"РОМАНЫ РОЖДАЮТСЯ БУРНО ЛИШЬ В ЖИЗНИ..."

С "Кругозором" - известный в Русском Зарубежье писатель, литературовед и кинорежиссёр, главный редактор интернет-журнала "Гостиная", доктор филологических наук, профессор Пенсильванского университета Вера ЗУБАРЕВА

 "УКАЗАНИЕ" - ВНУТРИ

А. Б. -- Здравствуйте, Вера! Не часто "Кругозор" принимает такую гостью: эмигрантку, ставшую в новой стране весьма успешной; сочетающую женское очарование с философским умом, одесским юмором, ниспосланной, не иначе, как с Парнаса, лирической силой пронзающих и берущих за душу стихов. Словно превратив 24-часовые сутки во что-то безразмерное, вы сумели и докторскую диссертацию защитить, и в Пенсильванском университете преподаёте, и редактируете интернет-журнал "Гостиную", и занимаетесь кинорежиссурой, да ещё и издаёте книги поэзии и прозы, написанные по-русски и по-английски, которые международных наград удостоены,  И всё - в одном флаконе! Да это же невероятно, Вера! Признайтесь: как и почему одесская девочка дошла до жизни такой?

В. З. - Дорогой Александр, вы меня не на шутку перепугали вышеперечисленным послужным списком. Я теперь уже и сама не знаю, как это всё получилось… А вы уверены, что в сутках не больше 24-х часов? Ну, а если серьёзно, спасибо за добрые слова и высокую оценку того, что я делаю. В действительности, это всё лишь звучит как бетховенская ода "К Радости". На самом деле - это труд: нощный и денный, когда, слившись со столом, превращается в кентавра. Ничего кроме этого не существует. Вернее, всё остальное нереально, ибо не имеет отношения к твоей жизни, которая дана неизвестно кем и неизвестно за что, и главное - без указания на что её нужно тратить. Это "указание" - внутри. Слышишь его - спасён от хаоса жизни. Глух к нему - ну что ж… Как сказал великий Остап Бендер, "спасение утопающих - дело рук самих утопающих". Однако слышать "указание" ещё не означает преуспеть. Сам путь к себе мучительно сложен, и связан он с постоянным переосмыслением и переоценкой как уже достигнутого, так и того, что планируешь достичь. Как я писала в "Трактате об ангелах",

Самовыражение - это основательная ломка
Всех костей черепа, чтобы, сметая их известку,
Гравировать себе извилины по обнаженному мозгу.

Возвращаясь к вашему вопросу о моих детских годах, всё началось с трёхлетнего возраста, когда я впервые срифмовала:

Убежал лисёнок в лес
И на дерево залез.

Папа немедленно записал это за мной в альбом под названием "Наш ребёнок" и поместил рядом с моей фотографией, очевидно сделанной в тот самый момент, когда Муза впервые посетила меня.

После этого я начала активно что-то сочинять, и за мной записывали мои неустанные соседи по коммуналке, которые меня обожали больше, чем собственных внуков и правнуков. Они посвящали мне всё своё свободное время, и я часто уходила к ним диктовать новую сцену из большой пьесы под названием "Король и кукла", которая, по-видимому, была результатом моего увлечения сказкой "Три толстяка". Было мне тогда пять лет, и я прекрасно помню, как мой "приёмный дедушка" - так я представила его однажды воспитательнице детского сада - по кличке "Фукочка" (сама не знаю, почему я дала ему это имя, его звали Исай Семёнович) - записывал за мной реплики действующих лиц этой нескончаемой сказки. Фукочка писал медленно и ждать приходилось долго, с моей, детской точки зрения, а это вредило вдохновению. Поэтому я вскоре выучилась писать и читать, и уже в пять с половиной лет была абсолютно независимым писателем.

К стихам я вернулась уже маститым драматургом, когда с королями и куклами было покончено. К тому времени мне было восемь лет. С тех пор не прекращаю писать стихи.

Отец, который был так же и журналистом, и прозаиком, попытался было познакомить меня с литературной студией в Одессе, но один его приятель по одесскому союзу писателей посоветовал ему не отправлять меня никуда, а дать мне полную творческую свободу. Теперь-то я понимаю, что он просто не хотел, чтобы меня "формировали" как писателя.

Помню, когда впервые встал в Одессе вопрос о моей книжке стихов, меня вызвал к себе секретарь союза писателей, ныне покойный, и объяснил, как я должна доработать свой сборник, в каком ключе, чтобы стихи были опубликованы. Он был замечательным человеком, профессионалом, и высоко отозвался  о моих стихах, и он искренне хотел, чтобы сборник вышел. Я тоже хотела, но не такой, как мне предлагалось. С тем у меня не было никакого родства - это был бы сборник чужого мне человека. И какая мне разница выйдет ли у того человека сборник или нет? Так я думала, пока слушала доброжелательное наставление и даже кивнула головой в знак согласия, когда мне была назначена следующая встреча через месяц с новыми стихами. После этого меня там никто долго не видел. А спустя несколько лет мой цикл стихотворений "Море" попал в руки Игорю Неверову - известному одесскому писателю. "Кто это такая?", - спросил он моего отца, который показал ему рукопись. "Да так, одна уборщица", - сказал папа с присущим ему чувством юмора. На уборщицу конечно же захотели взглянуть и так я вновь вошла в литературные круги Одессы.

Чуть позже я познакомилась с Анатолием Степановичем Глущаком, замечательным украинским поэтом и переводчиком, лауреатом литературной премии им. К. Паустовского, с которым мы по сей день добрые и верные друзья. Он и легендарный Евгений Голубовский - журналист и писатель, перед которым все юные дарования замирали, и который стоял у истоков создания "Вечерней Одессы" - поддерживали меня вплоть до моего отъезда. И я рада, что наши отношения продолжаются, невзирая на расстояние. Сегодня Голубовский является редактором "Всемирных Одесских новостей" и заместителем редактора альманаха "Дерибасовская-Ришельевская". Никогда не забуду, как во время нашей встречи в "вечёрке", где он публиковал мои стихи, он повёл меня в буфет и накормил совершенно необыкновенным пирожным, вкус которого у меня по сей день во рту. Так что всё в моей детской и юной жизни в Одессе было относительно неплохо за исключением того, что стихи мои были не в струе. Но в этом никого, кроме меня, винить не следует.

БАЛЬЗАМ ОТ СКУКИ

В. З. - Вообще, путь художника пролегает через зону неопределённости, которая с годами только нарастает. Определённости нет ни в чём, даже в посмертной славе, которая так же изменчива, как и прижизненная. Творец естественно следует природному инстинкту сотворять, пусть даже в ущерб своему благосостоянию или отношению к нему в обществе. И, представьте себе, даже самый несчастный из творцов счастливее самого счастливого обывателя, поскольку чувство скуки неведомо ему.

Помните, как в "Дяде Ване" Войницкий сокрушался? "Мне сорок семь лет; если, положим, я проживу до шестидесяти, то мне остается ещё тринадцать. Долго! Как я проживу эти тринадцать лет? Что буду делать, чем наполню их?" Я знала людей, которые находятся в подобной растерянности, у которых есть всё, и которым быстро надоедают новые игрушки. Для них вопрос скуки является самым суровым вопросом их жизни, решить который они не в состоянии. Творческий ум наполняет жизнью изнутри тот глиняный сосуд, в который Бог некогда вдохнул душу живую. Иначе эта душа обречена на беспросветную маету, точно описанную в чеховских рассказах, посвящённых скуке жизни.

Потребность в творчестве - это безусловный инстинкт, идущий от природы. Он не зависит от того, успешен ли данный индивидуум или нет, талантлив он или примитивен в своих творческих поисках. Природа не задумывается над подобными вещами и поэтому не останавливается. То же и с творческой личностью, которая принимает все удары, которые критика и окружение зачастую наносят нещадно, но продолжает следовать природе вопреки всему и даже вопреки отсутствию большого таланта. Вот эта самая потребность заполняет собой всё моё жизненное пространство и время. По ней я нахожу себе подобных, таких же фанатиков, не знающих, сколько часов в сутках. Не мне судить, хорошо или плохо то, что я делаю, да и не в этом суть. Суть в том, что этот поток прекратится только с окончанием моей жизни. Или - прекращение его и ознаменует собой окончание моей жизни. Это состояние наиболее точно передано в моих последних стихах:

Романы рождаются бурно лишь в жизни, а на бумаге…
Тянешь строчку за строчкой, как санторинский ишак.
О, фантазия, - движение муравья по коряге,
Видящего в ней инопланетный ландшафт.
Ночью в комнате время шуршит по стенам.
Башмаком запустить бы, да что толку - опять улизнёт.
И пространство от этого брака становится канцерогенным.
Вот такие романы… Имеющий ум да смекнёт.
За пределами книги - чернил непролазная слякоть,
Тусклый свет фонаря, нелюдимый квартал на сто вёрст.
И повозка с рогожей, под которой не я хоть,
Но достаточно мне и того,
Что мой ум с ней меня соотнёс.
Я туда - ни ногой. Там  строчит без оглядки, без цели,
Без мучительной правки - наобум, на авось -
Беллетристка - судьба свой бульварный бестселлер,
На который всегда возрастающий спрос.
Я туда - ни строкой… И бумага промокла до нитки,
И в чернильнице ночь, будто я пишу в старину,
Где спираль мирозданья почти что такая, как в свитке,
С неразгаданной связью меж теми, кто их свернул.
В печке тихо потрескивают горящие звёзды.
Веткой жизни печальница-память шевелит золу.
Пляшет пламя, а так - кроме нас никого здесь.
"Прояснятся ль чернила до завтра?", - вздыхаю в их мглу.

Я прекрасно понимаю, что мои стихи - не для массового читателя. Жаль? О, да, ибо "счастье - это когда тебя понимают". Но что тут поделаешь? Иногда сокрушаюсь в стихах:

Мне б писать как другие - на земном, на ясном,
Чтоб стихи как труба -
  приложил и увидел, что на том конце.
       
Однако против природы не пойдёшь, и читателя не обманешь. До него нельзя ни опуститься, ни подняться. Он почувствует фальшь мгновенно. Поэтому остаётся быть собой.

ПРО КОСМОС И КАСТРЮЛИ

А. Б. - Говорят, что любой художник творит для себя самого. Пожалуй, чересчур категоричное утверждение. Ведь не может он не допускать мысли о "потребителях" своего труда, не безразлично же творцу, как он будет воспринят. Хотя бы потому, что признание всегда окрыляет, детонирует новый всплеск творчества. Вера, а кто "потребитель" вашего творчества, кто ваш читатель?

В. З. - Мой читатель составляет не просто узкий, а очень узкий круг любителей поэзии, поскольку то, о чём я пишу, не связано ни с будничной жизнью, ни с политикой, ни с социальными проблемами, ни с человеческими страстями.

Но с этим же не связан и космос, нас породивший, и вздымающееся гребнями галактик бытие, и всё то неведомое и непознанное, что не имеет никакого отношения ни к нашим кастрюлям, ни к карьере, ни к тому представлению о мире, в котором нам понятней жить. Проблема бытия и сознания - это конфликт между грандиозностью космического пространства и его утилитарным земным осмыслением. Сознание моего лирического героя - это сознание жителя космоса, уютно чувствующего себя в меняющейся бесконечности. Поэтому, какого бы жизненного аспекта я ни касалась в поэзии, - это всё выходит за пределы житейских переживаний. Ну, какой процент читающих волнуют абстрактные проблемы? Понятно, что мизерный. Читатель ищет связь со своей жизнью, с современностью и пр. Загадки бытия интересны для большинства только в том случае, если отгадки связаны с его, большинства, насущными проблемами. И это правильно. Всё, что неправильно, и составляет суть и основу моего творчества.

То же относится и к моей английской поэзии и прозе. У меня выходит довольно много книг, но каждый раз поиск издательства как поиск оазиса в пустыне. Недавно в Канаде вышел сборник моих рассказов "Snail" (можно посмотреть здесь http://www.crossingchaos.com/Snail_by_V_Ulea.html ). Это жанр так называемой экспериментальной литературы. Издатели, которые специализируются в этом жанре, писали мне, что ничего подобного не читали и не уверены, несмотря на их опыт, будут ли читатели для такой книги. Наконец, издатель нашёлся. На сегодняшний день, он один из ведущих издателей экспериментальной литературы в Канаде, и я с радостью приняла предложение не только стать одним из авторов, но и сотрудничать в качестве критика и интервьюера. Всё это радует в особенности, когда понимаешь, к какому крохотному меньшинству относишься.
 
А. Б. -Не знаю, насколько узок, по вашему утверждению, круг любителей поэзии, читающих ваши стихи, но процитирую два комментария к ним, поступивших в "Кругозор" - журнал популярной ориентаии. Их можно увидеть на нашем сайте:

Некто Мирослава из США пишет: "Раньше я не заметила эти замечательные стихи, не опустила мышкой страницу до них. Теперь прочитала, и перечитала, и посмаковала. Когда пошла по ссылке на сайт Веры Зубаревой, я открыла для себя Поэта и Мыслителя. Какая сила мысли и чувств! Очень горько, что многие таланты остаются за пределами широкой известности. Верочка, пробивайтесь изо всех сил!".

А вот мнение Софии - тоже русскоязычной американки: "Трудно добавить что-либо о поэтессе после слов Беллы Ахмадулиной. Мне сразу представилась сама Белла, нараспев читающая стихи Веры Зубаревой своим чарующим, завораживающим голосом. Стихи очень тонки, как бы прозрачны, где сплетается нить между прошлым, грустным, и дождливым бытие с блуждающей вечностью времени. Видишь задумчивое лицо автора, летящего как "звезда в пробоину тепла". Необычен и белый стих, похожий на американскую поэзию, где рифма не обязательна, только одна глубокая мысль - размышление о начале жизни и её конце. Кажется, что стихи пессимистичны и написаны в состоянии глубокой отрешенности от сегодняшнего дня. Однако человек пишет то, что чувствует и никто ему не критик. "Каждый пишет, как он слышит. Каждый слышит, как он дышит"

В. З. - Какие же у вас замечательные читатели, Александр! Спасибо и вам, и тем, кто это написал. Это дороже любых премий.

"ТАЙНА" ИМЕНИ
 
 А. Б. - Ваше имя известно читателям и писателям русского зарубежья и не только. Готовя выпуски "Кругозора", я то и дело слышу его от разных авторов. Белла Ахмадулина написала предисловие к вашей первой книге "Аура", которая вышла в 1991 году в Филадельфии.

В. З. - Предисловие было написано для сборника, который должен был выйти в Одессе. Белла Ахатовна сделала вообще неимоверную вещь. После нашей с ней встречи в Москве, которая послужила для меня источником вдохновения на все дальнейшие годы, она, не сказав мне ни слова, отнесла мои стихи в журнал "Смена". Спустя какое-то время в моей квартире стали раздаваться звонки с поздравлениями с публикацией. Я никак не могла понять, как же мои стихи очутились в журнале. Наконец, кто-то обмолвился, что Ахмадулина сопроводила их прекрасным предисловием. Никому и в голову не пришло, что я была не в курсе.

 Да и другие вещи, связанные с нашим знакомством, никому бы не пришли в голову. Меня ведь никто Ахмадулиной не представлял. У меня не было и нет общих с ней знакомых. Я набрала её домашний телефон по справочнику и произошёл разговор, в результате которого я и приехала в Москву для встречи с ней. Я ни о чём не просила, моей целью было увидеть и услышать поэта, чьё творчество для меня было равносильно сотворению мира. Да, именно так на меня воздействовала её поэзия - как будто я присутствовала при пересотворении связей между казалось бы знакомыми объектами, и мир открывал мне свою новую ипостась.

Что делалось! Как напряглась трава,
чтоб зеленеть с такою полнотою,
и дерево, как медная труба,
сияло и играло над землею.
(Белла Ахмадулина, "Сентябрь")

 Это почти ранящее глубинной грустью ощущение невозможности дотянуться до её Тайны мировидения не ушло с годами, не ослабло, и каждый раз, заглядывая в пучины её океанских садов, всё надеешься, что откроется тебе сезам, но так и ходишь, как прежде, по обочине, по заколдованности её мира…

Для меня до сих пор остаётся загадкой её щедрость, которую она проявила ко мне, пришедшей ни от кого и ниоткуда. Мы несколько раз встречались в Филадельфии, спустя годы после моей иммиграции, и всякий раз это был необыкновенный праздник. В один из последних её визитов мы обменялись книгами. У меня к тому времени вышел "Трактат об ангелах" с рисунками Эрнста Неизвестного.

  А. Б.     Эта книга вышла в Швейцарии на русском и немецком языках, в издательстве Pano Verlog, которое до выпуска вашей книги специализировалось на классической русской литературе. Это интересный факт. А как судьба свела вас с Эрнстом Неизвестным?

 В. З. Один мой добрый знакомый, который работал у Неизвестного, получил от меня в подарок только что вышедший сборник стихотворений "Ледяная игла", в котором впервые был опубликован "Трактат". Прочитав "Трактат", он пришёл в восторг и показал его Эрнсту - без моего ведома. Через несколько дней он позвонил мне и наконец рассказал, что дал книгу Эрнсту, и Эрнст читает "Трактат" у себя на даче, и уже несколько раз звонил ему в процессе чтения, выражая восхищение. Я конечно же была шокирована и нервно дожидалась, пока Неизвестный закончит чтение и позвонит моему приятелю. Не задерживаясь на деталях, скажу, что в результате Эрнст назначил мне встречу у себя в мастерской, где я впервые познакомилась не только с ним, но и с его матерью, и с очаровательной Аней, его женой. Он сказал мне тогда, что думал примерно над сходными вопросами в то же время, когда писался "Трактат", и показал свой альбом с рисунками. Это было действительно настолько в одном ключе с "Трактатом", что решение родилось прямо на месте. Через два года "Трактат" был издан отдельной книгой в издательстве "Русская книга" с английским переводом,  сделанным американской переводчицей поэзии Анны Ахматовой Френсис Лэрд. Спустя несколько лет, "Трактат" был переведен на немецкий известной Австрийской писательницей Кирстин Брайтенфелльнер  и вышел в швейцарском издательстве в Цюрихе.  Книга получила четыре награды и первую номинацию "Топ Книга" на международной книжной ярмарке "Зелёная волна".

ОДЕССИТКА И АЛЬБИОН

 А. Б. Увлёкшись предыдущими вопросами, я не поздравил Вас с недавней замечательной творческой победой в Лондоне, где на международном литературном фестивале "Пушкин в Британии" вы завоевали первый приз в турнире поэтических пародий. Не поведаете ли об этом чуть подробнее?

В. З. Вообще-то я очень редко принимаю участие в конкурсах, понимая, что конкурс - конкурсом, а творчество - творчеством. Именно поэтому известный пианист Глен Гоулд и отказался в своё время концертировать и принимать участие в конкурсах, заявив, что это убивает искусство. Но один мой очень близкий друг настоял на том, чтобы я отправила стихи на конкурс и прислал мне линк. Близкие друзья - есть близкие друзья. С ними нужно считаться. Меня заинтриговала конкурсная строчка, на которую нужно было написать стихотворение. Строчка была из десятой главы "Евгения Онегина", черновой вариант какой-то незаконченной идеи: "Моря достались Альбиону". Меня же вдохновила не столько строчка, сколько возможность её интерпретации. Дело в том, что строка эта была отголоском других строк из "Евгения Онегина":

Адриатические волны
…………………………………
Услышу ваш волшебный глас!
Он свят для внуков Аполлона;
По гордой лире Альбиона
Он мне знаком, он мне родной.

Как раз в это время я работала над статьёй об Аполлонических символах в творчестве Пушкина, и поэтому связь Альбиона с "гордой лирой" - то есть, как указывает Дмитрий Благой, намёк на Байрона, - вдохновил меня на написание конкурсного стихотворения. Для меня упоминание о лире и Аполлоне переводит Альбиона  из пространственного контекста в мифологический подтекст, связанный с творцом "чистого искусства", с литературной Англией, а не географической.

 А. Б. Очень интересная и неожиданная интерпретация пушкинской строчки! Хотелось бы прочитать Ваше конкурсное стихотворение.

В. З. С удовольствием представляю его читателям "Кругозора"

"Моря достались Альбиону"…
Пока закручиваешь игры с рифмами,
Воды прибывают к отлогому склону,
Где корабль жизни обложен рифами.
Ночь состоит из ломаных линий
И вспышек комнаты между веками.
Уснёшь и снова в тёмном камине
Древо шаркает сухими ветками,
Волхвует, откатывая дни за днями.
"Не тот ли",- думаешь, - "дуб зелёный?"
И продвигаешься к долговой яме.
А море отчаливает к Альбиону.
Крошки звёзд просыпались в пропасти.
Налетели чёрные птицы-вороны,
Молчаливо склевали горсть за горстью,
И раздул их ветер на четыре стороны.
Посредине мира дыра над бездною.
На вершине мира - кормушка звёздная.
В центре мира - кровать железная
И чьё-то "я", никем не опознанное.
Свечка, зеркало, горстка пепла.
Сползло Лукоморье к самому склону.
Там же звезда перед смертью ослепла.
Кому всё достанется? Спи. Альбиону.

А. Б. Стихи очень необычные. Они послужили тому, что Вы попали в число финалистов. Что же было дальше?

В. З. По правилам конкурса, финалисты должны приехать для чтений в Лондон. В Лондоне я никогда ещё не была, и конечно это была заманчивая идея, поскольку я не только могла посмотреть Лондон как турист, но ещё и познакомиться с собратьями и сосётрами по перу, почувствовать атмосферу изнутри, увидеть обе культуры друг в друге. И поездка не разочаровала, а наоборот. Помимо победителей в различных номинациях, включая Михаила Юдовского, Юрия Сапожкова, Наталью Резник и др., я хотела бы также назвать Ирину Савицкую, с которой мы как-то мгновенно подружились, будто знали друг друга раньше; Игоря Косоновского и его очаровательную жену Сивиллу, которая искренне болела не только за Игоря, но и всех нас, давая нам профессиональные советы актрисы о том, как нам держаться и читать; поэта из Израиля и профессионального актёра Павла Бронштейна; ну и конечно же замечательных Шляпинтохов - Аркадия и Розу, которые устроили настоящий праздник в день Турнира Пародий и Экспромтов, которым традиционно завершается фестиваль. Они привезли в качестве сувенира шапочки и раздавали их наиболее остроумным участникам. Строкой для экспромта, которая обычно объявляется за полчаса до совещания жюри, была строка Аркадия "Стреляй, поэт, в поэта не промажешь". Я не принимала участия в этой части конкурса, но с наслаждением слушала остроумнейшие экспромты моих коллег.

А. Б.  Вы принимали участие в конкурсе пародий и получили первую номинацию.

В. З. Да, и очень этому рада. Я ведь одесситка, и юмористическая поэзия меня всегда привлекала. "Трактат об ангелах", например, был написан в философско-юмористическом ключе. Так что кое-какой опыт у меня есть, хоть я и не работаю в жанре пародии. Знаете, Александр, творческие люди ведь так чувствительны, нужно соблюсти меру, чтобы смех не превратить в насмешку. В своих конкурсных пародиях я просто использовала голос пародируемых поэтов как стиль, в котором я обращалась к Олегу Борушко или "переписывала" конкурсную пушкинскую строку в стиле Натальи Резник. Корабль раскачивало от хохота, и это было самой большой наградой.

Ну, и, конечно же, порадовало отношение слушателей на конкурсе пушкинской строки. Ко мне подходили, благодарили, пожимали руки, высказывали вещи, которые о себе самой повторять "некрасиво", как сказал бы Пастернак… Среди подошедших были не только слушатели из зрительного зала, но и члены Большого Жюри - Борис Носик, который сказал много добрых слов и во время, и после конкурса, и Александр Ливергант, главный редактор журнала "Иностранная литература". Носик восхитил меня своим чувством юмора. Он тут же придумал смешные стихи про меня и про конкурс, которые я включила в свои заметки о фестивале. Так что атмосфера шутки и праздника не покинула нас и после фестиваля. В общем и целом, обстановка была замечательная - дружеская, тёплая и искренняя, что очень важно. Олег прекрасный организатор и сумел собрать вокруг себя энтузиастов. С Вашего позволения, помещаю информацию о фестивале, которую Борушко прислал мне вместе с описанием конкурсов там проходивших.

"БОГ ДАЁТ ШАНС, ЧЕЛОВЕК ДЕЛАЕТ ВЫБОР"

А. Б. - Вера, вы рассказали о своём пути художника, творца. Уже одно это впечатляет и достойно глубочайшего уважения. Но я спрошу шире: как и благодаря чему эмигрантка из Одессы, оказавшись в новой стране-мире, не только не потеряла себя, не изменила себе, как, увы, бывает в со многими, но добилась величайшего эмигрантского блага: продолжила заниматься любимым делом, предпочтя его поискам всевозможных ухищрений устроиться покомфортнее в качестве государственного иждивенца?

В. З. - Вопрос ухищрений не стоял в принципе. Я по натуре очень цельный человек и, обычно, знаю, чего хочу и - самое главное - на какие позиционные жертвы, говоря терминами шахматной игры, я согласна идти. Дисциплина - это моё главное качество. У меня расписана каждая минута, включая общение и отдых. Расписана не в смысле заранее запланирована - в творческом режиме это не всегда возможно. Каждый день планируется с вечера, на основании той ситуации, которая складывается к концу дня плюс более ранние планы, и я стараюсь этому следовать. Я придумала поговорку на английском, которую всегда говорю своим студентам, когда читаю им курс "Судьба и случай": "God gives chances - people make choices." Это моё кредо. Судьба человека складывается из двух факторов - внешнего и внутреннего, и если он не в состоянии преобразовать внешний фактор, то должен в этом винить, прежде всего, себя самого. В одних и тех же обстоятельствах разные люди достигают разного, и это говорит о многом, согласитесь.

А. Б. Согласен полностью. Мне кажется, то, что вы только что сказали о роли внутреннего и внешнего факторов в судьбе человека, отражает концепцию Ваших лекций. Вы преподаёте в Пенсильванском университете серию курсов по искусству принятия решений в литературе, кино и шахматах. Ещё один неожиданный аспект Вашей личности.

В. З. Да, Вы правы, мой ответ базируется именно на концепции, которую я преподаю. Концепция принадлежит ныне покойному профессору Уортона  (та самая школа бизнеса при Пенсильванском университете) Арону Каценелинбогейну. Мы познакомились, когда я только приехала в Филадельфию и готовилась к поступлению в аспирантуру. Арон стал одним из руководителей моей диссертации по Чехову, и с того же времени мы начали совместно преподавать различные курсы по принятию решений в искусстве и бизнесе. Я была его единственной ученицей, с которой он работал ежедневно и ежечасно, и результатом чего явились наши научные книги, которые мы издавали по отдельности, но с включением совместно наработанного материала.

А. Б. Объясните, пожалуйста, что общего у литераторов, кинематографистов и шахматистов, и почему Вас это привлекло?

В. З. Практически каждый писатель, показывая судьбу своего героя, затрагивает вопрос принятия решений. Моё первое знакомство с теорией Арона началось именно с желания понять, что же именно послужило толчком к шагу Раскольникова в "Преступлении и наказании" - случай или судьба? Действительно, встреча с Аленой Ивановной, и зарождающаяся идея преступления, и само преступление описываются так, будто они являются не результатом целенаправленных действий, а спровоцированы фатумом. Влияние фатума болезненно ощущается Раскольниковым. Вот как это описывает Достоевский:
"Впоследствии, когда он припоминал это время и все, что случилось с ним в эти дни, минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой, его до суеверия поражало всегда одно обстоятельство... которое постоянно казалось ему потом как бы каким-то предопределением судьбы его".

С этого разговора о "Преступлении и наказании" и началось моё знакомство с теорией предрасположенностей, которая, вкратце, гласит, что между полным порядком (т.е. программой или судьбой) и полным беспорядком (т.е. хаосом или случаем) пролегает целая зона, которую Арон и назвал предрасположенностью. Он посвятил свою жизнь разработке этой категории, включая её структуру, функцию и измерения.

С принятием решений это связано следующим образом. Все внешние воздействия, будь то случайность или программа, попадают на внутреннюю предрасположенность системы или объекта. Это сочетание и влияет на конечный результат. Никогда что-то одно не определяет полностью исход. На примере Раскольникова это совершенно ясно: его собственная внутренняя готовность к убийству создала предрасположенность к тому, чтобы он использовал подвернувший случай для исполнения задуманного. И действительно, сколько прохожих слышало тот роковой разговор на улице, в результате которого Раскольников и решился отправиться на убийство? Ответ очевиден: каждый, кто проходил мимо слышал то, что Раскольников, но только он один отправился убивать оставшуюся одну дома Алёну Ивановну. Это прекрасная иллюстрация сочетания внутренней готовности и внешних обстоятельств. Поэтому, когда люди пытаются во всём обвинить случай или судьбу, это означает, что они не хотят или не могут проанализировать своё влияние на исход дела. Конечно же, это очень поверхностное прикосновение к теории предрасположенностей, которая затрагивает сложнейшие глубинные аспекты развития систем. Разработка основного метода мышления шла на примере шахматной игры, которую Арон проанализировал нетривиальным способом, показав разницу позиционной и комбинационной игры, и как это работает в различных сферах от биологии и физики до бизнеса и обыденной жизни. Моя часть разработки была связана с искусством и литературой, и это продвинуло и обогатило общую концепцию. В результате, мной была написана книга по теории жанра, а также переосмыслена чеховская комедия - A Concept of Dramatic Genre and. the Comedy of a New Type. Chess, Literature, and Film (Southern Illinois University Press, 2002).

...И О КИНО

А. Б. - Ваша английская книга, как я вижу, также посвящена и фильму. Я знаю, что вы занимаетесь кинематографией. Расскажите об этом в двух словах.

В.З. - На основе своих двух книг, посвящённых чеховской комедии, я поставила полнометражный художественный фильм под названием . Сюжет объединяет четыре семьи из четырёх известных чеховских пьес. Он был поставлен как современная комедия. Участвовало около тридцати актёров из США, Канады и Украины. Фильм вышел на английском и был награждён первой премией на фестивале молодых кинематографистов в Филадельфии. Сегодня он демонстрируется по телевидению. После этого фильма было отснято несколько короткометражных фильмов. Один из них был сделан как фильм-балет по "Трактату об ангелах". Балетмейстером был солист Пермского театра оперы и балета, Заслуженный Артист РСФСР, лауреат международного и всесоюзного конкурса, солист Пенсильванского балета Алексей Боровик. Все фильмы получили различные премии на конкурсах и демонстрируются на американском телевидении. Моей последней работой был документальный фильм о моём отце, который я показываю в разных штатах Америки.

А. Б.  В майском номере "Кругозора" было опубликовал ваше эссе об отце. Вы трепетно написали об истории из его военной жизни, когда, будучи военным матросом, на кануне своего восемнадцатилетия он был одним из двух счастливчиков спавшихся после прямого попадания бомбы в корабль, на котором он служил. Родители - это святое для каждого из нас. И всё-таки: что для Вас значил папа?

В. З. Позвольте поправить Вас, Александр: не "значил", а "значит". Смерть не властна над настоящим и будущим. Чтобы она не думала о себе, не она обозначает границу прошлого. Мой отец не принадлежит прошлому. Он со мной в настоящем, и поэтому у меня есть будущее. На моей первой детской тетради стихотворений отец написал мне следующее напутствие:

Бесцельно времени не трать:
Нет в мире боле дорого.
Я подарил тебе тетрадь
Не для занятия пустого.
Пусть море Чёрное шумит,
Пусть старый дуб листвой колышет.
Узнай, о чём он говорит,
Услышь, чего никто не слышит.

А. Б. Спасибо за беседу, Вера. Продолжайте пленять нас своим очарованием и своим творчеством!