Стихи Евгения Евтушенко

Петровское окно

Пра-прадед мой был не правитель,
a ссыльный был.
Но сквозь метель
в проливе Беринга провидел
пробитый правнуком тоннель.

Он, пан Байковский, был таковский,
каких немного было встарь,
поляк, а вот душой — московский.
И государственник-бунтарь.

От станции Зима за фартом
к Чукотке мчал, доверясь нартам,
потом и без собак с азартом,
рискуя сверзиться в провал,
к Аляске, чуть пригретой мартом,
как по по игральным скользким
                                                    картам,
по айсбергам дотанцевал.

И в соболиную кухлянку
одетую не задарма,
он эскимоску-христианку
привез на станцию Зима.

Он шляхтич, чуть не королевич,
был знатоком любых искусств,
и Пушкин пели, и Мицкевич
из эскимосских ее уст.

С дворянской дерзостью тогдашней,
какая шла ему к лицу,
послал набросок карандашный
тоннеля Зимнему дворцу.

Какою канцелярской крысой,
чертеж великий не ценя,
был верноподданно изгрызан,
спасая от забот царя?

Геополитика другая
у нас могла бы стать тогда,
но, чертежи надежд сжигая,
жила придворная орда.
Мы о царе Петре забыли,
поправ остатки наших прав,
и мы в ГУЛАГ себя забили,
весь шар земной у нас украв.

Америка, ты проглядела
тоннель — волшебнейшее дело,
Не важно, что тоннель — окно,
лишь все бы стали заодно.

Боюсь в себе я обознаться,
что не двужильный я, не тот,
кто сам киркою рудознатца
тоннель в Америку пробьет.

Боюсь в России обознаться —
вдруг выжить ей не по плечу?
Я Родину в обозе наций
отставшей видеть не хочу.
Нам Пушкин — открыватель мира.
И хоть он был невыездной,
вместил и Данте, и Шекспира,
всечеловечеству родной.

И мы явились в этом мире,
чтоб гибель мира не проспать,
и мы стихами проломили
окно петровское опять.

Уитмен, я с тобой хотел бы
поговорить… Пришла пора,
и в моих легких воздух Эльбы
с дымком солдатского костра.

Мы не хотим назад в холопы.
Где не обманешь, не продашь.
Культура наша — дщерь Европы.
Хемингуэй — он ваш и наш.

Не прибегать же нам к подкопу,
когда хотят, так неумны,
окно петровское в Европу
забить не с нашей стороны.

А с нашей рык новобоярства:
«Окно на Запад? На хрена!
Нам нужен царь, кого боятся,
Но без петровского окна».

Закрыть Россию, ее Слово?
Да это же такая стыдь,
как изолировать Толстого
и Достоевского закрыть?

А я в моменты истерии
участник лишь одной войны —
не позволять закрыть Россию
ни с той, ни с этой стороны.

И нужен пушкинский нам воздух,
всех стран дыханием согрет,
а не от крови ржавый гвоздик,
на коем сталинский портрет.

Но террористы так довольны,
ухмылки масками прикрыв,
что отвлекают мини-войны
от единенья против них.

Россия, выживи великой,
не поскользнись, не упади,
и человечество с улыбкой
прижми к воспрянувшей груди!

Гвоздями при любом режиме
не нашими и не чужими
мы не позволим все равно
забить петровское окно!

15—25 марта 2016 г.

 

«БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК»

На Красной площади стою,
Как будто тоже состою
Из лиц Бессмертного полка,
Планету спасших на века.
В одном из будущих веков
Вам улыбнусь — и был таков.
Но с крыши школы помашу,
Где бомбы в Гитлера гашу.
И моя мать из тех же лиц,
Из шедших с армией певиц,
И сорван голос был, но он
Остался в шелесте знамен.
Ее отец попал в ГУЛАГ,
Но невидимкой брал Рейхстаг,
И не смутили никого
Два ромба, содранных с него.
Он свой допрос не мог взять в толк:
«Товарищ твой —
тамбовский волк».
Вставай, мой дед,
в Бессмертный полк.
Великий физик и герой
Спас нас от третьей мировой,
Но слышал он и свист, и вой
Над гениальной головой,
Но его голос не умолк:
Встань, Сахаров,
в Бессмертный полк.
A Пастернак был «инвалид»,
Но жил, как совесть жить велит.
Стал добровольцем на войне,
Пробил романом брешь в стене.
И в эту брешь на зов земли
Шестидесятники прошли.
Встал Пушкин в том полку певцом.
Всех лиц того полка лицом.
Он подарил народу цель,
Как путь, светящийся в метель,
Превыше всяких поз и битв:
«Народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся».
И не иссякнет Русь, пока
Течет великая река
Из лиц Бессмертного полка.

3 апреля - 2 июня 2016 г.