Времена "дипийские"

Недавно в московском издательстве "Русский путь" вышла книга  под  заимстованным у Пушкина названием "Наставникам, хранившим юность  нашу…". Книга посвящается  русскому школьному и воспитательному делу за рубежом. Первая часть книги посвящается  довоенному периоду,  основной упор однако делается на мало изученном послевоенном периоде в Германии, точнее  - в британской и американской зонах оккупации Германии и Австрии.  Приводим вступительную статью ко второй   части книги.

ОБ АВТОРЕ

Оболенская-Флам Людмила Сергеевна, урожд. Чернова, родилась в Риге. Училась в 13-й городской русской школе. B 1944 г.  выехала с семьёй в Германию, где поступила в немецкую гимназию, а после войны - в гимназию при Доме "Милосердный Самарянин" в Мюнхене.  Далее - Касабланка, Париж, Лондон, снова Мюнхен, специализация на иностранных языках, школа переводчиков. В Мюнхене поступает диктором в европейское отделение радиостанции "Голос Америки". В 1954 г. выходит замуж за кн. В.А. Оболенского (1925 Париж-1977 Вашингтон). В дальнейшем переезжает с мужем в Нью-Йорк, становится нью-йоркским корреспондентом "Голоса Америки". В 1975 г. возглавляет Отдел культуры русскоязычного вещания "Г.А." в Вашингтоне. В 1980 г. выходит вторым браком замуж за американского дипломата Эли Флама и получает назначение аккредитованного корреспондента "Г.А." в Мадриде при Совещании по Безопасности и Сотрудничеству в Европе. 1982-93 снова в Вашингтоне на руководящих постах "Г.А.".  Выйдя на пенсию, создала комитет "Книги для России" (1997 г.), который занимается сбором и доставкой в Россию эмигрантской литературы, периодики, архивных материалов, рукописей и произведений искусства, отражающих духовную и общественную жизнь российской диаспоры.

     Автор книг "Вики - Княгиня Вера Оболенская" (Русский путь, 1996 и 2004), "Правовед П.Н. Якоби и его семья" (Русский путь 2014).   Редактор и соавтор книги "Судьбы поколения 1920-1930-х годов в эмиграции" (Русский путь, 2006). Книга содержит очерки её современников, прошедших через Вторую мировую войну и построивших свою жизнь на Западе, не теряя при этом духовной связи с Россией. Автор семейной хроники "Правовед П.Н. Якоби и его семья" (Москва, Русский путь 2014). Cоставитель и соавтор сборника "Наставникам, хранившим юность нашу ...", посвященного педагогике и педагогам русского зарубежья (Москва, Русский путь 2017). Её статьи и очерки печатались в "Русской Мысли" (Париж), "Русской Жизни" (Сан-Франциско), "Посев" (Москва), "Новый Журнал" (Нью-Йорк), "Вестник Русского Христианского Движения" (Париж - Нью-Йорк - Москва).

--- 

1945 год. Германия. Словами поэта Ивана Елагина:

Уже последний пехотинец пал,
Последний лётчик выбросился в море.
А на путях дымятся груды шпал
И проволока вянет на заборе.
Они молчат - свидетели беды.
И забывают о борьбе и тлене
И этот танк, торчащий из воды,
И этот мост, упавший на колени.... 

На фоне полной разрухи побеждённой Германии раскладываются дела, описанные в настоящем  разделе.

Позади остались бомбёжки, обстрелы, положен конец чудовищному нацистскому режиму, уничтожившему миллионы жизней и пытавшемуся превратить в подневольных рабов жителей России. Для огромного большинства выходцев из СССР, в том числе военнопленных и "остовцев", а также частей Власовской армии, приход американских, английских и французских войск был воспринят как долгожданное избавление. Западные оккупанты вели себя прилично, не грабили, не насиловали и скоро наладили помощь для оказавшихся в оккупированной Германии иностранцев. 

Напомним, что ещё до того, как в апреле 1945 г. возникла ООН, президент Рузвельт объявил о создании специального Управления Объединённых Наций, которому вменялось по окончании военных действий брать на себя попечение о миллионах перемещённых лиц, Displaced Persons, сокращённо DP. (Отсюда слово Ди-Пи и всякие производные от него, вроде "дипишные" или "дипийские", а сама организация - UNRRA в русском обиходе стала Унрой.)

Заблаговременному созданию Унры мы обязаны тем, что огромное число оказавшихся в Германии иностранцев не стали гибнуть от голода в условиях разрушенного сельского хозяйства страны, в которой они были чуждым элементом, лишним, так сказать, ртом.  Первоочередной задачей Унры было обеспечение перемёщенных лиц питанием и кровом в наспех организованных транзитных лагерях, а затем она должна была способствовать их скорому возвращению домой. В первую очередь, естественно, были освобождены из плена и отправлены к себе домой находившиеся в германском плену военнослужащие западных союзников. Была организована и репатриация подневольных рабочих, привезённых из Франции, Голландии, Бельгии... Те только и ждали возможности вернуться к себе домой, чем скорее, тем лучше! Сложнее обстояло дело с военнопленными, "остарбайтерами" и беженцами из Советского Союза и других стран Восточной Европы.

 Особенно острой оказалась проблема с бывшими советскими гражданами. Под давлением Сталина Рузвельт и Черчилль, а потом и де Голль, договорились о том, что репатриации подлежали все, кто располагал советским гражданством на 1939 год. Исключение представляли собой жители Литвы, Латвии и Эстонии, чьё насильственное присоединение к СССР в 1940 г. не было признано западными державами. Кроме того, по  Ялтинскому договору, не подлежали и западные украинцы, жившие в областях, присоединённых к СССР после 1 сентября 1939 г. и оказавшиеся после войны на Западе. В первые недели после поражения Германии множество освобождённых советских пленных и недавних "остовцев" добровольно записалось на репатриацию. Для них были выделены двигавшиеся на восток, железнодорожные составы телячьих вагонов. Время стояло летнее, двери вагонов широко раздвинуты. Можно было видеть радостные лица молодых парней и девушек, ехавших к себе домой с флагами и песнями, предвкушая  встречу с родными. Но вскоре стали доходить слухи, что родина оказывала им совсем не тот приём, который они ожидали. Сталин ещё во время войны объявил всех, попавших в немецкий плен, изменниками родины, а поддавшиеся на Запад добровольно тем паче не заслуживали снисхождения. Как только репатрианты попадали в советскую зону оккупации, им приходилось иметь дело со служащими СМЕРШа.

Некоторых тут же расстреливали, других направляли на принудительные работы в Сибирь, Донбасс, Кузбасс, только не в свои города и веси. Сведения об этом начали доходить до остававшихся и охота возвращаться стала пропадать.  У других, хорошо помнивших раскулачивание, аресты, расстрелы, исправительно-трудовые лагеря, её не было с самого начала.

Оккупационные власти долго не могли разобраться в таком, казалось бы, противоестественном нежелании людей ехать к себе домой, и прибегли к насильственной репатриации. Считается, что в добровольном и принудительном порядке в СССР вернулось около 5 миллионов граждан, в том числе насильственно выданных частей РОА (Русской освободительной армии генерала Власова), её командного состава и рядовых военнослужащих. А из под города Лиенц (Австрия) англичане выдали примкнувших к Власову казаков, в том числе 1430 старых эмигрантов с видными руководителями Белого движения генералами П.Н. Красновым и А.Г. Шкуро. Согласно данным, приведённым в книге   Б. Пушкарева "Две России ХХ века: 1917-1993 ( Москва, Посев, 2008), в британских зонах оккупации выдали 56 417 человек, а в зонах ответственности США - без малого три с половиной тысячи.   

В результате, после добровольной репатриации и актов насильственной выдачи, на Западе осталось не более 3% бывших советских граждан.  Впрочем, точного числа оставшихся в качестве Ди-Пи, никто не знает. По некоторым данным их было 250 тысяч, по другим - от 100 до 150 тысяч.

Отсутствие точных данных объясняется ухищрениями, к которым бывшим советским гражданам приходилось прибегать во избежание насильственной репатриации, выдавая себя за старых эмигрантов или граждан разных восточноевропейских государств. В этом им часто помогали  эмигранты первой волны, изготовлявшие фальшивые удостоверения по образцу имевшихся у них документов, снимая с них печати, меняя фамилии и т.п.  Вот почему  до сих пор нельзя точно установить по бумагам сколько бывших советских граждан попало в категорию Ди-П. Условно принято считать, что в середине сороковых годов прошлого столетия в западных зонах Германии и Австрии оставалось порядка 150 тысяч выходцев из СССР. К ним следует добавить примерно 30 тысяч старых эмигрантов, также получивших статус Ди-Пи.

Таким образом, на попечении Унры, а позже IRO (Международной Организации помощи беженцам) в послевоенной Германии оставалось около 180 тысяч русских. Подавляющее большинство из них было принято в беженские лагеря, разбросанные по Западной Германии и Австрии. Некоторые русские по своей паспортной принадлежности (настоящей или фиктивной), попадали в лагеря для балтийцев, украинцев или поляков. Другие, боясь идти в лагеря из-за работавших там репатриационных комиссий, предпочитали скрываться на частных квартирах и жить впроголодь на немецкие продовольственные карточки, не пользуясь статусом Ди-Пи.  Но большинство все же оказалось в лагерях.  Лагерей, отведённых специально для русских беженцев в Германии и Австрии насчитывалось более десятка (полный список см. в приложении). Некоторые существовали лишь недолгое время, их объединяли с другими лагерями; беженцев переводили с место на место.

Жилищный вопрос в разбомблённой Германии обстоял чрезвычайно остро. "Дипийцев" обычно размещали в немецких казармах, благо, что германская армия была раскассирована. Жили там люди не особенно комфортабельно. В казарменных помещениях селили по несколько семейств - в ход шли серые военные одеяла, которыми они отгораживались друг от друга. (Шутили: "войдя в комнату, постучите в третье одеяло направо".)  В бараках поменьше семьям удавалось получить собственную комнату. В Регенсбурге, например, под лагерь отвели целый  рабочий посёлок, состоявший из отдельных домиков, в которых прежде жило по одной, временно выселенной оттуда  немецкой  семье. Теперь туда вселяли по две беженских семьи , пользовавшихся общей кухней. Но даже при самой большой скученности, было самое главное - бесплатная крыша над головой и питание.

Кормили либо гороховым супом, за которым люди становились в очередь со своими котелками, либо мамалыгой. Паек включал в себя хлеб, немного жиров, а время от времени, выдавали дополнительные сухие пайки из Америки: яичный и молочный порошки, шоколад, иногда кофе. Жители беженских лагерей  питались лучше, нежели немецкое городское население. Налажена была и медицинская помощь.

Некоторые беженцы, пережившие бомбёжки, встретили конец войны в чем стояли. Но вот из Америки стали поступать партии пожертвованной, иногда слегка поношенной, одежды и обуви. Люди приоделись, зимой не мёрзли, босыми не ходили.  

Кто мог, устраивался на работу - в лагерной администрации, на кухне или лагерным сторожем.  Поначалу лагеря охранялись оккупационной военной  полицией с соблюдением полицейского часа, но постепенно полицию заменили свои же Ди-Пи.  Доступ в лагеря сделался свободный. Уходить из лагеря или возвращаться в него можно было в любое время дня и ночи.

Условия жизни в разных лагерях были разные, в одних лучше, в других хуже. Хуже, например, было на севере Германии в английской зоне оккупации. Но каковы бы ни были бытовые условия, во всех местах скопления русских беженцев начала возрождаться церковная и культурная жизнь. Одновременно возникали и школы.  Начальные школы появились практически во всех лагерях, где были русские. (Например, начальная школа, основанная историком С.Г. Пушкаревым в лагере Эльззенфельд, вместе с его насельниками переместилась в лагерь Майнлойс, а потом в Пюртен.)   Средние школы - по старому русскому образцу, 8-классные гимназии - были не столь многочисленны как начальные, но они-то и оказали наибольшее влияние на попавших туда учеников. На этих гимназиях, а также образовании молодёжи студенческого возраста в послевоенный период, мы остановимся более подробно.

 Союзная администрация беженских лагерей выделяла под школы помещения, назначала небольшую плату преподавателям, а также поощряла и возникновение молодёжных организаций русских юных разведчиков (ОРЮР). Нужно отметить, что администрация, как правило, не вмешивалась ни в программу школ ни в содержание воспитательных мероприятий, проводимых среди молодёжи.  Они не мешали нам, например,  на  сборах и в летних лагерях подымать трехцветный русский флаг, петь русские патриотические песни, отмечать национальные праздники.

 Помимо лагерей Ди-Пи, было ещё одно место, где возрождение духовной, культурной и просветительной жизни сказалось с особой силой - Дом "Милосердный Самарянин" и работавшая при нем гимназия.   Находился Дом в наименее пострадавшей от воздушных налётов зелёной части Мюнхена - Богенхаузен. В силу разных причин получилось так, что послевоенный Мюнхен стал как бы неофициальной русской столицей, привлёкшей большое количество интеллигенции.  Все они тянулись к дому "Милосердный Самарянин", чья деятельность, помимо церкви и гимназии, охватывала социальную и медицинскую помощь, школу сестёр милосердия и зубоврачебные курсы. В культурном отношении это было место, где выступали с лекциями маститые артисты и ученые. К тому же при Доме была своя типография. Активно проводилась и внешкольная деятельность в рамках ОРЮР и РСХД. Далее в нашем сборнике  дому "Милосердный Самарянин" отводится первостепенное место.

Выделив особо дом "Милосердный Самарянин", нельзя умалять значение церковной, просветительной и культурной жизни в лагерях Ди-Пи, особенно тех, где имелись русские гимназии. Так получилось, что почти всюду оказались крупные артисты и музыканты, создававшие хоры, дававшие концерты, ставившие спектакли, привлекая к этому детей и молодежь. Беженский лагерь Шлайсхайм, под  Мюнхеном, к тому же оказался местом, где нашли себе приют такие выдающиеся поэты второй волны эмиграции как Иван Елагин и Ольга Анстей,  а из "старых"  - Перфильев, Сабурова, Нарицссов и др.  Жили там и художники, впоследствии составившие себе имя в США - Слава Иляхинский, братья Михаил и Виктор Лазухины, Сергей Бонгард...

Беженский лагерь близ города Кассель, где тоже была создана гимназия, во время своего недолгого существования успел начать выпускать газету ("Посев") и положил начало литературному журналу "Грани". При лагере в Регенсбурге стала выходить газета "Эхо". Печатались и книги.

Особо следует отметить повсеместную роль церкви. Для многих выходцев из Советского Союза это была их первая встреча с церковной жизнью. Но и для некоторых старых эмигрантов, с детства ходивших в церковь, здесь открылось как бы новое измерение в религии. Среди оказавшихся на Западе священников, многие были с высшим образованием. Такие, как энергичный основатель Дома "Милосердный Самарянин", отец Александр Киселев, относились к молодёжи открыто и доступно. Не будучи узкими догматиками, они поощряли диалог, стараясь передать глубинное, в отличие от формального, понимание религии, уважение к иноверцам и идею "оцерковления" жизни, последовательно проводя мысль, что "вера без дел мертва" и являя своей деятельностью пример достойный подражания. 

Что ещё дали детям, подросткам и студенческой молодёжи эти "дипийские" годы? Несомненно, познавание России - её истории и культуры. Более того: им прививали любовь к их исторической родине и чувство долга по отношению к ней. В школах и в ОРЮР, последовательно проводилась идея, что мы - представляем Россию, а потому не смеем порочить её дурным поведением или недобросовестным отношением к учению и работе. Выработанное в эти годы сознание ответственности по отношению к русскому народу привело известную часть нашей молодёжи к участию в русских эмигрантских и церковных объединениях, а в профессиональной жизни - к таким отраслям, где требовалось знание русского языка и культуры, будь то в академическом мире или на общественном поприще. 

Объективно говоря, "дипийский" период был совсем недолгим. Уже к концу 1940-х годов начался массовый разъезд русских из Германии и Австрии по разным странам, готовым принять к себе беженцев: в США, Канаду, Австралию, Марокко, Бельгию, Аргентину... К началу 1950-х годов, одна за другой закрывались школы и гимназии.  Но несмотря на кратковременность, эти несколько лет дали молодому послевоенному поколению зарядку на всю жизнь. И все, кто приобщился к этому периоду, сохранил чувство глубокой благодарности по отношению к людям, которые своим бескорыстным трудом дали им возможность получить образование на хороших русских основах и закрепить в рядах молодёжных организаций сознание своей исторической принадлежности к России. Свидетельством тому служат личные вспоминания, собранные  в этом разделе.