Бостонский КругозорКУЛЬТУРА

“Сонина мелодия”. Новый фильм Марии Герштейн

...Участница знаменитой выставки художников в Манеже, разгромленной невежественным в оценках искусства Никитой Хрущевым, она вместе с другими художниками подверглась...

Если создателем - режиссёром этого фильма - было дано столь скромное название, то зрителем оно может быть дополнено: соединение в   экранном повествовании судьбы художницы Сони Шиллер с  целой эпохой, от конца 19-го века до нынешнего времени в России, США и Израиле, обогащает мелодию разрастающимися темами и превращается  в полифонию.

Между тем, звуковая опора остается всё-таки  в сопровождающей фильм нежной мелодии, сочинённой композитором Альбертом Марковым.

Документальные фильмы Марии Герштейн всегда авторские. В них неизменно лирический взгляд на события прошлого, светлая атмосфера, внимание и уважение к избранным героям.

Так  было  в фильмах о  бостонских иммигрантах - “Вторая жизнь. Бостон”,  о  Набокове, об Эренбурге, о Серебряном веке. Так случилось и сейчас.  

Из старых документов, газет, афиш, объявлений, вывесок, подобранных в исторической последовательности и найденных ценных кадров старых кинохроник возникает начало картины об истоках семьи героини.

Жизнь в маленьких городках ещё в пору черты оседлости для евреев в царской России, обучение в хедере, мир порядочных скромных тружеников. Здесь неукоснительно соблюдались религиозные законы и  правила, следовательно, почиталась нравственность. Но здесь была и оторванность от русской культуры. 

Если в семье деда Сони Шиллер властвовало почтение к национальным традициям, то им не изменяя, но желая расширить свой кругозор, отец героини получает и русское образование.  Постепенно, включая старые документальные кадры, режиссер погружает зрителей в прошлое.

Дед со стороны отца- раввин. Отец в тринадцать лет самостоятельно перебирается из местечка в Одессу, начинает преподавать там иврит, сближается с видными деятелями еврейской культуры и становится сионистом.  Позже поступает в Московский государственный университет и переезжает в Москву.

Дед  со стороны матери - купец, успешный ювелир, живший в собственном особняке в центре Москвы.  При Советской власти особняк был национализирован.

Спустя много лет, став взрослой, Соня узнает, что здание по Дмитровскому переулку, мимо которого они часто ходили с мамой, и было тем тем самым  особняком, в котором росла мать. Но тогда говорить об этом было нельзя, опасно, тем  более - сказать ребенку. Из-за благополучного прошлого семьи, из-за принадлежности к состоятельному, а не пролетарскому слою общества, семья могла пострадать.

Воспоминания в рассказе Сони Шиллер идут не по порядку. Да это и не обязательно. Однако поэтическая интонация передается так нежно, что совершенно органичными кажутся игровые кадры, вырастающие словно по зову памяти…

На московскую улицу выходят прелестная молодая женщина в облике ретро -  бостонская актриса Алана Кумалагова и московская девочка Варя Качанова. Они возникают как образ ожившей матери героини, и  как она сама в детстве. 

И на них хочется смотреть. Смотреть на проход по асфальтовому тротуару тоненькой Аланы с сиянием материнской любви в глазах и девочки, познающей жизнь… Знакомые места, в которых словно воскрешалось давно миновавшее прошлое.

В фильме историческая атмосфера и вехи времени переданы лаконично, и за этой лаконичностью стоит огромное содержание.

Вот начало века, ознаменованное революцией и Гражданской войной.  Понемногу из документальных кадров складывается облик Советского Союза. Это происходит исподволь, даже трудно сказать, как набираются обороты, как панорамирует съемочная камера, но кажется, что вдыхаешь воздух той поры.

Появляются эпизоды с рассказами Сони Шиллер о себе и своей судьбе. Жизнь продолжается в настоящем, и осмысляется в прошлом.

 Послушаем рассказ героини. Она ведет его из своего нынешнего      бостонского дома,  эмоциональные переживания при сдержанном рассказе оставляют сильное впечатление.

В кадре уютная комната, цветы на столе, звучит ясная чистая русская речь. Кстати, в фильме сделаны субтитры на английском, и он доступен на двух языках.

У Марии Герштейн есть дар воссоздавать прошлое в его реальных  приметах. Об одной такой, как о художественном приеме, замечу: когда Соня в её нынешние лета рассказывает о своём детстве, о войне, о вынужденной эвакуации из Москвы и о возвращении, она упоминает, что  войдя в свою квартиру, они - мама, папа и она-ребёнок не увидели ни одного предмета мебели, что были оставлены при отъезде. Комнаты были пусты. А на полу лежали комки пыли, и среди них одна погремушка.

Не как иллюстрацию к повествованию, а как зримую прочувствованную беду режиссёр ставит кадр с пустыми комнатами и паркетными полами, усеянными серой сбившейся в комья пылью. И зритель ощущает в полной мере то, что пережили люди, пройдя через все мытарства военного времени….

Героиня фильма рассказывает, как училась в школе, изучала иностранные языки, посещала художественную школу. Как пришла к профессии художника-иллюстратора, учась в Полиграфическом институте. Однако Соня ощущает, что эстетические стереотипы соцреализма не дают ей возможности проявить и в полной мере выразить себя.

Всю жизнь Соня стремилась к новому, новаторскому.  Этот поиск привел её в студию Элия Белютина, который преподавал новый, уникальный подход к живописи. 

Участница знаменитой выставки художников в Манеже, разгромленной невежественным в оценках искусства Никитой Хрущевым, она вместе с другими художниками подверглась публичному осуждению. Соне пришлось пережить сложные времена, когда её не принимали на работу.  Устраивать выставки авангардной живописи тоже  не разрешали. Так в  период её московской молодости Соня стала представительницей художественного андеграунда. Это окажется важным этапом биографии художницы.

Возможность отъезда из страны появилась в начале 70-х годов прошлого века.

   В 1974 году Соня с мужем Михаилом Шиллером эмигрировала. И снова возникли проблемы с творческой реализацией. Людям художественных профессий из Советского Союза неизменно оказывается труднее найти применение на Западе, чем представителям технических профессий. Но когда человек не сдается, он остается верен и себе и своему призванию.
 
 Соня Шиллер прошла в эмиграции долгий путь с разными этапами в живописи и графике. По направлению её живописи, сочности красок, образности картины художницы нельзя назвать реалистическими.  В них смелость воображения, полёт,  душевная независимость. В них дышит новое время.
В результате Сонины работы нашли путь к поклонникам, так её картина "Серый пейзаж" с разгромленной Хрущёвом выставки сейчас находится в одном из самых престижных американских  музеев современного искусства.

Одни эпизоды фильма происходят в красивом бостонском Кембридже ( оператор Ави Абрамов), другие, как уже упоминалось, в Москве ( оператор Алексей Шемятовский), и, наконец, есть кадры, снятые в Израиле, в городе Кфар-Саба, где и ныне живут Сонины родственники.  Туда, на встречу с родными героини, отправились режиссёр фильма Мария Герштейн и её муж, соавтор сценария поэт Михаил Герштейн. Когда в начале 20-го века здесь появились первые поселенцы, на этом месте были только руины; сегодня -  это современный большой город. Барух Амрами - потомок первопроходцев и его семья - берегут память о своих предках, сохраняя обстановку и предметы быта начала 20-го века.    Родной язык Баруха - иврит, но в конце встречи коренной израильтянин  почти без акцента вспоминает по-русски прибаутку: “Жили-были дед да баба, ели кашу с молоком..."

 В фильме ощутимо растущее мастерство автора и режиссера Марии Герштейн. Оно прежде всего в той объединяющей поэтической связи событий минувшего времени и личной судьбы художницы, что передает монтаж кадров, чередование эпизодов, сплетающихся воедино.

Это очень теплый, добрый фильм. Он построен вокруг рассказа об одной судьбе, но каким-то неведомым образом освещает жизнь нескольких поколений и более, чем столетнюю историю. Фильм адресован и тем, кто многое из этой истории помнит и что-то испытал сам, и молодёжи, чтобы знали откуда их корни.