Письмо сестре-петербурженке
Виталий ЦебрийЯ когда с тобой вчера поговорил, то понял опять простую истину: вы сегодня как немцы, как после той войны было, 80 лет назад. Вы под своим Гитлером-Путлером. Под его магией и гипнозом. С вами будет трудно договариваться, о чем бы то ни было....
Война выворачивает душу наизнанку и заставляет также наизнанку меняться человеческие ценности. Мораль, например… Ранее я бы и не подумал кому бы то ни было, именно постороннему читать вслух свою интимную переписку. Письмо ведь адресовано близкому и родному человеку… Теперь чувства притупились.
Правда, Война, та что вовсю лютует на Юге и на Севере Украины, еще не постучала в мой родной дом, – именно в том смысле, что в Полтаве не рвутся снарядов и не падают бомбы – как в соседнем Харькове.
Ну, пролетело пару ракет и где-то это бабахнуло, вот пока и все…В моем доме селятся беженцы, они рассказывают про Войну многое, многие подробности и страшные детали, и я поэтому почти поверил в Ее реальность, иначе бы пришел к выводу, что все, транслируемое по ТВ или в компьютерных сайтах, или что там пишут газеты – все это выдумки!
Ибо все это слишком уж похоже на фильмы ужасов или на фильм-катастрофу… или еще на какой-либо из этих киношных туповатых и довольно надуманных фантастических жанров.
Дополнительным доказательством, что Война не сюрреалистическая выдумка, а реальность оказался и тот факт, что вся моя семья в ужасе разбежалась по странам Европы: дочка в Шотландии сейчас (там же и брат с женой и со своей дочкой и зятем). Жена моя в Италии, я сам в данный момент в Украине… Моя мама и еще одна моя племянница с детьми в прошлом году оказались было в Литве, прожили там год, и хотя они в данный момент вновь проживают в Полтаве, это не было с их стороны проявлением малодушия и излишней трусости: Война во всех ее ликах показала себя в нашей стране. По городу и сейчас ходят вооруженные солдаты. На улицах противотанковые «ежи» и блокпосты. Каждый день по несколько раз воет сирена воздушной тревоги.
Я езжу в эти месяцы по Европе, приходится метаться, хотя бы и для того, чтобы увидеться с дочкой или поддержать престарелую мать… Я в этих поездках все время вижу новые и новые признаки Войны. Я общаюсь и с украинцами, и с нашими соседями (теми, кто дает приют беженцам). В нашей большой семье уже погиб солдат, муж моей кузины Оли, он воевал под Харьковом и в его броневик попала ракета россиян… Все мы плакали и скорбели из-за этой потери.
Но все равно не отпускает ощущение, что все происходящее – это понарошку, это все идет по чьему-то дьявольскому и хитромудрому сценарию.
Поэтому в голову вдруг на днях пришла идея позвонить моей сестре Танечке, петербурженке, с которой я перестал общаться еще в феврале прошлого года. Я уже признался один раз публично в свое нелюбви и ненависти к Танечке, своей в прошлом ненаглядной кузине. Я написал приблизительно следующее: «Я хочу встретиться после войны с моей двоюродной сестрой Таней и ее родным братом Колей. Почему именно с ними? Раньше все было просто, и я их душевно, по-родственному, любил и уважал… Оба они русские. Коля, правда, давно уже живет в Италии, все равно он
русский, и я его поэтому ненавижу.
А вот Таня живет в Петербурге, и я ее потому ненавижу еще более. Хотя мы дружили с детства, и я питал к милой моей кузине нежные чувства (не подумайте только дурного, это была мальчишеская любовь)».
Танечка действительно была очень умной, красивой и интеллигентной девочкой. У нее прекрасные голубые глаза, несколько полноватая фигура, но она жизнерадостна, и в ней просто море женского обаяния!
В свое время она закончила ВУЗ, проработала всю жизнь врачом, у нее семья, двое сыновей… гм… скажем уже так: более чем взрослых! Таня ведь моя сверстница, ей 65.
С начала войны я пытался с ней поговорить, но она отмалчивалась и никак, ни словом, ни полслова, не реагировала на мои вопросы о Войне.
Это меня взбесило. Я порвал с ней всякое общение. С ее братом Николаем тоже перестал переписываться и общаться в интернете даже. Потому как он мне в этом всем контексте вдруг с ожесточением заявил: не приставай, мол, к моей Танечке с допросами! У нее и так депрессия! Да и тебе уже положено знать, что у каждого человека есть СВОЯ ПРАВДА ЖИЗНИ!
Так вот оно как! – возопил я тогда мысленно. Значит, Колечке и Танечке, моим друзьям детства и наполовину украинцам (по матери) позволено называть их жизненной истиной и правдой нападение россиян на мою страну! Истязание и убийства украинцев в их доме – такова реально истина, но она ведь есть одна (не две или три), и она есть смертный грех россиян, оккупантов!
Какая еще может быть «ДРУГАЯ ПРАВДА»?
Но прошли недели, месяцы и даже почти уже полтора года после тех разговоров. Я немного все-таки остыл. Я наслушался перед этим многих наших благостных блогеров, – а именно тех, которые призывали помириться с «правильными русскими», то есть с теми гражданами РФ, которые не поддержали Путина и его «спецоперацию»… И вот я звоню Танечке по телефону.
Она берет трубку. И наш разговор происходит именно так, будто все эти месяцы грязной бойни между россиянами и украинцами моя Танечка прожила как бы в детском розовом платьице с рюшечками и бантами, в некоем своем полупридуманном мире. Со своей, сугубо личной правдой жизни.
Таня спросила у меня: ты о какой войне хочешь узнать мое мнение? О той, что идет между Израилем и ХАМАСом, или о русско-украинской?
Уже от самого такого поворота разговора я опешил. Какой такой ХАМАС? К черту его и вместе с палестинцами этот ваш Израиль! Я хочу знать, что думает Танечка о войне между ее Максом (сыном, который пока не призван в армию РФ) и моим родичем Сашей (тем солдатом, который уже погиб в Харькове).
Танечка избегает прямого ответа. Она отвечает: «Обе наши страны в глубокой жопе».
Я так и не понял, что она хотела этим сказать. Но я попытался понять сестру лучше и потребовал объяснений: почему, по чьей вине произошла эта «глубокая жопа»? Я опять вспылил. Сестра бросила трубку. Я опять сутки злился и не находил ответа на простой вопрос: что случилось с моей сестрой Танечкой? Я уже было поставил для себя окончательную точку во всех этих переговорах.
Но потом я одумался и решил все же закончить наше общение чем-то более или менее вразумительным. Я написал кузине письмо. Вот оно:
«Таня, дорогая сестричка! Я вчера позвонил тебе, и теперь жалею. А знаешь, почему? Не только потому, что ты бросила трубку. Когда ты у меня спросила, что я хочу с тобой обсудить, какую именно войну, между Израилем и … в общем, ты помнишь, о чем! Я от твоего вопроса опешил!
Израиль и Палестина далеко, а на мой родной Харьков и на мой родной Волчанск падают русские бомбы.
Я вчера поспорил с Леной, нашей с тобой украинской родственной тетушкой (степень родства я тут не буду уточнять – В. Ц,). Я с ней говорил о том, почему петербуржцы, люди сознательные, интеллигентные в своей массе, и весьма похожие на европейцев, не вышли на улицу и не пикетировала, не протестовали против Войны?
Ну, я бы так сделал, скорее всего, на ихнем месте. И совесть моя была бы тогда чиста... По крайней мере, вот в таком случае.
А Лена мне в ответ: а почему ты сейчас в Литве своей, а не на украинском фронте? Ведь хотя бы снаряды пацанам нашим тогда подавал, вот и «очистил» бы свою совесть!
А я ей тоже ответил: мне 65, и даже снаряды подавать я уже буду плохо. Не сумел бы воевать с толком. Просто бы убили меня и все... И еще кого-то из-за моей нерасторопности убили бы! А вот если бы кто-то из этих русских протестовал против войны – вот тогда отсидел бы он мирно полгода, но жив остался и своих сыновей уберег бы от Войны!
Таня! Мне удивительно, – и я только поэтому тебе пишу письмо, – что ты сохранила ностальгию по нашему детству и по нашей Полтаве! Я ведь от Лены именно узнал, что ты искала контакты с Олей Стеценко. Да, с той самой, с именно нашей милашкой Олечкой! Это наше с тобой глубокое и теплое детство, я помню его, как и ты его помнишь, также и юность нашу часто вспоминаю. Когда я первый раз приехал в Питер и потом, все разы, когда я бывал у вас в гостях, – как вы меня прекрасно принимали, кормили-поили… Как мы с тобой ходили вдвоем в Эрмитаж и как любовались статуями Родена!
* * *
Ты вчера меня по телефону упрекнула: мол, я тогда в феврале прошлого года наговорил вам, всей вашей семье проклятий. И тогда твоя мама была жива, и она узнала об этом, и очень переживала… Но ты просто не представляешь, какая волна ненависти охватила нас, когда вы на «своих братьев» напали!
В Полтаве появились по всей центральной улице бигборды громадные со словами: «РУССКИЙ КОРАБЛЬ, ИДИНАХУЙ, и еще: «РУССКИЙ СОЛДАТ, ПОШЕЛНАХУЙ», и еще «РУССКИЙ ТАНК, ОТПОЛЗАЙ НАХУЙ». И так далее.... Украинцы не матерщинники. Через пару месяцев эти бигборды пропали. Нам ведь надо все своим детям объяснять, вот эти слова пакостные... Но хотя бигборды сняли, ненависть к русским осталась. Поэтому, когда ты сказала, что оба наших народа «в жопе», я тебе ответил грубо. Не хочу повторять, как именно.
Таня!
Я когда с тобой вчера поговорил, то понял опять простую истину: вы сегодня как немцы, как после той войны было, 80 лет назад. Вы под своим Гитлером-Путлером. Под его магией и гипнозом. С вами будет трудно договариваться, о чем бы то ни было.... Но, во-первых, ничто не ново под луной (войны были всегда). И после любой войны наступал каждый раз мир. Во-вторых, географически мы никуда друг от друга не денемся.
Хотя бы и так: географически!
Поэтому я и пишу это письмо... Иначе не стал бы тратить время на всякую ху**ю.
Ты это мое письмо прочитаешь, но я не уверен, ответишь ли!
И вот уже в чем я даже наоборот уверен: ты мне прямо сразу же не ответишь, это точно! Ты вот, как женщина неглупая, подумаешь о моих словах, все взвесишь. И поверь: мне не так уже и важно, когда получу ответное письмо. Главное, прочти, – думать, основательно думать и делать выводы, будешь уже позже. Если захочешь.
Танечка! Я за эти годы написал шесть книг, на разные темы. Последняя книга, которая посвящена Войне и украинцам-беженцам уже опубликована, и я даже мог бы ее тебе переслать в электронном варианте. Тогда бы ты лучше понимала, что именно происходит сегодня…»
Вот на этих строчках я и закончил свое письмо.
Таня мне ответила, что никаких книг ей пересылать не надо.
Коротко ответила.
Односложное «НЕТ»…
Вот на этом слове и закончилась наша переписка.