Мои дедушки, до Берлина дошедшие

Оба моих деда - евреи из Польши, из одного и того же города Мезрич (по-польски - Мендыжец Подляски). Оба воевали, дошли до Берлина. Я расскажу историю каждого из них. 
                       
1. ДЕД АБРАМ

Отец матери Абрам Ганц уехал из Польши в СССР в 1926 году. Он был приверженцем идей социализма и надеялся обрести себя в стране, которая была, как ему казалось, прямым воплощением этих идей.

Он писал стихи. Его родным языком был идиш. В СССР 20-летний дед пошёл проторенным путём - сперва школа рабочей молодежи, потом рабфак, поступление в МГУ на математический факультет.

В 1939 году попал по распределению на работу в Гомельский университет, на кафедру математики — преподавателем.

В сентябре того же года началась Вторая мировая война.

Из Польши в СССР в надежде спастись от Гитлера устремились  еврейские беженцы. Огромный поток. Сотни тысяч. Спасение оказалось мнимым. Многих советские власти арестовывали как шпионов, сажали, отправляли в лагеря или убивали. Других разворачивали назад, где на границе их встречали и тотчас же уничтожали на тот момент союзники большевиков - нацисты. Но некоторым всё же повезло. Им удалось выжить. Так и с моей бабушкой Леей-Лизой. 

Она встретила в Гомеле моего деда. И тот спас её, обезумевшую 18- летнюю девчонку от ареста, женившись на ней. Остальная семья бабушки была фактически вся уничтожена. Её родителей и старших братьев убили чекисты как польских шпионов.

Прадеда же обвинили в клевете на вождя немецкого пролетариата товарища Гитлера. Прабабке конвоир размозжил голову на глазах её сына, младшего брата бабушки, при этапировании в лагерь. Эта прабабка была набожной еврейкой, свято верила в Господа, молилась добру. Её убили ни за что, как собаку — вернее, за то, что по несчастью была еврейкой из Польши.

    А брат бабушки выжил. Его спасла и выходила русская женщина - лагерный врач, для которой он продавал потом на рынке лекарства. Но про него — ниже.

...Итак, дед мой спас бабушку от ареста и они продолжили жить в Гомеле, где в 1940-м родился их первенец - мой дядя. Дядя Изя.

Потом Гитлер напал на СССР. Деда призвали в армию и он отправился на фронт. Бабушку с сыном эвакуировали из Гомеля на Урал.

Письма от деда приходили все четыре года войны. Письма на идиш. Они и сейчас хранятся в семейном архиве.
  
После победы, счастливый, уехал в Гомель, где его уже ждала бабушка, вернувшаяся из эвакуации.

Дед был опьянен, как ему казалось, новым послевоенным воздухом свободы. Верил по-прежнему в социализм, в перемены, в то, что 1937 год повториться более не может после крови, пролитой советскими людьми за победу над нацизмом....

Шло время. В 1946 году Иосиф Сталин разрешил польским евреям вернуться на родину, в Польшу, уже тогда намечая проект создания подконтрольного СССР Израиля.

Из лагеря в Гомель вернулся повзрослевший бабушкин младший брат - 16-летний юноша, прошедший семь лет лагеря на Колыме, и спасшийся чудом. 

Он сказал деду и бабке:

- Мы должны вместе уехать. В этой стране оставаться нельзя. Я видел ад. Страшнее, чем ад...

Дед остановил его:

- Ты уезжай. Тебе необходимо. А я за эту землю, за эту страну проливал кровь. Теперь это моё. И всё поменяется, потому что мы победили фашистов.

Он был наивным, мой поэтичный дед-математик. Он был солдатом-героем. И он поплатился в дальнейшем за веру в победу добра над злом.

Брат бабушки вернулся в Польшу один. Пришел в свой дом в Мендыжеце. Дом был занят поляками. Они отдали мальчишке альбом с семейными фотографиями, лежавший на чердаке. И спустили юношу с крыльца. Через месяц парень уехал из Польши в Швецию. Там женился. Из Швеции вместе с женой перебрался в США. Там и живёт поныне. О моей встрече с ним я ещё расскажу.

Дед Абрам и бабушка Лея-Лиза остались в СССР. 

Ликованием приветствовали решение ООН о создании государства Израиль. Дед писал восторженные сионистские полурелигиозные поэмы на эту тему.

А потом,   в январе 1948 года, чекисты убили в Минске Михоэлса, которого дед боготворил. И развернулась в СССР широкая  антисемитская кампания. В духе Германии 30-х годов. Пересажали- поубивали ведущих деятелей еврейской культуры. Закрыли еврейский театр ГОССЕТ в Москве. И дед понял,  что в 1946-ом ошибся, не уехав. Но было уже поздно.

Железный занавес опустился, отгородив Советский Союз от остального мира. 

Бабушка рассказывала, что, узнав об убийстве Михоэлса, дед закрыл лицо руками и простонал: "Фашисты, за кого я воевал?!.". Он сразу понял, что «несчастный случай» с Михоэлсом, «наезд грузовика» - сказка для дураков.

Дед тяжело переживал происходящее в стране. В итоге он  был уволен из университета за космополитизм и сослан сельским учителем математики в Борщовку, что под Гомелем, с правом посещать в Гомеле семью раз в три месяца.

Наступил 1956 год, состоялся эпохальный ХХ съезд КПСС, на котором Хрущёв развенчал Сталина. Деда вернули в Гомель и он тут же подал документы на выезд семьи в Польшу.

Началось ожидание. Дед любил взять трость, нацепить на пиджак военные награды - и в таком виде приставать к соседям по улице, коренным советским евреям, угрожая побить их тростью за веру в идеалы коммунизма. Контузия фронтовая давала знать о себе всё чаще и чаще. Дед срывался на крик, распугивая последних приятелей и друзей, не говоря о соседях и прохожих.

- Фашисты!.. Фашисты!.. - рефреном выкрикивал он на всю улицу. Не объясняя - о ком. Евреи живущие рядом,  в ужасе закрывали окна.

Через несколько месяцев деда вызвали в ОВИР. Надел он пиджак, нацепил военные награды, взял трость. И пошел.

В кабинете,  по воспоминаниям бабушки, из-за стола навстречу деду поднялся чиновник со свиным  рылом. 

- Вам отказано в отъезде, - произнес он - мы не можем отпустить героя войны, бывшего  солдата советской армии. Живите, работайте. Растите детей в нашей советской стране.

Дед задрожал. Нервными движениями рук срывал  с себя военные медали и клал на стол чиновнику.

- Заберите ваши награды. Они мне не нужны!..

Свиное рыло выдавило:

- Ваши побрякушки нам тоже не нужны.

Помощник чиновника засунул медали деду в карман пиджака и выпроводил за дверь.

Вернувшись домой, разозленный и разнервничавшийся дед сперва кричал на домашних, потом вышел во двор, где стоял деревянный сортир. И выбросил в дырку сортира все свои медали. 

С этих пор дед начал люто ненавидеть Советский Союз. Судорожно вслушивался в передачи «Голоса Израиля» на идиш. Все больше и больше замыкался.

Крики не прекращались. Контузия давала знать о себе чаще и чаще.

Дед всё еще писал стихи. Аарон Вергилис, редактор литературного идишского журнала "Советиш Геймланд" (Советская Родина ) их не печатал.

Зато чудом удалось передать некоторые рукописи стихов  в Израиль. И в 1965 году они здесь были напечатаны. У меня дома это издание есть и сейчас.

Дед сдавал. И умер в возрасте 64 лет, не дожив до моего рождения нескольких месяцев.

 Мне рассказывают родственники, что я на него чем - то похож.

...Могилу деда в Гомеле я посетил в 2010 ом году. Положил камень. Помолился.

Помню тебя, мой прекрасный дед. Герой, солдат, поэт. Пламенный социалист. Пламенный сионист.

Вечная и светлая тебе память.

2. ДЕД МИХАИЛ

Отец моего отца, дед Михаил Эпельзафт, тоже бежал из Польши в СССР. Но уже в сентябре 1939 года.

НКВД не стал его арестовывать. Он был опытным коммунистом- агитатором ещё в Польше, где возглавлял мезрическую ячейку компартии.

В 1941-ом ушёл на войну. Был ранен. Вернулся в тыл. Там женился на бабушке. В 1943-ём на Урале, в городе Курган, в эвакуации родился мой отец Александр.

Деда снова призвали на фронт. Дошёл до Берлина. А назад в СССР не вернулся. Сбежал в родную Польшу, затерявшись в Варшаве как опытный коммунист-подпольщик, всё для себя уяснивший о Советском Союзе. Мой папа рос без отца.

В 1956 году Михаил разыскал свою жену, мою бабку через знакомых. Та была уже начальницей химической лаборатории на заводе "Гомсельмаш" в Гомеле. Дедушка по телефону предложил ей по взять моего папу и уехать с ним в Польшу - я, мол, гарантирую разрешение на выезд.

Бабка негодующе отказалась. С тех пор дед в ее жизни больше не появлялся.

Отец писал ему в Польшу письма на идиш. Получал ответы. Иногда приходили посылки с подарками для сына. А потом дед исчез. Снова пригодился опыт подпольщика - он вовремя  свинтил из Польши в Израиль, где женился на женщине с ребенком. Но об этом мы узнали только в 1990 году, а до того - молчание. Никаких следов. В 1980 году отец попросил уезжающих в Израиль друзей разыскать его там. Через некоторое время те друзья написали: такого в Израиле нет. 

Вероятно, умер - сделал вывод отец. И успокоился. Прекратил поиски деда, забыв, про его подпоьное прошлое. 

...Мы прибыли в Израиль в 1990 году. В аэропорту, в рождественский вечер 24 декабря 1990 года нас встречал двоюродный брат маминого отца, деда Абрама, живший в Израиле с 1948 года.

Услышав, что фамилия наша не Ганц, но Эпельзафт, он встрепенулся и спросил:

- Михаил Эпельзафт - не ваш родственник?. 

У папы глаза полезли на лоб:

- Так это мой отец, я его искал и ничего о нём не знаю с 60-ых годов!..

- Ваш папа - председатель еврейской общины Мельбурна с 1978 года. У меня есть номер его телефона в Австралии...

Так нашёлся мой дед. И все 90-ые годы прошлого века переписывался с моим отцом, будучи сданным приемной дочкой в дом престарелых. 

В 2000 году со мной и с отцом разговаривали врачи из Австралии, прося разрешения на операцию. Сердце. Мы были удивлены. Оказалось, что деда никто в этом доме престарелых не посещает. И он указал в качестве родственников нас.

Мы дали разрешение. И дед через пару месяцев умер. Не выдержав постоперационных нагрузок.

А еще через месяц из Австралии пришла посылка. В ней были,  кроме нескольких вещей и книг, две военных медали деда. За победу над Германией, за взятие Берлина...

Я смотрел на эти медали. На уши и нос деда на фото. На свои уши и нос. И плакал. Не в силах осознать круговорот судеб, событий, течения времени...

3. ВСЁ ПРЕДОПРЕДЕЛЕНО

В 1993 году, в мае, в канун Дня Победы, из США в Израиль приехал бабушкин брат - тот самый мальчишка, выживший в советском лагере. Мы сидели в ресторанчике на набережной Тель-Авива. Разговаривали на жуткой смеси русского, идиша и английского.

Он хорошо помнил русский мат. По лагерю. И чуть хуже - разговорный русский. Но я понимал его идиш плюс английский. А он понимал мой русский. Так и общались. За окном сгущались сумерки. Шумело море. Он вспоминал бабушку, советский лагерь, немцев в Польше. И вдруг спросил меня:

- Ты изучал или хотя бы читал Талмуд?

- Нет, - честно на тот момент ответил я.

- Изучай , зунеле***. Там сказано, что всё предопределено. 

 - К чему ты об этом?

- К тому, что невозможно было избежать ни войны, ни Холокоста. И победа над нацистами тоже была запрограммирована. Предопределена. Найди, зунеле, Талмуд. Открой трактат "Мегила:" 6а.  Там сказано, что праотец Яаков молил Всевышнего не дать Германии осуществить свои замыслы, не дать ей выйти в мир и перевернуть его.

Я онемел. 

Но в те времена как можно было знать о фашистской Германии? И об Израиле? Сплошной древний Египет!

- Ты видишь, что мир перевернулся, зунеле. Это произошло. Давай выпьем за советских солдат, за русских, за украинцев, за американцев, за англичан, за наших еврейских героев тоже выпьем. Потому  что мы с тобой имеем благодаря всем им возможность сидеть здесь и любоваться вечерними звездами за окном.

И ждать ответа Небес.

- Давай выпьем, дядя - произнес я с комом в горле. За Победу. А ждать ответа небес не стоит. Потому что Небеса ждут ответа. От нас.