Когда б вы знали, из какого сора…

"Это тот Израиль, о существовании которого я понятия не имел/а, " - хором сказали мы с Еленой Улановской, прочитав - она - мой роман о поселенцах, а я - ее роман о репатриантах "Пальмы на асфальте".

   Не буду вдаваться в детали собственной биографии, но, совершив алию, я прямым путем отправился в поселение в Самарии и оказался среди людей, равных которым по силе любви к Б-гу, к родной земле и к ближнему я в жизни не видел и вряд ли когда-нибудь увижу! А тут  читаешь планы на жизнь, так сказать : "…вся жизнь впереди; и какая жизнь… В первую очередь он себе купит компъютер… и первое, что он на него запишет - это порнографическую игру". Вот мечта одного из главных  персонажей (согласитесь, слово "герой" здесь вообще как-то еуместно). Вот зачем он едет в Эрец Исраэль!

+  А зачем еще ему ехать? Ведь автором все объяснено:

"Это теперь Игорь стал евреем, а раньше был своим парнем, но с "пятой графой"...  При этом на еврея внешне он похож не был: светловолосый и голубоглазый, круглолицый и улыбчивый…"

  Да и откуда было взяться у этого молодого манкурта другому отношению  к своему народу? От матери, Лидии Михайловны (по паспорту Лидии Моисеевны), учительницы химии с 29-летним стажем, которая теряет смысл жизни, когда ее выталкивают на пенсию? От отца, Бориса Николаевича (по паспорту - Наумовича) Дубровского, видевшего смысл существования в своих бесчисленных победах над особями противоположного пола? От младшей сестры, которая любит Блока и иностранные языки и терпеть не может своего брата? Зачем всем этим людям Израиль?

   В предисловии к роману Елена Улановская пишет:

   "…Как морской вал, обрушившись на берег, тащит с собой в море камни, ракушки и не сумевших зацепиться крабов, так и волна эмиграции в Израиль тащила за собой всех: согласных и несогласных, евреев в душе и евреев только по паспорту, да и неевреев вовсе - тех, кто выехал по необходимости, вслед за мужьями и женами, а также всех, кто был готов уехать любой ценой…

    Сколько лет понадобилось им, чтобы назвать Землю Обетованную своей? Кому-то одна ночь бомбежки, кому-то целая жизнь…"

   Ну, "евреев в душе" среди наших "героев" не наблюдается, но продолжим выяснение причин их отъезда.

   Вот Таня Полонская, "хороша собой", но "в свои двадцать восемь лет… не замужем".

"…В Баку это был возраст, который уже считался безнадежным, поэтому, как только Таня услышала о том, что у "лиц еврейской национальности" есть возможность эмигрировать в Израиль, она с неожиданной… энергией взялась за дело".

  Нужен Израиль и минчанке Рине, чей муж Володя, кстати, русский по происхождению, слишком часто и слишком надолго начал ездить в командировки в Москву, где живет его "старая приятельница по институту". "Обычная житейская логика подсказывала ей, что выяснения отношений, слезы и просьбы не помогут. Нужны радикальные меры, нужно найти выход, и таким выходом стала для нее эмиграция в Израиль. Чтобы прекратить эти поездки в Москву, …нужно  преломить жизнь под другим углом. Тогда Володя поймет, что он, она - его жена Рина - и их маленький сын - единственно близкие друг другу люди; и это может случиться только в чужой среде, в чужой стране".

   Такой вот матримониальный сионизм.

  Правда, в процессе оформления документов в Израиль Рина оказывается в постеле уже известного нам Игоря Дубровского, с которым познакомилась в очереди в посольство. И  влюбляется в него на всю жизнь! Причем взаимно.

  Кого мы еще забыли. Ну как же, Олег, брат Рины. Мотивация? "Он, маленький еврейский мальчик, сможет сделать прыжок в западную цивилизацию, в то время как его одноклассники - друзья и недруги - останутся догнивать в Союзе".  Очень убедительно! Выходит, не будь одноклассников -"друзей и недругов" - может, и не поехал бы.

  Вообще-то, на этой точке мой разум возмущенный уже начинает подзакипать.  Да ведь еще в семидесятых в Москве в среде еврейской молодежи,  отнюдь не религиозной  и не супер националистической, пелось в вольном переводе с иврита:

     "Мы покинули чужбину,

       Мы забыли слово "страх"…

  А уж в конце восьмидесятых-начале девяностых  -  помню, как раскрывались еврейские сердца навстречу своему языку, своему народу, своей стране! Понятно, что всякие были, но ведь, судя по обилию образов и сюжетных линий, Елена Улановская замыслила создать нечто вроде энциклопедии репатриантской жизни, так  почему же у нее одни отрезанные ломти в этой "энциклопедии" фигурируют?

  Да потому что Великая алия это великое чудо! И для того, чтобы в Израиль поехали те, у кого сердца открыты еврейству  -  тут чуда большого не нужно. А наплыв таких вот "отрезанных ломтей", но при этом  все равно евреев - вот это чудо! 

   В 91-м, накануне и в разгар Войны в Заливе евреи продолжали  репатриироваться и переступали порог Шеремеьева со словами: "Что со всеми будет, то и с нами!"

  А тут: "…Рина вдруг…  реально, как будто со стороны, оценила ситуацию, в которой они находились… Она, ее муж и и ее ребенок. На сегодня они люди без гражданства, без документов (дело происходит на перевалочном пункте в Будапеште - А.К.), без денег, а завтра, пятнадцатого января, должна начаться война в Персидском заливе, именно в том месте, куда их везут, как бессловесную скотину".

   Крутой сионизм, правда?

   А дальше начинается борьба за выживание в чужой… то есть в своей… нет, пока еще совсем чужой стране.

  У Лидии Михайловны открывается второе дыхание. "Она бросалась на счета, как на баррикады: без страха входила в споры со служащими банков, обладая словарным запасом в пять слов. А на рынке все торговцы уже знали ее по имени и безропотно принимали цену, которую она назначала. Иврит она учила, как будто это был ее личный враг: вгрызалась в таблицы, делала карточки, не выпускала из рук словарь и даже, когда жарила котлеты, зубрила слова. А самое главное - она ничего не боялась.

   Вот и сейчас - накинула куртку и пошла на рынок, как будто не сказали вчера … что Саддам Хуссейн начнет бомбить уже сегодня".

   А что ее сын, наш герой-любовник?

  "   Игорь, сцепив зубы, дал себе слово, что никто и ничто… не сможет вывести его из равновесия, пока он не только не будет изъясняться на иврите в любом месте и на любую тему, но и сможет указать любому выродку (это он об израильтянах - А.К.), где его место. И еще: Игорь вспомнил картину, кажется, Сальвадора Дали, изображавшую голову человека с выдвинутыми из нее ящичками. Так вот, свои ящички, забитые воспоминаниями из прошлой жизни, Игорь задвинул крепко-накрепко, закрыл на ключ и бросил в море…"

   А Рина, его возлюбленная  и временно им потерянная, проживает чуть ли не на той же улице и пребывает в глубокой депрессии.

  "Как же так? - продолжала Рина уже про себя, - что же я сделала со своей жизнью, с Гошиком, с Володей?..."

   Нет, не подумайте, это она не о своей измене, это все о том же - о переезде в Израиль!

  И дальше вспоминает она самое замечательное - как они с (рогатым) Володей и маленьким Гошиком приехали в Москву, как наблюдали смену караула у Мавзолея: "… И чувство защищенности, незыблемости, взращенное в них, наивных, этой колоссальной безумной державой,  вернулось на секунду и вспомнилась прежняя, детская гордость за свою страну".

   И через несколько страниц - окончательный вердикт, или, если хотите, диагноз: " Она проиграла во всем, но она должна выжить, и для этого - забыть все, что было раньше ее жизнью: русские книги и русские песни, улицы родного города, друзей своей юности, ласки любимого и жалость к мужу".

  Примерно так же воспринимают собственную алию  и другие герои романа. Вот Яков Семенович - любовник мамы Володи, мужа Рины (видите, какая сложная степень родства?), бывший детский врач:  "Самое главное, что было у него в жизни: его умение лечить, ставить диагнозы; его маленькие пациенты, которых он любил всем сердцем… за что он отдал все это? За иллюзию быть свободным человеком в свободной стране, евреем среди евреев?

"…Нужна ли трупу его свобода? - снова и снова спрашивал себя доктор и снова отвечал: - Нет".

     Итак, сплошное разочарование, полная беспросветность, если, конечно, не считать просветом патриотический порыв восемнадцатилетнего Олега, который, узнав, что его возлюбленная (наша с вами старая - знакомая Таня Полонская) изменила ему с арабом, бежит на призывной пункт и, когда его из-за плохого иврита не берут в десант, а отправляют в артиллерию, утешает себя тем, что "если очень постараться, то и там можно погибнуть за Родину".

 И снова борьба за существование, снова мучения. Читаешь и спрашиваешь себя: "Неужели то, что для тебя было самым счастливым, самым замечательным событием в жизни - алия в Израиль - стало самой большой трагедией в жизни этих несчастных манкуртов, изуродованных не только ассимиляцией в ее самой гнусной форме - Совковой?  А манкурты, переползая со страницы на страницу, продолжают копошиться - борются за выживание, спят одновременно с несколькими, изменяют мужьям и женам, влюбляются, разводятся и… и все! Жизнь страны проходит мимо. Люди на улицах чужие.  Одно слово - мирок.

     Что же держит их в Израиле??

 Когда Володя, которому "все … чуждо здесь: язык, люди, понятия, цвет неба и вкус воды… и даже воздух," решив вернуться в Москву, роняет фразу: "Я устроюсь и заберу вас", Рита взрывается:  "- Куда заберешь? В Москву? В разруху? Да там каждую минуту может случиться переворот, резня, погром. Нет Москвы той, что была. На что ты собираешься обречь своего ребенка? Чего ты испугался здесь?"

   Итак, впервые в устах наших героев слово "здесь", в смысле "в Израиле" прозвучало как нечто положительное. Пока еще "там", в смысле "в Москве".  Так сказать, патриотизм от противного.

  И еще одно слово здесь прозвучало, правда, с некоторым опозданием, потому что на улицах российских городов оно звучало скорее до, а не после их отъезда. Это слово - "погром".  Тут я должен сделать небольшое отступление.

   Я помню, что послужило детонатором большой алии.  Люди, терпевшие десятилетиями советскую нищету, советское бесправие, советский антисемитизм, вдруг сделали стойку в годы Перестройки. Разруха, бардак, "предчувствие гражданской войны"- все это, конечно, подталкивало людей к эмиграции, но последней соломинкой, сломавшей спину верблюду, после чего "России верные жиды" рванули сотнями тысяч, было оно - общество "Память".

  Из тех дней мне запомнились две слышанные мною блестящие фразы: "На то и "Память" в лесу, чтоб еврей не дремал!" и "Память" - это средство против еврейского беспамятства".

   Если бы я не верил в Б-га, то история с этим пресловутым обществом убедила бы меня в существовании сионистско-масонского заговора. Сами посудите, не напоминает ли она (сия история) объяснения,  что такое фейерверк со стороны анекдотного Василия Ивановича: " Ни фига-ни фига. Потом до фига-до фига-до фига! А потом - опять ни фига". Так оно и было.  Появилось, прошумело, выгнало евреев из России и дематериализовалось полностью! От ее вождя Дмитрия Васильева одна строчка в Википедии осталась! Ну чем не провокация со стороны агентов Моссада, по указке лидеров Израиля с тем, чтобы началась новая алия? Правда, потом эти лидеры чесали еврейские репы, не зная, что делать с миллионом "олимов", к наплыву которых они как-то забыли страну подготовить.  Но дело не только в этом. Именно, читая книгу Елены Улановской, мы видим, как  история Великой алии складывается из бесконечного количества личных историй маленьких людей, занятых своими личными проблемами и не понимающих, какую потрясающую роль именно они играют не только в истории собственного народа (причастность к которому вообще не чувствуют), но и всего человечества (о причастности к которому они как-то не задумываются). Где уж им увидеть за собственными судьбами, за перепитиями в истории страны исхода, разродившейся разрухой, конфликтами и обществом "Память",  то что в Торе называется "эцба элоким" - "отпечати пальцев Вс-вышнего"?

   Собственно об этом весь роман - о великой тайне Великой алии с ее кажущейся беспричинностью и одновременно с этим - с бесконечным количеством причин, скрывающих собой одну единственную главную Причину -  возрождение еврейского народа на своей земле, как условие прихода эры всеобщего Избавления.

    Читатель, разумеется, ждет, что герои после или в течение всех мытарств, "осознают и перестроятся", проникнутся еврейским духом, препояшут чресла бело-голубым знаменем и пр. Напрасно ждете! Взрослые так и будут до самого конца романа на протяжении десятилетий "жить, под собою не слыша страны". Разве что Таня, оказавшись  через пятнадцать лет жизни в Израиле, на бывшей родине, вдруг обнаружит, что жить без этого Израиля не может, и, узнав о теракте,  прошепчет: "Что же такое есть в этой маленькой стране, что каждая такая катастрофа воспринимается, как личная трагедия?"

  И в рифму ей  Володя, который "по жене еврей", узнав о том, что его сын ранен при теракте, вдруг мысленно воскликнет: "Что же это за страна такая, что нет никому пощады - ни детям, ни старикам? Нет в ней ни места, где бы ты чувствовал себя в безопасности, ни времени суток. А люди живут там и радуются каждому прожитому дню, и вгрызаются в эту пересохшую от немыслимой жары землю и делают из нее сад".

  Ну, а молодежь? Вот Маша, задохнется от счастья, увидев, по возвращении из долгих странствий по Дальнему Востоку, в аэропорту Бен Гуриона  надписи  на иврите. Задохнется и - уедет в Америку. Олег - транс, наркотики, поездки в Италию.  Такое ощущение, что герои сознательно проходят мимо Израиля.  

         Светлым пятнышком будет самый младший из героев - сын Рины и Володи - Гошик.

  Именно он, единственный из них, начинает ощущать свое еврейство, когда, празднуя бар-мицву, выходит к Торе. Именно он с гордостью идет в "Гивати", чтобы защищать страну. Свою страну! И не случайно последние слова в романе произносит, обращаясь к Рине раненый в теракте Гошик: "Я жив, мама!". Эти слова звучат символически - он единственный из всех персонажей книги, кто действительно жив, ибо он - надежда.

  А остальные?   Говорят, труднее вывести Галут из еврея, чем еврея из Галута. Души наших героев до краев полны галутным мусором, и все же Израиль потихоньку прорастает в них, понемногу очищает их. Очистятся ли они до конца? Если и нет, то дети у них уже точно манкуртами не будут!

  Ахматова писала: "Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи…" А здесь не стихи, здесь песнь Великой алии, подобно песне, пропетой Моисеем после  рассечения Красного моря, когда, согласно преданию, простая рабыня увидела больше, чем пророк Иехезкель. "И узрел Израиль великое деяние, которое совершил Г-сподь"… 

   Тогда это было освобождение нашего народа. Сегодня - предвестье освобождения всего человечества.

   Предлагая читателям свою книгу Елена Улановская как-то произнесла: "Это репатриантская "Война и мир". Когда я это услышал, первая мысль была:"Можно ли сравнивать?" Вторая: "Конечно, нельзя. Там событие, глобальное для давно ушедшего девятнадцатого века, а здесь - для всей Всемирной истории.

"Это тот Израиль, о существовании которого я понятия не имел/а, " - хором сказали мы с Еленой Улановской, прочитав - она - мой роман, а я - ее.

  Что ж, два этих Израиля существовали и существуют одновременно, иногда пересекаясь, чаще - параллельно. Но оба они - стартовые площадки  для грядущего Освобождения, следовательно, оба прекрасны.