Александр Журбин: «ЗАНИМАТЬСЯ ЛЮБИМЫМ ДЕЛОМ – ЭТО СЧАСТЬЕ!..»

25 июня бостонцы встретятся с легендарным музыкантом

«Кругозор» с удовольствием приветствует композитора Александра Журбина, чья музыка снискала огромную популярность. Поистине легендарный музыкант, один из основателей советского мюзикла и автор первой в бывшем СССР рок-оперы «Орфей и Эвридика», занесенной в «Книгу рекордов Гиннесса». А кроме того, ещё и автор шести опер, трёх балетов, 40 мюзиклов, 200 песен и музыки более чем к 60 кинофильмам.

Лалла РУК

– Уважаемый Александр Борисович, что же ожидает жителей Бостона, не избалованных общением с Вами, на предстоящем Вашем творческом вечере?

– Мой вечер – это творческая встреча, это общение с людьми, это рассказы о музыке, о фильмах и спектаклях, в которых я принимал участие, о встречах с великими актёрами и режиссерами, с самыми разными знаменитостями во всех концах света. Но, прежде всего, это, конечно, музыка. Моя музыка, написанная в самое разное время. Часть я буду сам играть и петь, а часть будет исполняться мультимедийно, то есть с участием компьютеров и видеопроекции.

Кроме меня петь будет замечательный певец, лауреат международных конкурсов Александр Гунько. Мы давно с ним дружим и он споёт несколько моих песен: как известных, так и новых.

Ну, и, конечно, украшением вечера будет выступление моей жены – Ирины Гинзбург-Журбиной. Она прочтёт свои стихи и переводы, и будет петь наши с ней общие песни. Недавно мы выпустили альбом, который называется «Вот теперь какая я», где все стихи принадлежат Ирине, музыка моя, а соло альта и некоторые аранжировки делал наш сын Лёва. Вот такой семейный подряд.

Вообще, на наших вечерах устанавливается обычно тёплая, семейная атмосфера, люди чувствуют себя свободно и непринуждённо, мы отвечаем на вопросы, рассказываем разные истории, байки, анекдоты. В частности, я буду рассказывать о том, как делается телепрограмма «Мелодии на память», которая пользуется большой любовью зрителей.

В общем, те, кто придут на концерт – не пожалеют.

– Взглянем ретроспективно на Ваш творческий путь. Вернемся к началу Вашей композиторской деятельности и первому успеху, пришедшему к Вам в Ленинграде, когда впервые была поставлена Ваша рокопера «Орфей и Эвридика». В той уже давней премьере (видимо, это было начало 70-х) солистами выступили совсем молодые и ещё неизвестные публике Ирина Понаровская и Альберт Асадулин. А Вы только закончили аспирантуру по классу композиции Ленинградской консерватории. Чем для сегодняшнего, зрелого композитора Журбина являются воспоминания о том времени? Какова была творческая атмосфера в Ленинграде, кто были Ваши учителя? Друзья? Круг общения? В тот период по дорожкам Летнего сада ещё прогуливался до своей страшной высылки выдающийся поэт Бродский. Встречались ли Вы с ним?

– Ленинградский период был одним из самых счастливых в моей жизни. Я был тогда абсолютно беден, никому не известен, и как в песне Высоцкого: «ангажировал угол у тёти». Именно тогда всё началось, именно тогда пришёл первый успех, первые цветы, аплодисменты, известность. Из никому не ведомого мальчикааспиранта, писавшего симфонии и квартеты, я вдруг превратился в лидера, основоположника и популярную персону. Причём, произошло это буквально в течение нескольких месяцев, и как бы даже от меня не зависело – всё шло каким-то своим ходом, судьба сама распоряжалась и знала, на какие кнопки нажимать...

Правда, я горжусь собой, тем, что я выдержал это испытание медными трубами (говорят – самое трудное), не погнался за дешёвой славой и длинным рублем, а продолжал интенсивно работать, писать музыку. Что и делаю до сих пор. Сразу после «Орфея» я написал свои мюзиклы «Разбитое Зеркало» и «Фьоренца», оперу «Луна и детектив», фортепианный квинтет. Вещи очень далёкие от конъюнктуры, от попсы, от пошлости.

Атмосфера в городе Ленинграде тогда была замечательная. Тогда там жили Бродский, Барышников, Довлатов, Лосев, Уфлянд, Рейн, Кушнер, Шемякин, Тюльпанов, Игорь Ефимов, Михаил Ерёмин – всех перечислить невозможно. Удивительно, но я –мальчик из другого города – довольно быстро вошёл в их круг. Произошло это благодаря дому Ивана Алексеевича Лихачёва – блистательного переводчика, куда все вышеназванные иногда приходили. И я был туда приглашён...

С некоторыми из них я подружился довольно крепко и на всю жизнь: с Уфляндом, Лосевым, Рейном. С некоторыми общался лишь слегка: с Барышниковым, Довлатовым; а Бродского только видел несколько раз – в Филармонии, и в гостях у общих друзей, он читал там стихи. Пообщаться с ним пришлось уже в Нью-Йорке (см. об этом в моей книге «Орфей, Эвридика и я»).

– Впоследствии Вы переехали в Москву и написали много музыки, чрезвычайно мелодичной, в разных жанрах для театра. А Ваша оперетта «Пенелопа» шла в московском театре Оперетты, известном представлениями произведений классиков: Штрауса, Оффенбаха, Легара, Кальмана. И к ним добавился Журбин. В то же время в ГИТИСе – постановка Вашего мюзикла «Закат» по пьесе Бабеля. Как до сих пор помнят очевидцы, на этот студенческий спектакль при всём многообразии театральной жизни Москвы валом валила публика. А потом музыка оттуда перекочевала в драматический спектакль «Закат» в театре имени Маяковского… Вы выбрали пьесу, обречённую лежать годы под спудом: и автор был уничтожен, и созданное им власти стремились стереть. Уже было можно обращаться к Бабелю, но нужна была смелость… Ведь когда немного позже в Москву на гастроли приехал из Израиля театр «Габима» и привёз «Закат» в постановке тогда ещё изгнанного из Союза выдающегося режиссёра Юрия Любимова, стало ясно, что он по этой же причине обратился к тому же самому – недавно запрещённому – материалу. Что утверждали Вы своим сочинением, а что Любимов? Оказались ли совпадения в Вашем видении и этой пьесы, и эпохи?

– Я, к сожалению, не видел любимовского спектакля по «Закату». Но, вообще, эта пьеса была поставлена в театрах многократно и в самых разных версиях. Неудивительно: пьеса действительно гениальная, допускающая много разных прочтений. Наша версия с драматургом Асаром Эппелем – поэтически-музыкальная. Эппель написал великолепные, виртуозные стихи, а я сочинил музыку, настоянную на одесско-бабелевских интонациях. Кажется, получился неплохой сплав. Во всяком случае, нашу версию до сих пор ставят российские театры, и сейчас она идёт в Волгограде, Владивостоке, Чите, Красноярске и гдето ещё. А ведь написано это было более двадцати лет назад.

Фильм, сделанный по нашей версии, «Биндюжник и Король» (режиссёр Владимир Алеников) до сих пор пользуется любовью зрителей. Кстати, на нашем концерте в Бостоне можно будет услышать и увидеть фрагменты из этого мюзикла, а также купить саундтрек из этого фильма.

– Ваше творчество многогранно, чему оно посвящено сейчас?

– После того как я переехал в Москву, у меня как бы открылось второе дыхание, и я стал опять писать довольно много (в Америке моя плодовитость резко сократилась). За те пять лет что я живу в России (2002–2007), я написал шесть новых мюзиклов, музыку к нескольким фильмам, камерную музыку, много песен. Сейчас работаю над четвёртой симфонией и над новой оперой для одного известного певца. Сюжет пока не раскрываю, но это, мне кажется, будет что-то необычное.

Ну, а еще я работаю телеведущим (НТВ, «Мелодии на память»), радиоведущим (Радио «Маяк», «Вечер с Александром Журбиным»; Радио «Орфей», «Звуки мюзикла»), часто выступаю с концертами по России и по всему миру, в общем, очень занят.

– В период Вашей эмиграции в Америку Вы в Нью-Йорке организовали музыкальный театр, собрав вокруг себя группу талантливых артистов: Елену Соловей, Бориса Сичкина, Бориса Казинца... Мы помним Ваш спектакль «Молдаванка, Молдаванка», многие побывали на оставившем добрую память Вашем мюзикле «Танго в сентябре». И всё же, при успехе, неизменном для Вас у зрителей, существование театра, финансовое обеспечение Вы удержать не смогли. Театр закрылся. Вот и получается, что свобода творческая, которой не хватало в Советском Союзе и в России, не получает базы и на Западе, и хорошее дело губит экономическая удавка?

– Спасибо за добрые слова о моём театре. Да, действительно, это были прекрасные времена, мы все были полны этакой романтики: «Давайте делать культуру в эмиграции!», «Мы здесь не хуже, чем они – там». Такие были наши лозунги.

Теперь я понимаю, что это смешно. Даже в свои лучшие годы эмиграция 20–30-х годов не смогла сделать своего театра ни в Париже, ни в Нью-Йорке, хотя попытки такие были. Театр – это не только культура и творчество, но и экономика, хозяйство и финансы. Без знания всего этого и без поддержки определённых кругов театр выстроить невозможно. А я абсолютно дон-кихотски бросился этим заниматься, поскольку мне казалось, что достаточно сделать хороший спектакль и люди к нам побегут, и будут поддерживать нас, давать деньги и прочее...

Но ничего этого не произошло. Спектакли наши нравились, люди приходили, и покупали билеты, но дальше этого не шло. Все мои призывы – поддержите нас, станьте спонсорами и донорами театра! – никакого успеха не имели. Я никого не виню, никто не обязан был поддерживать наш проект. Но экономика очень быстро показала нам свои непреклонные «зубы». Денег, которые мы собирали билетами, еле хватало, чтобы оплатить расходы: аренду зала, костюмы, декорации, транспорт, рекламу. И хотя нам многое удавалось делать почти бесплатно, я не стеснялся: ходил и клянчил у разных людей – всё равно денег было катастрофически мало. А ещё тут и борзые критики напали на нас, несколько ругательных статей написала Белла Езерская, на мой взгляд, совершенно несправедливых.

И, в конце концов, актёры стали постепенно исчезать – им надо было строить собственную жизнь в чужой стране, а заработать деньги в этой стране при помощи актёрской профессии было невозможно. И, побарахтавшись довольно долго – целых девять лет, – я был вынужден театр закрыть.

Сейчас, говорят, есть русский театр в Чикаго, который выживает и существует вполне нормально. Дай-то бог! У нас – увы! – не получилось....

– И вот, добившись популярности в массовых средствах Америки – ведь Вы чрезвычайно активны: и на радио выступали, и в газетах, и в журналах, организовывали международные кинофестивали – Вы снова живёте в Москве. Почему?

– Вопрос, по-моему, ясный. В Америке я чем только не занимался: был и продюсером, и режиссёром, и журналистом, организовывал кинофестиваль, играл на рояле в ресторане, был аранжировщиком и организатором чужих гастролей. А приехав в Москву, я стал тем, кем был всегда – композитором. И только. В основном, я сочиняю музыку и именно этим зарабатываю себе на жизнь. И что главное – это я больше всего на свете люблю делать. И, кажется, умею. А древняя мудрость гласит: если ты занимаешься любимым делом, да ещё получаешь за это деньги – значит ты счастливый человек.

Мне очень хочется быть счастливым. Поэтому я живу в Москве. Здесь мои зрители и слушатели, здесь режиссёры, которые приглашают меня с ними работать, и продюсеры, которые организуют мои гастроли. Пока я доволен. А как будет дальше – посмотрим. Опыт говорит, что ни от чего не надо зарекаться...

– Когда-то в юности Вы изменили фамилию. Понятно, что при государственном антисемитизме в Советском Союзе еврейскую фамилию было бы труднее увидеть на афише. А сейчас, в сегодняшней Москве, если бы Вам пришлось начинать положа руку на сердце – стали бы Вы менять фамилию? Словом, проклятый вопрос выбора: имени, страны, свободы творчества должен мучить художника на протяжении всей его жизни? Но даже если так, то над всем останется Ваш ослепительный Вальс в мажоре!

– Действительно, около 40 лет назад я взял фамилию своей бабушки. Это делали многие люди, и не только по соображениям скрыться от антисемитов. Ведь поэты Анна Ахматова и Афанасий Фет, писатель Илья Ильф и актёр Василий Качалов носили по паспорту совсем другие фамилии. И Кирк Дуглас на самом деле Иссур Демски, а дирижёр Бруно Вальтер на самом деле Шлезингер. Другие фамилии у Аркадия Арканова и Григория Горина, у Семёна Кирсанова и Вуди Аллена. Примеры можно множить без конца – да надо ли? Ясно, что каждый человек волен выбрать себе имя, которое ему больше подходит. И если Лев Шварцман становился великим русским философом Львом Шестовым, а Игорь Лотарев – поэтом Игорем Северяниным – не вижу в этом ничего плохого.

Мне лично сочетание Александр Журбин очень нравится. Кажется, оно нравится и многим другим. А правильное имя – залог успеха.

Выбирать, безусловно, надо. И от правильного выбора страны, имени, профессии зависит твоя жизнь.

И всё-таки, важно не выбирать без конца, а, выбрав что-то, уже держаться своего выбора. И насколько возможно, не отклоняться от него. Постоянство во многих вещах – тоже одна из составляющих успеха.

За Вальс в мажоре – отдельное спасибо. Я обязательно спою его на концерте в Бостоне.

До скорой встречи.