БОЙНЯ

Продолжение. Начало.

"Я не сторож брату моему!

"Бытие" 4: 1-16.

 

В апреле 1914 года на тайном совещании российского правительства и военных было, наконец, четко сформулировано: "Путь в Константинополь лежит через Берлин".

На этот раз главная тайная роль отводилась сербским террористам. Хроника событий лета 1914 года, результатом которых стала война, прекрасно известна, и мы постараемся обращаться к ней наикратчайшим образом. Однако общеизвестные события нуждаются в дополнении несколькими малоизвестными, учет которых значительно меняет видимую суть сюжета.

Война из-за Принципа

Началось все не с убийства в Сараеве австрийского наследника престола 28 июня 1914 года, а немного раньше.

20 мая в Аграме (ныне - Загреб) студент Яков Шефер пытался в театре (сюжет покушения на Столыпина!) осуществить убийство австро-венгерского наместника в Хорватии барона Скерлича, но был задержан в последнюю минуту.

Позднее австрийский суд установил, что в заговоре участвовало шесть лиц во главе с прибывшим из Белграда Герцигоньей - активным участником террористических акций с начала 1912 года, доставившим деньги и оружие (чего суд не выяснил) от "Черной руки" - сербской тайной террористической организации, существовавшей с февраля 1910 года.

Начальник разведывательного отдела Сербского Генерального Штаба полковник Драгутин Дмитриевич ("Апис" - пчела) (1876-1917) состоял "по совместительству" и главой "Черной руки". Он-то и был инициатором чуть ни всех сербских авантюр, начиная с государственного переворота 1903 года, свергнувшего проавстрийскую династию Обреновичей; тогда "Апис" служил поручиком - и был ранен тремя пулями в грудь, первым ворвавшись в королевский дворец в Белграде.

Легко понять, что убийство Скерлича и создало бы исходный прецедент для развязывания войны, и это, возможно, спасло бы жизнь Франца-Фердинанда и его супруги, застреленной вместе с ним. Теперь же следовало приступать именно к этому - к "плану Б".

В ночь на 2 июня 1914 года сербско-австрийскую границу пересекли еще три питомца Дмитриевича - Гаврила Принцип, Неделько Габринович и Трифко Грабеч.

Интересно, что в 1912-1913 годах с этой же группой молодых людей поддерживал контакты Лев Троцкий, присутствовавший военным корреспондентом на Балканских войнах.

В Сараеве 28 июня эрцгерцог Франц-Фердинанд сначала чудом уцелел при взрыве бомбы, брошенной Габриновичем. Почти через час упорная охота террористов завершилась удачными выстрелами Принципа.

Летом 1917 года, когда вся Сербия была захвачена немецко-австрийскими войсками, сербское правительство в изгнании пыталось договориться с оккупантами - и обвинило Дмитриевича и его сообщников в национальной измене. На суде в Салониках и выяснилась решающая роль "Черной руки" в покушениях 1914 года, а также финансирование этой деятельности Россией. Российское Временное правительство оказалось тогда единственным, протестовавшим против смертного приговора Дмитриевичу и его товарищам.

Позднее и расстрелянный Дмитриевич, и уморенные в австрийских тюрьмах Принцип, Габринович и Грабеч были провозглашены национальными героями Югославии.

Сараевские выстрелы заставили многих в Европе ощутить, что война на пороге.

Общественное мнение в Европе негодовало против террористов, вина Сербии выглядела очевидной, и австрийцы заполучили санкцию Вильгельма II на вполне, как казалось, оправданную экзекуцию.

"Карась уже клюнул!" - сформулировал, описывая этот момент в 1930 году, Н.П. Полетика (1896-1988) - советский историк (был женат на еврейке и эмигрировал в конце жизни в Израиль), лучший специалист по российско-сербским отношениям.

"Честное королевское"

Австрийцы упустили решительный миг и действовали поначалу крайне сдержанно: считая, что дело в шляпе, они рассчитывали завершить сбор летнего урожая до объявления собственной мобилизации.

В затянувшейся паузе произошло еще одно кровавое преступление. "По странной случайности", сразу после сообщения о Сараевском убийстве, некая Хиония Гусева, уже давно собиравшаяся отомстить за честь собственной сестры, поруганную небезызвестным Григорием Распутиным, и даже арестовывавшаяся полицией за такое намерение, выехала из Царицына в Крым - чтобы убить обидчика. Распутина же считали (не без оснований!) ярым приверженцем сохранения международного мира. Убийца и жертва разминулись путями, и погоня Гусевой за Распутиным, о которой он и не подозревал, затянулась на пару недель. Наконец, она настигла его в его родных местах - в селе Покровском под Тюменью - и почти смертельно ранила серпом в живот.

Это произошло 29 июня 1914 года, но по старому стилю; по новому считалось уже 12 июля. Распутин все же выжил, но оказался изолирован от царской семьи в самый решительный момент: его отчаянные телеграммы игнорировал Николай II. Распутин выздоровел и вернулся в Петербург (через несколько дней переименованный в Петроград!) лишь к концу августа 1914.

А вот к концу июля внезапная жесткость австрийской дипломатии явно запоздала, поскольку сербское правительство перед лицом более чем очевидной национальной катастрофы повело себя с предельной уступчивостью и демонстративной сдержанностью. Европейское общественное мнение оказалось шокированным и австрийским ультиматумом 23 июля 1914 года, и последующим объявлением войны Сербии 28 июля.

За маленькую Сербию вступалась великая Россия, австрийцев защищал Вильгельм II, а за Россией маячила союзная Франция: "Дедка за репку, Бабка за Дедку…", но вытащить что-либо позитивное тут было просто невозможно!..

В разгар этой горячки решающий ход совершил Георг V: принимая 26 июля в Лондоне Генриха Прусского - младшего родного брата Вильгельма II и своего двоюродного, Георг дал "честное королевское слово" приложить все усилия, дабы сохранить нейтралитет.

Адмирал Альфред фон Тирпиц (1849-1930), возглавлявший германский флот в 1897-1916 годах, присутствовал при докладе об этом Генриха Прусского Вильгельму в Потсдаме 29 июля. Тирпиц усомнился в искренности "честного королевского", а Вильгельм - нет, и закусил удила.

В этот же день австрийцы подвергли Белград артиллерийскому обстрелу - граница тогда проходила прямо по Дунаю.

31 июля Николай II объявил всеобщую мобилизацию в России - это был сильнейший шаг, мгновенно отразившийся на позициях сторон.

Вильгельм и его генералы, по рукам и ногам связанные "Планом Шлиффена", вынуждены были теперь либо отказываться от всех прежних стратегических установок, имея Россию единственным угрожающим противником, либо приводить самоубийственный план в действие - и сразу инициировать войну не только на Востоке, но и на Западе.

Легко понять, как поступили немцы, приверженные к планированию и порядку!

Сохранялась ли и в этой ситуации возможность для мирного разрешения конфликта? - этот вопрос так и остался без ответа!

31 июля

Ультиматум, требующий прекращения мобилизации в России и отразивший принятое Вильгельмом решение, был немедленно направлен в Петербург - дальнейшее развитие событий приняло совсем уже необратимый ход.

В этот же день, 31 июля, турецкие команды, прибывшие в Англию, готовы были занять свои места на бортах формально принадлежавших им и наконец-то достроенных линкоров. Однако Георг V и Уинстон Черчилль (1874-1965), Первый лорд Адмиралтейства (морской министр) в 1911-1915 годах и многое другое впоследствии, приняли решение не передавать корабли туркам: поведение русских, как стало уже очевидным, соответствовало возложенной на них задаче - и теперь предстояло выполнять свои собственные обязательства.

Турки готовы были пойти на штурм верфей - англичане ответили им угрозой пулеметного отпора. Это и стало завершением сюжета, завязанного еще восемью годами ранее!

Понятно, что на этот раз в юридическом арсенале англичан нашлись основания для столь грубого правительственного вмешательства в частные дела!

В этот же день, 31 июля, в кафе в Париже выстрелом в спину был убит Жан Жорес - вождь французских и авторитетнейший лидер всех европейских социалистов. В эти дни Жорес возглавил оппозицию во Французском парламенте, решительно выступавшую против вмешательства Франции в авантюры на Востоке Европы. Кто знает, что случилось бы, если бы мирные инициативы Жореса оказались приняты парламентом!

Суд, состоявшийся уже после войны, установил, что убийца, психически неуравновешенный люмпен-пролетарий, ничего личного не имел против Жореса, которого даже не знал в лицо; в последнюю минуту жертву показал ему сообщник, личность которого суд не выяснил.

Во время войны тень этого эпизода возникала и в тайной дипломатической переписке: выяснилось, что Лев Троцкий, находившийся в Швейцарии, заранее получил предложение из русского посольства в Париже организовать покушение на Жореса, но Троцкий вроде бы отказался от такой акции против коллеги-социалиста!

Когда позднее Троцкий сам переместился в Париж, то Извольский настоял на его удалении - и Троцкого выслали в сентябре 1916 из Франции - в США через Испанию.

Крейсера вместо линкоров

1 августа 1914 года Германия объявила войну России, 3 августа - Франции. Чтобы оправдать последний нелепый шаг, немцы состряпали якобы бомбежку немецкой территории якобы французским самолетом.

4 августа, после ультиматума, требующего разрешения на проход войск, немцы вторглись в Бельгию.

Вот теперь Георг V посчитал свое "честное королевское" ничего не значащим, и следующей ночью Великобритания объявила войну Германии.

1 августа турки заключили тайное соглашение с немцами, но 2 августа публично распространили заявление о своем нейтралитете в начавшейся войне. Это не повлияло на судьбу построенных линкоров - турки их так и не получили.

Но интрига с кораблями и Проливами этим, однако, не завершилась.

В Средиземном море уже второй год демонстрировали военное присутствие два немецких крейсера - "Гебен" и "Бреслау". Учитывая подавляющее преимущество в данной акватории англичан и французов над немцами и австрийцами (также располагавшими тогда некоторыми морскими силами в портах Триеста и Далматинского побережья), судьба немецких крейсеров казалась незавидной. Но англичане распорядились ею весьма своеобразно: облавой превосходящих сил их загнали 10 августа в Дарданеллы. На требование затем к туркам выдать корабли воюющей стороны, хозяева Проливов ответили, что купили их.

Покупка была действительно оформлена - за символическую сумму. Так турецкий флот приобрел замену линкорам, не отданным англичанами!

Это были новейшие крейсера - "Бреслау", правда, легкий, а вот "Гебен" - линейный крейсер сильнейшего типа. По вооружению он превосходил любой наличный броненосец российского Черноморского флота, но уступал их совокупным силам. Однако по скорости хода оба крейсера превосходили все тяжелые корабли русских, и, учитывая несложную конфигурацию берегов Черного моря, эта пара вполне могла сохранять инициативу, в каждом случае самостоятельно решая, принимать ли бой или немедленно удирать.

Реальное преимущество на Черном море, таким образом, практически перешло от русских к туркам, что и было целью последних в предшествующие годы.

На суше же в это время развернулись события, обрекавшие воюющие стороны на последующие немыслимые бедствия.

Ни шагу вперед.

Особенностью новой войны, определившей ее дальнейшую беспрецедентную (по сравнению с войнами ХIХ века) продолжительность, было то, что в период 1914-1918 годов ее невозможно было завершить военной победой одной из сторон.

Это было и остается до сего времени одной из важнейших политических тайн ХХ века!

Невозможность же победы объясняется чисто техническими факторами.

В истории человечества бывали периоды, порой весьма продолжительные, когда уровень военной технологии (если можно употребить такой термин) предопределял безоговорочное преобладание оборонительной стратегии над наступательной. Так случалось, например, в средневековье, когда годами продолжались осады неприступных крепостей, иногда завершаясь позорным отступлением осаждавших, не менее осаждаемых истощенных бесплодным противоборством.

Эпоха великих полководцев и блистательных военных кампаний ХVII-ХIХ веков заставила позабыть этот опыт, печальный для милитаристов. Между тем, именно такая ситуация сложилась и к 1914 году.

Важнейшим фактором, изменившим все стратегические возможности, было создание железнодорожной сети, покрывшей Европу. Железные дороги создали колоссальный разрыв скорости передвижения армий по дорогам в собственном тылу и тех же армий непосредственно на поле боя.

Сражения Первой Мировой войны, начавшись как обычные маневренные военные действия, не приведшие, однако, к победным результатам, в дальнейшем происходили по одному сценарию. Наступавшая сторона запасалась боеприпасами, обрушивала артиллерийский огонь на окопы противника, превращала их в пыль, а затем продвигалась вперед. Скорость продвижения равнялась скорости пешего человека: появление пулеметов сделало бесполезной конницу, снова и в последний раз вырвавшуюся на просторы сражений Гражданской войны в России - исключительно благодаря огромным пространствам и слабой организации войск, не позволявшим создать сплошную линию обороны. На фронтах же Первой Мировой конные массы оказывались бессильны.

Тогдашние танки, тысячами возникшие на Западном фронте в 1918 году, были неуязвимы для пулеметов, но ползали все с той же скоростью пешеходов.

Зато оборонявшаяся сторона свободно перемещала подкрепления в своем тылу по железным дорогам. Они успевали не только подъехать, но и подготовиться к обороне или даже сосредоточиться для контрудара. Наступавшие же, продвигаясь все дальше и дальше, оставляли за своей спиной пространства, превращенные в пустыню, где железные дороги нужно было снова налаживать. В конце концов, преодолев одну или несколько полос, разрушенных своей артиллерией, медленно бредущие наступающие массы натыкались на хорошо подготовленную новую линию обороны, и все нужно было начинать сначала.

На российско-германском фронте трудности наступления усугублялись еще и разницей железнодорожной колеи: наступавшие захватывали железные дороги, непригодные для собственного транспорта.

Никаких глубоких прорывов, способных решить судьбу войны, при такой технологии быть не могло. Их и не было в течение всей войны 1914-1918 годов.

Перелом мог наступить лишь тогда, когда на полях сражений появились быстроходные танки, превосходившие по скорости и ресурсам пробега не только пехоту, но и прежнюю кавалерию. Сверх того понадобилась авиация, наносившая удары по вражеским подкреплениям еще задолго до того, как те могли приблизиться и занять новую линию обороны.

Все это появилось, но значительно позже - к началу Второй Мировой войны. Ее уже можно было закончить чисто военной победой, что и состоялось, хотя и потребовало многих лет почти беспрерывных военных действий.

Первую же Мировую войну выиграть было невозможно. Даже в самый первый месяц войны, когда сплошные линии фронтов не успели установиться, оборона имела колоссальное преимущество.

Вспомните "Август четырнадцатого" А.И. Солженицына с описанием множества причин того, почему вдруг русская армия в Восточной Пруссии так обидно оскандалилась перед немцами. А ведь все было просто: русские солдаты браво маршировали походными колоннами, огибая озера, леса и болота, в то время, как их противники по собственной территории комфортабельно разъезжали по железным дорогам, постоянно имея запасы времени и возможность более продуктивного маневра.

Если бы наступали немцы, они на чужой территории оказались бы в таком же положении. Они и оказались, но в другом месте: французы позволили им маршировать до Марны - почти до Парижа, а уж дальше - стоп! В последний миг французская столица была спасена переброской резервов на мобилизованных по всему Парижу автомобилях (главным образом - такси) - еще один новейший фактор в дополнение к железным дорогам.

Разумеется, если у страны не было достаточной территории, ее могли и победить, и полностью захватить. Так и произошло с Бельгией, Сербией, Румынией. Но чуть покрупнее и посильнее страна - и ничего с ней не сделаешь! Так устояли Турция и Италия. О Франции, Германии, Австро-Венгрии и России нечего было и говорить.

Во второй половине ХХ века такие ситуации возобновлялись: в полнейший тупик зашла война в Корее в 1950-1953 годах - и была завершена чисто дипломатическим путем. Завершались ничем и войны против партизан - в Индокитае и в Афганистане (продолжение последней уже иными оккупантами длится и теперь!).

Но в 1914 году это оказалось полной неожиданностью.

До победного конца

Осознали ли военные специалисты хотя бы позже, в какой именно тупик зашла военная стратегия?

Для наиболее квалифицированных это стало вполне очевидным уже в первые месяцы сражений - примеров их откровенных признаний более чем достаточно. Но подобная откровенность была не более чем брюзжанием под нос: слишком страшной была истина, заключавшаяся в невозможности достичь военной победы; она противоречила всем прежним представлениям, вошедшим в плоть и кровь профессионального генералитета и офицерства.

Это был подлинный крах всей идеологии милитаризма. Для его осознания помимо ума была необходима исключительная честность мышления, а публичное признание этой горькой истины требовало такой силы гражданского мужества, какой не нашлось практически ни у кого из вояк.

Еще хуже, чем военные, повели себя профессиональные политики, привыкшие полагаться на военную силу как на последний и решающий аргумент политических споров.

Общая обстановка, вполне определившись осенью 1914 и никому не обещая улучшений в связи с приближением зимы, была, так или иначе, осмыслена и осознана. Исход получался вполне ничейным: местные успехи, достигнутые противоположными сторонами, в целом компенсировали друг друга, а любые споры и неясности не носили столь непримиримого характера, чтобы их невозможно было выяснить и утрясти за столом переговоров.

Но теперь это выглядело просто чудовищным: правительства втащили свои народы в жутчайшую войну - за первые месяцы сражений погибло множество людей. И все это фактически не изменило того, что имело место и до начала войны.

Накануне войны, повторяем, выдвигались вроде бы реальные и достижимые цели: для англичан, в частности, - уничтожение немецкого флота, для русских - овладение Проливами. И вот эти-то главные цели по-прежнему оставались недоступными: Вильгельмом овладела идея, не лишенная смысла, сберечь свои корабли, упрятав их в германских гаванях, а турки так пока и не вступили в войну - и даже пытались по тайным каналам предложить себя в союзники к русским.

Послевоенная пропаганда (даже - коммунистическая!) объявила эти попытки коварными, неискренними и предательскими, но дело-то было совсем в ином: отобрать Проливы или что другое в принципе можно у побежденного противника, но никак не у союзника - и турки в союзники к русским совершенно не годились!

Зачем же вообще было начинать такую войну?

Признать же теперь все это шуточкой и политической ошибкой - да кто же сможет простить такое?

И война была обречена продолжаться - просто ради того, чтобы уберечь руководящих политиков и военных от обвинений в полнейшей профессиональной непригодности!

Но чем дольше она продолжалась, тем сильнее росли потери людей и тяготы народов, за которые кому-то предстояло позднее отвечать - и тем менее возможным становилось поэтому завершение войны!

Притом война эта, по крайней мере на Восточном фронте, имела ярко выраженный братоубийственный характер.

Брат против брата

То, что происходило тогда между Россией и Германией с Австро-Венгрией, невозможно, конечно, посчитать настоящей гражданской войной, но это было столкновением между частями древних единокровных народов, разделенных гораздо менее давними государственными границами: немцы, славяне и евреи принуждены были воевать против немцев же, славян и евреев!

Получалось нечто просто невообразимое!

Вот одна лишь нисколько не придуманная и не сокращенная сводка из случайно выбранного номера одной из российских газет ("Русские Ведомости" № 245, 24 октября 1914 года):

"Убиты: поруч. Александров Дмитрий Дмитриевич, штабс-капитан Андреади Андрей Константинович, полковник фон-Брауншвейг Владимир Рудольфович, подъесаул Булатецкий Степан Степанович, поручик Гофман Даниил Валерианович, капитан Золотилов Николай Михайлович, прапорщик Косупко, есаул Кравченко Семен Абрамович, прапорщик Крапивин, подпоручик Ончуков Петр, ген.-майор Орлов Александр Васильевич, прапорщик Пепанков, штабс-капитан Ризен Павел Ричардов-Леопольдович, подъесаул Рудешко Роман Васильевич, подпоручик Савинов Петр Григорьевич, прапорщик Свербеев Николай Сергеевич, капитан Скачевский Владимир Михайлович, прапорщик Шмаков и прапорщик Энгель" - вдумайтесь в имена этих русских офицеров, погибших, фигурально выражаясь, от рук противников, носивших такие же или почти такие имена!

За что погибли они и многие другие? Зачем таких людей продолжали тотально истреблять годами? - ведь ничего похожего не могло происходить и не происходило в прежние века!..

Еврейских имен в приведенном списке нет просто потому, что евреям запрещалось быть офицерами Российской Императорской армии, но их хватало среди рядовых и унтер-офицеров!..

При этом, однако, евреи подверглись и особым напастям.

Восточноевропейский фронт пришелся как раз на полосу еврейских поселений на стыке границ между Австрией и Германией с Россией. Мало того, что население страдало от тягот происходивших боев, но ярых поначалу участников войны раздражало индифферентное отношение местечковых евреев к ходу и исходу военных действий: евреи проявили традиционный здравый смысл, в котором они превосходили и немцев, и русских, - но это-то и возмущало!

Поначалу на евреев обрушились российские власти: их обвиняли и в саботаже, и в шпионаже в пользу немцев, а в результате подвергли принудительной депортации из прифронтовой полосы на Восток - с массовой гибелью детей, стариков, беременных женщин.

Нет худа без добра: в августе 1915 года пришлось поэтому отменить пресловутую "черту оседлости", запрещавшую массе евреев переселяться в Россию. А в итоге: в 1917 году евреи в руководстве местных Советов по всей России - от Минска до Владивостока!

Аналогичной оказалась реакция и немцев, но несколько позднее и еще круче: уже после войны Гитлер и присные обвинили евреев в предательстве и в "ударе ножом в спину" - со всеми соответствующими последствиями в Третьем Рейхе и на подвластных ему территориях!

Клуб самоубийц

Вот в такой-то ситуации, когда здравый смысл требовал прекращения бессмысленной, как стало ясно, войны, состоялись решения совершенно противоположного свойства. Руководство противников Германии сошлось на том, чтобы гарантировать себя от любых возможных проявлений здравых мыслей и чувств: 5 сентября 1914 года в Лондоне было подписано тайное обязательство России, Англии и Франции не заключать сепаратный мир.

Николай II и его дипломаты, прекрасно понимая, что теперь для России, увязшей на других фронтах, Проливы стали еще более недоступны, чем до войны, и оказались главными инициаторами этих новых соглашений. На деле же они вырыли могилу России, запретив самим себе заключить мир по собственному усмотрению, а также лишив этой возможности своих непосредственных преемников, пытавшихся после февраля 1917 уберечь Россию от безбрежного разгула анархии.

Одновременно царские дипломаты продолжали давить на союзников, добиваясь признания прав России на Проливы, завоевать которые она теперь самостоятельно не могла.

Эти усилия царской дипломатии увенчались, казалось бы, успехом уже после вступления Турции в войну.

В войну вступает Турция

Добиться каких-либо заманчивых предложений от России и ее союзников не удавалось - и турки все больше склонялись к Германии.

27 сентября 1914 турки определенно сдвинулись с нейтралитета, закрыв Проливы для судов Антанты.

Еще через месяц развернулись решающие события. Никто тогда не чувствовал, что они предвосхищают "10 дней, которые потрясли мир", грянувшие ровно через три года - осенью 1917.

6 ноября (24 октября по старому стилю) 1914 года министр иностранных дел Великобритании Эдуард Грей заявил, что Турция больше не может оставаться стражем Проливов.

Решающие же даты 1917 года - 7 и 8 ноября - не отметились, однако, в 1914 году никакими заметными переменами; это очевидно не устраивало англичан.

Поэтому 9 ноября Грей прямо объявил российскому послу в Лондоне А.К. Бенкендорфу, что судьба Проливов должна решаться после войны сообразно с выгодами России.

Вот в этот день "Гебен" и "Бреслау" под турецкими флагами и новыми названиями вышли в Черное море.

Это оказалось весьма своевременным маневром. Тут же, еще в турецких водах, им встретились три русских миноносца и минный заградитель. Крейсера атаковали их и рассеяли огнем; один корабль русских был потоплен. От взятой в плен команды выяснилось, что российский отряд шел в Босфор - ставить минные заграждения. По всем нормам международного права это было эквивалентно началу военных действий - совершенно очевидно, что виновной стороной оказывались русские. Но этот эпизод постарались после войны предать забвению, а вот последующие действия немецко-турецкой эскадры расписывались весьма красочно - они того и стоили!

В ночь на 11 ноября два турецких миноносца ворвались в Одесскую гавань, обстреляли город и потопили канонерскую лодку "Донец".

После резкого обмена нотами (включая российские требования к туркам удалить всех немцев из армии и флота) Россия 11 ноября 1914 года объявила войну Турции.

Утром 12 ноября "Гебен" обстрелял Севастополь, несмотря на присутствие всего Черноморского флота. В тот же день "Бреслау" и еще один турецкий крейсер, приобретенный ранее, обстреляли Новороссийск и Феодосию и поставили мины у Керченского пролива.

В этот же день, 12 ноября 1914 года, Турция провозгласила "джихад" Англии, Франции и России.

14 ноября сам Георг подтвердил Бенкендорфу заверения Грея - это стало очередным "честным королевским".

Как к нему относились сами англичане - наглядно выразилось в том, что они сами решили захватить Проливы, приступили к планированию этого сразу с 12 ноября - и нисколько не умерились затем данным "честным королевским". Английский план, однако, отличался крайней тупостью и совершенно не использовал фактор внезапности.

С 19 февраля по 8 марта 1915 года английские и французские корабли обстреливали форты Дарданелл, но не имели особого успеха.

18 марта английский флот попытался форсировать пролив и прорваться к Константинополю, но атака была отбита со значительными потерями.

Российские дипломаты всполошились, и, дабы не обострять отношений, англичане согласились подписать 20 марта 1915 года соглашение о передаче России Константинополя и Проливов после войны.

Тем не менее, 25 апреля 1915 англичане начали десантную операцию на берегах Дарданелл. Туркам приходилось нелегко, но они стабилизировали положение и приступили к выталкиванию десанта. Возник еще один позиционный тупик, характерный и для прочих фронтов.

В конце мая 1915 главный инициатор дарданелльской авантюры Уинстон Черчилль был отстранен от руководства флотом; это стало далеко не последним поражением в его блистательной личной карьере.

Плацдарм на турецком берегу утратил всякие перспективы и был окончательно эвакуирован англичанами 9 января 1916 года.

С точки зрения общей победы в войне эта операция, как и все прочие, сухопутные и морские, оказалась совершенно бессмысленной, но укрепила личный престиж руководства с турецкой стороны: Энвер-паши, Кемаль-паши, прославившегося позднее под именем Ататюрк, и уже известного нам Лимана фон Сандерса.

Дорога никуда

Первая Мировая война продолжалась, доведя число только убитых к осени 1918 года более чем до 7,5 миллионов; из них почти треть пришлась на Россию.

Это стало величайшим политическим преступлением ХХ века, поскольку все последовавшие естественно вытекали из ситуации, в которую все глубже и глубже погружалось человечество.

Неудивительно, что близкая военная победа, которой в принципе не могло быть, фигурирует в качестве вполне возможной реальности во всех мемуарах тогдашних политиков и всех научных и пропагандистских трудах последующих историков - вплоть до наших дней.

Именно в ту эпоху и проявилось решающее значение пропаганды.

Пропаганда может творить чудеса. Тяжелый бой за заброшенное, например, здание, используемое как склад ненужных вещей, можно объявить "решающим штурмом рейхстага", чуть ли не завершающим аккордом всей Второй Мировой войны - и этому будут верить сотни миллионов людей, не только в Советском Союзе!

Вот и никчемную возню на полях Первой Мировой, порождавшую, однако, штабеля трупов, пропаганда подавала как истинные сражения, способные что-то решить, - и этому верили!

Самая нелепая ситуация создалась тогда в России, где существовала мощная оппозиция режиму, безуспешно пытавшаяся захватить власть еще в 1905-1907 годах.

Похоже, что лидеры оппозиции (прежде всего - П.Н. Милюков и А.И. Гучков) абсолютно ничего не понимали в сложившейся ситуации: они направили убийственную критику правительства не за что-либо (было бы разумным, например, что за нежелание пойти на мирные переговоры!), а за то, что оно не может обеспечить победу в войне!

Критика получалась действительно убедительной: чего правительство не могло достичь - того и не могло. Но требование сменить такое правительство подразумевало, что уж новое-то обязано с этой задачей успешно управиться!

А этого, повторим, никак не могло произойти. Поэтому Милюков, Гучков, а с ними и за ними А.Ф. Керенский и прочие в принципе потеряли свою власть еще до того, как добились ее!

Критика достигла максимальной силы к осени 1916 года: 1 ноября (по старому стилю) Милюков обвинил правительство в своей знаменитой речи, в которой рефреном повторял риторический вопрос: "Что это - глупость или измена?"

29 ноября 1916 германский канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег (1856-1921) обратился к воюющим державам с мирными предложениями. Они вызвали замешательство, но были отвергнуты с негодованием. В России, по ее внутриполитической ситуации, иного и быть не могло!

Еще через несколько дней предпоследний царский Председатель Совета Министров А.Ф. Трепов (1862-1928) публично приоткрыл тайну:

"Свыше тысячи лет Россия стремится к Югу, к свободному выходу в открытое море. Ключи от Босфора и Дарданелл, Олегов щит на вратах Царьграда - вот исконные, заветные мечты русского народа во все времена его бытия. И это стремление теперь уже близко к осуществлению. /…/

Ослепленная льстивыми обещаниями Немцев, Турция, предательски напав на нас, тем самым подписала себе приговор. Жизненные интересы России также понятны нашим верным союзникам, как и нам, и соответственно сему, заключенное нами в 1915 году с Великобританией и Францией соглашение, к которому присоединилась и Италия, окончательно устанавливает право России на проливы и Константинополь.

Русский народ должен знать, за что он льет свою кровь, и по состоявшемуся ныне взаимному уговору соглашение наше с союзниками сегодня оглашается с этой кафедры".

Но это уже не произвело и не могло произвести никакого впечатления на 180-миллионное население России!

До какой степени не дошло до народных масс разъяснение премьер-министра, опубликованное в большинстве газет по всей стране, и до какой степени оказались чужды этим массам "тысячелетние мечты русского народа", показывает то, что недоумения по поводу непонятного продолжения войны широчайше обсуждались еще много месяцев - вплоть до большевистского переворота.

Незадолго до него, например, одна из рядовых армейских газет искренне рассуждала ("Свободное слово солдата и матроса" - орган Совета солдатских и матросских депутатов гарнизона и морской базы Ревеля - ныне Таллинна, № 135, 8(21) сентября 1917 г.):

"А спросите любого солдата, русского ли, немца ли: за что дрались? За что проливали кровь братьев своих, рабочих и крестьян соседней страны? За что калечили людей? Не скажут, не ответят потому, что и сами толком не знают.

Не то за сербов вступились, не то немцы на Россию напали. О земле поговорили. Вначале думалось русским крестьянам-солдатам: "идем землю у немцев отбирать".

Но скоро поняли: не в земле тут дело!.. А в чем? Мало кто понимает, мало кто осмысливает это. Не одни русские дерутся "вслепую", сами не зная хорошенько за что режут, колют, калечат людей. Также точно не знают истинную причину войны немецкие, английские, французские солдаты. Спросите любого: каждый другую причину войны приведет".

А режим, между тем, неудержимо терял влияние и популярность.

В ночь с 16 на 17 декабря 1916 года (по старому стилю) был убит - подло и предательски! - Григорий Распутин, которого теперь считали проводником немецкого влияния при царском дворе.

В этом тоже не оказалось никакого ни смысла, ни значения.