ОСЕНЬ, КАНАДА

Вот и первый звонок грядущего представления - скучный дождь застучал в окно. Совсем скоро осенний ветер распахнет мокрый занавес и пора, пора занимать места! Еще неделя-другая и ценителей прекрасного будут манить не галереи Метрополитен Музея, а кафе на его крыше - оттуда откроется восхитительный вид на полыхающий октябрьскими красками Сентрал Парк, на золотисто-багряные волны его осенней листвы. У кого возможности выше и времени больше, тех позовут Катскильские горы. А самые утонченные и требовательные любители осеннего покоя и одиночества уедут созерцать печальный парад увядания в Зеленые Горы Вермонта.

Но лучше всего дать осеннему ветру унести вас на север. В Адирондак, в Канаду, в Монреаль. Дорога туда прекрасна в любое время года. Она прекрасна зимой, она замечательна долгим, теплым, зачарованным летом, она щемяще трогательна весной, но поистине великолепна она осенью! Только один маршрут может конкурировать с этой дорогой и если вам однажды удастся проехаться им, вы не зря прожили жизнь. Что же это за маршрут, лучше которого нет и быть не может? Откуда и куда он ведет? Это обратный путь на юг.

И если вы правильно выбрали время - октябрь, и место - Монреаль, если вы ловите себя на том, что смотрите в голубеющее небо и провожаете взглядом улетающих птиц, то уже пора. Пора пускаться в путь. Можно ехать автобусом, еще лучше поездом, но только не на машине - засмотритесь по сторонам, залюбуетесь осенним мировым пожаром - и отправитесь самым дальним маршрутом, из которого уже не возвращаются. Да, чуть не забыл главное: ехать надо не до Нью-Йорка, а дальше, дальше - на Вашингтон! Настоящие ценители так и поступают. Но можно и наоборот, это уж как вам будет удобнее. В любом случае дело того стоит.

Поверьте на слово: осень в этих местах потрясает! Эта пора года - любой знающий, понимающий и тонко чувствующий человек охотно подтвердит вам мои слова - прекрасна вообще, но здесь она прекрасна особенно, она тут исключительно прекрасна и Адирондак - признанный чемпион мира по осени! Не зря его холмы так любил писать Рокуэлл Кент, да и я, помню, 1 ноября прошлого года ехал в Монреаль - и не успевал щелкать фотоаппаратом. Я начал щелкать едва рассвело, в Медвежьих горах, тесно сжавших Гудзон крутыми, буро-зелеными боками, я пощелкивал затвором до Олбани, но чем дальше в горы, тем щелкал все чаще, перешел чуть ли не на пулеметный темп - и уже не мог остановиться до самой границы, пока заходящее солнце не залило канадскую равнину теплым янтарным светом. Я был ошеломлен и околдован осенним Адирондаком!

Что ж, давайте и мы, раз уж договорились о маршруте, отправимся в путь. На поезде, который так и называется "Адирондак", вынырнем утром из тьмы подземного вокзала, прогрохочем по бесконечному мосту через великую Сен Лоран, бросим последний взгляд на симпатичные синие и розовые небоскребы Монреаля, на серо-зеленую, чуть тронутую последними желтыми и красными мазками вершину старого вулкана Мон Рояль - и вперед, на юг, за осенним золотом!

Долина Сен Лоран - это кукурузный пояс Канады. Но поля уже скошены, а урожай упрятан в амбары и в серебристые силосные башни, похожие на баллистические ракеты. Кстати, первый же город за канадско-американской границей - Платтсбург - не только место исторических сражений с англичанами, но и бывший центр района базирования дюжины "Атласов", стратегических ракет, нацеленных на юг европейской части Советского Союза, где я и жил. Осенью 1962 года их журавлиный клин чуть было не устремился на восток…

Однако нам не до ракет, даже таких замечательных как "Атлас", нас влечет иное, нам интересна динамика щедрой американской осени в меридиональном разрезе, и мы уже въезжаем в самые заповедные ее владения, в древний горный массив. Слева и очень вовремя открываются холодные воды глубокого озера Шамплейн. То и дело в багряных рамах осенних дерев задумчиво синеют зеркала его заливов. Задний план тает в голубой дымке на востоке, там его зубчатой полоской обрезают горы Вермонта. Почему Шамплейн появляется так вовремя? Потому что время от времени приходится отрываться от правых окон вагона и успокаивать взгляд озерной синевой. Почему приходится это делать? Потому что справа бушуют осенним огнем вершины и склоны Адирондака!

И первое, что бросается в глаза, это очевидные различия цветовой гаммы русской и американской осени. Покажи вам снимки осеннего Урала, допустим, или Карелии и этих гор - и вы безошибочно определите, где что изображено. Немного странной кажется эта ирония природы: богатая Америка переполнена алым в октябре, тогда как бедная Россия сияет чистым золотом. Исключительно щедрая палитра коммунистических цветов у американской осени! Но не волнуйтесь - у нее здоровая, хвойная, зеленая основа.

Поезд неторопливо катит на юг, а вокруг бушует феерия цвета! Мир затоплен теплыми тонами: от основного бурого, переходящего в красно-коричневый с оттенками фиолетово-багряного, до рдеющего пурпурного, а затем крещендо, по восходящей - до торжествующего кумачево-красного и, наконец, до возвышенно парящего над всем этим великолепием нежно алого, отороченного бледно-розовым. Горы тлеют, горы готовы вспыхнуть ярким пламенем, лимонными всполохами березок уже пробиваются первые язычки открытого огня и от немедленного революционного пожара спасают лишь синий холод озер да здравомыслящие хвойные. Привычное с детства, само собой разумеющееся определение золотая осень здесь не к месту. Здесь все иное. Здесь и последние теплые деньки зовут не бабьим летом, а индейским, здесь и краски поярче, и природа пощедрее, и погода поизменчивее - и люди другие. Как поется в известной песне: "Хоть похоже на Россию, Только все же не Россия". Некоторые при этом добавляют: "К счастью!"…

Поезд едва слышно стучит на стыках и время от времени тревожно взревывает, отпугивая медведей, оленей, туристов, неосторожных водителей и прочую живность, что еще водится в заповедных лесах. Эти старые, покатые, покрытые смешанным лесом горы - огромный национальный парк. Железную дорогу проложили и прорубили вдоль берега озера и в каком-то метре от вагона проносятся скальные обрывы. Иногда они уходят в сторону и открывают застывшие в предчувствии зимы ярко-синие зеркала заливов - задумчивые серые цапли уже покинули их. Мелькают американские флаги и вечнозеленые газоны скромных придорожных домиков, вон меланхоличные лошадки щиплют травку, а с другой стороны белеют последние в этом сезоне паруса. Холодная красота бесконечно длинного озера Шамплейн несколько часов подряд скользит и скользит за окнами, а после Олбани его сменяет и еще три часа тянется и тянется с другой стороны широкая лента Гудзона. Путь дальний. До Вашингтона тысяча километров по меридиану.

И это весьма существенно в климатическом отношении. В конце октября монреальские клены и каштаны теряют последнюю листву, город светлеет и обнажается, в прозрачном осеннем воздухе ощущаются скорые холода, природа покорно ждет зиму. Монреальцы шутят, что у них есть лишь две поры года - зима и август! Весна и осень пролетают стремительно.
Но мы катим на юг и стоит углубиться в горы, укрывающие растительность от северных ветров, как билет на поезд становится приглашением на осенний бал-маскарад и начинается то самое представление, ради которого мы и отправились в путешествие. Эти горы столь стары, что поезд превращается в машину времени, и кажется, что сейчас, вон за тем поворотом из багряного леса покажутся краснокожие в боевой раскраске - и угрожающе взмахнут томагавками. Ведь это их страна - свирепых и непобедимых мохавков, самого воинственного племени знаменитой Ирокезской Лиги! Лонгфелловский Гайавата был их военным вождем, а любимые с детства могикане-делавары, коренные жители долины Гудзона, еще в начале XVII века были разгромлены мохавками и вытеснены в Коннектикут. Самоназвание могикан - Ма-хи-ка-не - так и переводится: люди великой реки.

Однако и могикане не отвлекут нашего внимания от фантастически прекрасных пейзажей! Мы убегаем от зимы, мы гонимся за осенью и вблизи Нью-Йорка, в Катскильских и Медвежьих горах настигаем ее апофеоз. Капризная кокетка самозабвенно кружится в буйном карнавале красок, ее праздник в самом разгаре и мы тоже участвуем в представлении, за нашим поездом тянется алый шлейф взметенных в голубое небо листьев! Осень щедро плещет колер направо и налево, она не жалеет червонного золота и особенно меди, она еще не спустила свои несметные сокровища, хотя и бесшабашно пускает их по звонкому ветру. Горы еще покрыты густой красно-желто-зеленой шубой и их мягкие разноцветные волны катятся вслед за вами по берегам Гудзона почти до самого Нью-Йорка, однако ранние осенние сумерки скрывают их еще в Пукипси. И только мерцающие разноцветными огнями арки мостов напоминают вам о том, что осенний марафон продолжается.

Ради всего этого можно потерпеть и частые опоздания поезда - на один, два, а то и на три часа. Он напоминает тот симпатичный паровозик из Ромашкова, который никуда не спешил. Лишь однажды "Адирондак" привез нас по расписанию - когда сломались компьютеры сначала у таможенников, а затем и у машиниста! Раньше - бывали времена обетованные, но я их уже не застал - осенью к нему даже цепляли специальный вагон со стеклянной крышей, но те времена ушли и вряд ли вернутся, мир ощутимо беднеет и блекнет, наш мир проще мира наших родителей, а мир наших детей... Я имею в виду не мир и покой осенних гор, а духовный мир человека.

Ночью вы пересаживаетесь на другой поезд и быстро добираетесь до Вашингтона, а по пути вдруг замечаете, что здесь легкомысленная красотка-осень лишь только что удивленно распахнула глаза, увидев первые признаки увядания, недоверчиво глянула в голубые зеркала небес, вздохнула задумчиво, махнула рукой и только лишь собирается наложить первые тона яркого макияжа. Гулять, так гулять!

Ей будет, где разгуляться, скверов и парков в столице не меньше, чем в Монреале, это очень зеленый город. Ветер будет посвистывать в синеве, будет шуршать, перебирая вороха коричневой листвы благородных дубов и красных канадских листьев огромных кленов, будет засыпать легкой медью и золотом зелень газонов среди бесконечных рядов белых плит Арлингтонского кладбища, будет теребить неяркий факел вечного огня в изголовье могилы Джона Кеннеди. Редеющие кроны откроют миру многочисленные монументы, которые трудно было разглядеть летом, и тусклая зелень бронзы уже не будет теряться в яркой зелени листвы.

После Монреаля на юге жарко, вы снимаете сначала куртку, затем свитер и остаетесь в одной футболке, но стоит ненадолго задержаться в городе, чтобы получше познакомиться с ним, и уже на День ветеранов могут пойти тяжелые, свинцовые дожди и за пару ночей сбить большую часть недолговечного осеннего убранства. Выходя утром из гостиницы, вы ежитесь, натягиваете свитер, а затем вспоминаете и о куртке, и о том, что пришло время завершать осенние колебания по меридиану, пора возвращаться в точку равновесия.

Увы, рано или поздно все заканчивается, и надо ехать назад, домой, в зиму. Вечером вы прибываете на подземный вокзал Пенн Стэйшн, затем долго катите в некрасивом и грязноватом нью-йоркском метро. Огоньки тоннелей сменяются морем ночных огней бруклинского моря домов, но перед глазами все еще парят в голубой вышине, все еще сияют прощальным светом разноцветные вершины Адирондака…