Я растерялась, поняв, что это – ожидаемый гость, а у меня вид, как у Золушки: с подоткнутым подолом платья и двумя болтающимися косичками.

– Ой-ой, подождите! – закричала я, и гость немедленно скрылся за дверью.

Я одёрнула платье:

– Входите!..

Гость вошёл и несколько мгновений очень внимательно смотрел на меня. Мои соседки-студентки выбежали из своей комнаты и забрали гостя к себе, закрыв дверь.

Я продолжала уборку, но всё время слышала, как в соседней комнате неоднократно повторялось моё имя. Наконец, соседки с весьма недовольными лицами позвали меня к себе, поскольку гость очень хотел со мной познакомиться. Девочки уже сказали ему, что я пою. Я переоделась и зашла к ним, захватив гитару. Уступая просьбе гостя, я весело пропела «Зулейку Ханум». Гость вскочил и крепко меня расцеловал. Я дала ему пощёчину и убежала в свою комнату.

Моя мама специально приехала из Ашхабада, чтобы проводить к месту моей будущей работы. Как раз в тот момент она вернулась из магазина и не поняла моей растерянности. Но тут в нашу комнату вошёл он и... уже не уходил от нас все три дня до моего отъезда. Он отрезал локон от моей косички и потом всю жизнь носил его в своём портмоне. А тогда вёл себя так, словно он – член нашей семьи: помогал нам собираться, упаковывал вещи. Показал паспорт и фото своей невестки с двумя детьми: он специально всем выдавал её за свою жену, чтобы девушки к нему не очень приставали. А как меня впервые увидел – сразу сказал себе: «Она будет моей женой!». И вот, стоя в нашей общежитской кухне около моей мамы, сходу и попросил у неё моей руки.

Мама вбежала в комнату:

– Ганелла, он – сумасшедший!..

Три дня и почти три полных ночи он не покидал нас. Умолял меня и маму выслушать его историю, не переставая повторять при этом, что никогда никого не любил так, как меня. И рассказывал, рассказывал... А мы слушали, бросив все дела. Он рассказывал легенду о яблоке, которое бросил с неба Бог. Оно раскололось на две половинки и если они встретятся – это будет великое счастье. Был уверен: он и я – и есть те самые две половинки. И умолял, умолял выслушать его историю.

Вот она...

Итак, Давид Бондерман. Доди, Даня, Додинька – так его звали – родился в 1920 году в Бухаресте. Мама – домохозяйка, отец – крупный финансовый работник. У него было ещё два брата и сестра. Жили безбедно. В Бухаресте он окончил гимназию. Увлекался спортом, в 1937 году стал чемпионом Румынии по настольному теннису. Работал спортивным обозревателем в бухарестской газете, подписывая статьи о волейболе, баскетболе, настольном теннисе псевдонимом Дан Ботьяну. У отца Доди был друг, известный ювелир. Он привлёк и Доди к ювелирному искусству. И вскоре тот стал создавать потрясающие ювелирные украшения, получая от хозяина за это большие деньги. Это было весьма кстати молодому, интересному юноше, который любил красиво жить и хорошо одеваться, быть в компании хороших друзей.

А друзей у него было немало: и евреев, и румын. Это Диви Бриль, с которым спустя 40 лет он встретился в Бостоне. Это Николай (Нику) Драгамереску, Рауль Левинсон (с ним я познакомилась во время нашей поездки в Бухарест в 1964 году) и другие. Все они когда-то жили недалеко друг от друга и учились в одной гимназии. С приближением Второй Мировой войны в Румынии наступили тяжёлые времена. Номинально власть принадлежала королю Михаю, но коалиционное правительство возглавляли реакционно настроенные политические деятели Октавиан Гога и профессор Николай Йорга. При их поддержке развернулась активная деятельность так называемой «Железной гвардии», возглавляемой фашистом Стеля Ходреану. Под его руководством формировались банды из бесноватых студентов и безработной молодёжи. Устраивались расправы над прохожими, которые хоть чем-то напоминали евреев, их избивали, грабили и даже бросали в Дымбовец – реку в центре Бухареста.

К счастью, Доди был мало похож на еврея и, как говорили, выглядел больше румыном, чем сами румыны. Он мог спокойно ходить по Бухаресту, в отличие от его старшего брата, ярко выраженного рыжего еврея, которого неоднократно избивали. Главари железногвардейцев вынуждали богатых и знатных румын вступать в ряды своей организации и поддерживать её материально. Членам «Железной гвардии» выдавали значки со свастикой, которые накалывались на пиджаки.

В результате шантажа членом организации стал Нику Драгамереску, отец додиного друга, и его сын Нику. Главари «Железной гвардии» знали их в лицо. Когда готовились погромы, Нику узнавал об этом и предупреждал друзей и знакомых о возможности ночного налёта на их квартиры. Так, кстати, он спас семью Диди Брила.

В ту ночь погром обошёл и семью Доди Бондермана. Как странно всё переплеталось: дружба, предательство, неожиданное спасение... Доди рассказывал о нескольких событиях, особенно врезавшихся в его память. Однажды его друг Нику пригласил его поехать на море в Эфорию – знаменитый приморский курорт, где у богачей Драгамереску была великолепная вилла. Поехали на спортивной машине Нику, подаренной ему отцом в честь успешного окончания гимназии. Приехали к субботнему вечеру, привели себя в порядок, принарядились и отправились на прогулку по фешенебельному курортному городку. Рестораны, открытые кафе со столиками на тротуарах... Зашли в одно из них, куда допускались лишь члены «Железной гвардии». Неожиданно появился сам «капитан» – Зеля Кодреану. Увидев Нику, он подошёл к их столику и внимательно посмотрел на Давида. Нику представил его, назвав газетным псевдонимом – Дан Ботьяну. Тот поздоровался за руку и, посмотрев на пиджак, где не было фашистской эмблемы, спросил, является ли Доди членом организации. «Пока нет, но непременно вступлю», – отвечал Доди. Капитан сказал, что им нужны такие молодые румыны для установления порядка в Румынии. На этом друзья расстались с «милым господином» и потом долго вспоминали инцидент в кафе.

Беспорядки в стране и разгул железногвардейцев грозили анархией. Правительство решило обуздать озверевших молодчиков, но джинн был уже выпущен из бутылки. В ответ на решение о роспуске фашистской организации был убит профессор Николай Йорг, возглавлявший правительство. Король Румынии Михай поручил сформировать новое правительство генералу Антонеску. Первым делом был издан указ о ликвидации «Железной гвардии». Её главари – Зеля Кодреану и Хория Сима – были публично казнены – повешены на главной улице Бухареста. Антонеску стал диктатором при здравствующем короле – Михаю тогда было 18 лет.

Шёл 1938 год. Политическая линия Антонеску была явно профашистской, с ориентацией на Германию. Летом 1939 года на территорию Румынии вступили немецкие войска. Их штаб-квартира разместилась в известной многоэтажной бухарестской гостинице. Король Михай бежал в Южную Америку. Прошли слухи о намеченной депортации евреев. Люди жили в страшном напряжении. В это время в Бухаресте произошло сильнейшее землетрясение. Знаменитая гостиница рухнула, похоронив под собой целую армию фашистов. Народ Румынии ликовал. Жизнь продолжалась...

Наступил 1940 год. В начале июня вся семья Доди (мать, отец, младший брат, сестра, старший брат с женой) были приглашены на свадьбу двоюродной сестры в Кишинёв (на территорию, тогда ещё принадлежавшую Румынии). 28 июня Бессарабия и Северная Буковина были «освобождены» Советами от «румынского ига», и семью Бондерманов из Кишинева не выпустили обратно в Бухарест. Все попытки вернуться на родину были чреваты возможностью вместо Румынии попасть в Сибирь. Надо было начинать новую жизнь. Брат Давида, врач, устроился на работу в больницу, его жена работала медсестрой.

Грянул 1941 год. Война. 6 июля Давида Бондермана призывают в армию и направляют в Ашхабад для прохождения военной подготовки. После принятия присяги вся часть направляется на Волховский фронт под Ленинградом. Давид еще в воинской части подружился и был фактически под опекой замечательного человека – политрука Н. И. Назарова. Давид тогда практически не знал русского языка. Говорил по-румынски, по-французски, немного знал немецкий. В декабре 1941 года он получил первое ранение. После выздоровления вернулся в свою часть, к Николаю Ивановичу Назарову. В августе 1942 года был вторично ранен, и при том очень тяжело – в голову, левую руку, грудь. Назаров в том бою погиб, а Давид лежал на поле боя без сознания шесть дней, пока его не обнаружила бригада, подбиравшая убитых. Его отправили в госпиталь в город Калинин, а потом – самолётом в Москву, в клинику Бурденко. Делать операцию было опасно для жизни – тяжёлое черепное ранение с двумя осколками, попавшими на зрительный центр. Его перевезли в Магнитогорск в эвакогоспиталь. В течение нескольких месяцев он был «живым трупом» – глухим, слепым. Но сила жизни и молодость победили.

За боевые заслуги, смелость, проявленную в боях, Давид неоднократно награждался орденами и медалями.

1943 год. Приближалось время выписки из госпиталя. Но ехать было некуда, пока не удалось найти старшего брата Григория. Тот работал в военном госпитале в Гаграх, и Давида выписали туда. Но, увы, по приезде в Гагры выяснилось, что госпиталь переведен в Восточный Казахстан. Возникла необходимость получить новый железнодорожный литер, поскольку никаких средств у Давида не было. Он обратился к военному коменданту и, вопреки существующему положению о невыдаче повторного литера, тот помог. Спустя несколько недель тяжелейшего пути, произошла долгожданная встреча с братом. А уже в сентябре 1943 года Давид отправляется в столицу Казахстана – Алма-Ату и поступает в Казахский университет на отделение французского языка и литературы историко-филологического факультета.

Все попытки разыскать оставшихся в 1941 году в Кишиневе родителей, младшего брата и сестру ни к чему не привели. Через много лет от очевидцев стали известны страшные подробности гибели его родных от рук немецких фашистов. И вот новый неожиданный поворот судьбы: как инвалид войны, Давид получает бесплатную путёвку в санаторий в Гаграх, и там встречает москвича-осетина, который предлагает Давиду перевестись на учебу в Москву, обещая свою помощь. В сентябре 1945-го Давид приезжает в Москву по адресу, оставленному его новым другом. Это оказался техникум лёгкой промышленности, а его друг – секретарём парткома техникума. Кабинет этого человека поразил воображение Давида своим великолепием. И до оформления перевода в Московский институт иностранных языков и получения общежития Давиду было разрешено жить в этом кабинете. В это время Давид работает диктором на радио для Румынии и одновременно переводит на румынский язык книгу Д. Фурманова «Чапаев». В 1947 году, через два года обучения на отделении переводчиков (французский и испанский языки), Давид получил срочное сообщение от брата из Черновиц: на несколько дней открывается граница с Румынией. Давид всё бросил и уехал, но, увы, границу закрыли, едва открыв. Вернуться в Москву он уже не мог, надо было смириться и жить дальше. Он остался в Черновицах и работал в газете «Зоуейса Висоута», издававшейся на молдавском языке. А в сентябре 1948-го Давид поехал в Одессу для завершения высшего образования, и на следующий год получил диплом об окончании французского отделения института иностранных языков. Живя в Одессе, подрабатывал преподаванием...

Закончив рассказ, он встал: «Вот весь я перед вами...». И я поняла, что он – моя судьба. Я уезжала в Закарпатье, а он провожал. Но расстались мы на короткое время. Вскоре я приехала в Черновцы, где Додя жил у брата: приехала к моему дорогому, родному человеку, чтобы уже никогда не расставаться.

Мы были знакомы три дня, а прожили большую, трудную, но счастливую жизнь. Почти 58 лет мы были вместе. Страшная болезнь сразила этого прекрасного человека. Умирая, он думал обо мне и о нашем сыне, думал вслух. Он приказал нам жить. Жить без него? Но он с нами – его душа. Бесконечно чистая, безгрешная, она вечно будет со мной. Я благословляю день нашей встречи и этого человека, который пронёс свою огромную любовь через всю нашу жизнь. Боже, благослови его душу!..