Грядет последняя свобода

КРЫМСКАЯ СОКРАЛЬНАЯ
     
             Юрию Норштейну

Медвежата. Ежата в тумане.
На иголках сидят и поют.
И сокральное нечто их манит -
То ли грянет. А то ли сольют.
Херсонес солидарен с Алупкой.
Барабаны и флейты - вразнос.
И склонился над картою с лупкой
Карлик грез, карлик-злость, карлик-нос...
Полуостров сплошного курьеза.
Симферополь, акрополь и пыль.
Здесь Аксенова старая проза
Превратилась в новейшую быль.
Здесь, короче, сплошной склифософский
Из шестых наблюдает палат
Круг девятый и вал айвазовский,
Синевою очерченный ад.
Херсонес заразил как напасть их.
И плакаты дрожат на ветру.
На сдающихся виснет запястьях:
"Севастополь останется с ру..."
Но недолго наскакивать бреду.
И ежи, и медведи - отбой.
Море Крыма одержит победу,
Унося всех и вся за собой.
Эти шкуры, и гривы, и глотки.
Эти иглы, уколы ,ножи.
Уплывают хароновы лодки
Исчезают в тумане ежи.
Будь готов. Пионэры в Артеке.
Ночи синие. Время - костру.
И плакат растворяется некий:
"Севастополь останется с ру...."

***

Январь. Дожди. Собака спит.
И чья-то тень по дому бродит.
Кого-то ищет. Не находит.
Но "помни обо мне" сипит
Нагрета печь.Январь и сон.
Река мутна и небо серо.
И список кораблей Гомера
До середины не прочтен
Но вот - прошиб холодный пот:
Сквозь плавники и жабры рыбьи,
Сквозь века пальцы на отшибе
Истории, сквозь щель пустот
Стекает время, Сквозь глаза
Всех ангелов заледенелых.
И хор могучий прозвенел их......
Январь. Собака спит. Гроза.
Дым из трубы. И жар огня.
И стон сквозь смертную истому...
Но чья-то тень бредет по дому
И шепчет: "Вспоминай меня"

***

Под веками ничьими сны ничьи
В том городе, где сумерки, как птичьи
Простые души... Сколько ни кричи
О славе, о победе, о величьи -
Вещественны лишь ужас или страх,
Подобное короткой вспышке Время
И светонадпись на семи ветрах:
 "Спаси, Господь, свое шальное племя"
Узоры неприглядные в окне ,
В краях иных мелькавшие когда-то....
Что делать? На войне как на войне.
Страшнее, если брат пойдет на брата...
В чем сущность этих смут и этих мест,
Где гибнет род за родом голос вещий? -
В том городе -репейнике, где крест
Несом над миром вечной жизнью -вещью,
В том напряженном холоде, где Дух -
Дно Иеговы - нас влечет к истокам...
Здесь тьма, и свет , и зрение, и слух
Сливаются в одно пред высшим оком.
...Мы вздрогнем в пробуждении ночном.
А где-то вспышки слепят. Взрывы рушат.
Идет война. И темень за окном.
Идет война. Спасите наши души.

***

Чем больше лет - тем меньше верных знаний.
Ничтожность власти. Мнимость обладаний.
Но собственность - пространства окоём
Заснеженного, тихого, пустого.
Молчанье.Слово. Призраки былого,
Поросшего репейником - быльём.
Вот комната вокруг. Во тьме кромешной
Сопротивленье смерти столь успешно,
Что говорю и в четырёх стенах.
И тишина ко мне слугою входит,
Порядок не ахти какой наводит,
А вечер за окном дрожит в огнях.
Все вымыслы исчезнут, это точно.
А вместо них останется лишь то, что
Еще способно веять и парить.
Тот, кто к Земле устами приникает,
Чье слово на рассвете проникает
И снова заставляет говорить
Увы, своих Америк не открыл я,
Но все же дал словам и чувствам крылья.
И эти мне опорою, и те.
А в тлеющего праха пораженьи,
В небесных душ зеркальном отраженьи
Живет любовь, как пламя, в красоте.

ПАСТЕРНАКУ

О, знал бы я как всё это бывает ,
И как один - толпой повержен был.
Как это было? Кто нас убивает?
И кто его столь тщательно убил?
Но Бог всё видит и, конечно, знает,
Как заправляет всем бог знает кто,
Как нас за обе щеки уминает
Посредственность унылая в пальто...
О, Святый Боже, хлеб насущный дай нам.
Помилуй нас, молящих Тя с креста...
Злодейство - тайна, но иная тайна:
Не таинство, а склепа чернота
И тьма давным-давно немого мира...
Но прозвенит и в дни грядущих дней
Строфа переведенная Шекспира,
Что колокол средь царствия теней
И будто благовещенье иное -
" Быть иль не быть"... Ответ. Вопрос. Ответ...
И холода сиянье ледяное...
И пересуды - тени прошлых лет...

1

Когда пройдя до половины
Земную жизнь, страна - в разрухе,
Идут,как тать в ночи, личины,
Берут бразды правленья в руки
О, серости, лжецы, кликуши!
Чума на вас! На вас - зараза!
Всё - стены ватные... Все уши
Набиты серой до отказа.
Всё - маньки, встаньки, цацки, танки.
Сто лет - от Вовы и до Вовы -
Вы и чуму-царицу в банки
Спокойно уложить готовы.
Владельцы акций, драг-металла,
Торговцы нефтью и душою,
Подслащенная дрянь достала,
Покрыта гнилью и паршою.
Но песни хлесткие по коже
Хлыстом прошлись, огнем по лицам.
И что-то дрогнуло, похоже,
В грозОвом воздухе столицы
От муравьишек-полицейских,
От батогов и стрел державы
Все ж ускользает дух лицейский,
Средь мишуры и лезвий ржавых.
Средь обесценившихся истин
И в мессиве былых утопий...
Источник жизни всё очистит,
Смывая грязь и смрад холопий
Иная, новая зажглась там
Звезда под сенью небосвода.
И, попранная самовластьем,
Грядет последняя свобода.

2

Гундят бессменные кащеи.
И несть числа под ними стерв.
Свернуть бы бройлерные шеи
Курв-выводков из министерств
Брехни, труда и обороны....
Встал на часах пост мордой вниз.
Паяц,увенчанный короной,
Дает на камеру стриптиз.
Газетных уток жестче плотность.
Разлив кисельных берегов.
Пусть бог отравы упасет нас
От этих барских пирогов.
От слов и заицев фальшивых,
От пряников и суеты...
Но шепчут вечное оливы
За краем неба. С высоты.
И все загладят волны моря,
На нас плывущие из тьмы.
А мы - свободны. Мы - в фаворе.
Но кто же - мы? И где же - мы?

***

На парусах, опущенных ресницами,
Неслись воспоминанья... Неспеша
Пожары догоняли их... И снится мне
Заветный рай. В саду. У шалаша.
И ты стоишь там, разделившись надвое,
На памяти плашкотах золотых.
Но почему опять тоска сильна твоя
И бьёт тебя под горло и под дых?
Припомни мир с прибрежными притонами,
Кафе "ЛондОн" и звездные огни.
Вот веселы. Вот счастливы до стона мы
Из пьющих ртов нездешних, и пьяны
До той поры, покуда с башни времени
Сползает тихо старый циферблат -
Плавучий призрак - док, пред коим в темени
Подъёмных кранов буковки стоят
Белым - белы, слагая Имя Чертово,
Манящее к себе куда-то ввысь,
Чтобы потом низринуть в бездну мертвую
Свою тележку под названьем "Жизнь",
Пока её до дна черпает заполночь
До смысла жизни жадная строка...
До той поры огнём твои глаза полны.
И мы пьяны... Но вот, издалека
Плывёт корабль-буксир. Огни сигнальные -
"Одесса-мама" и нептунов грех.
И нечто распадается сакральное
Для нас с тобой. А может быть, для всех.
Платформа , на которой вместе тонем мы -
То вниз, то вверх - а там - парад планет.
И всё так пусто от Земли и ДОнеба.
И мы - то здесь. А то - нигде нас нет

***

Не зажила рана. И весь, поперек или вдоль
Изрыт я мечтами о горлышках пьяных застолий.
О, если бы ты... На секунду.... Не зажила боль.
Не зажила рана - и подле, не съеден , пуд соли.

Вернись на секунду и пеной морскою пребудь...
Кати мне волну, молчаливая черная бездна.
Зальдевшее скорбью перо, пробуравь себе путь
Сквозь лоно горячее в царствие Божье Небесно....

О, где только я не валялся с тобой на Земле -
Припомни скамью у фонтана и позднее лето.
А ты напевала о Моцарте, о короле -
Та-ри-ра-та-та - что нездешняя звездная флейта...

Я тоже, бывало, горланил - тебе или твой -
До самого горла. В тебя. Та-ра-та. Ти-ли-ти-ли.
Над нами ольха голубая шумела листвой
И голые до наготы, всё мы плыли и плыли.

Кого же винить мне - себя ли, индейку-Судьбу ?
Уже различаю так ясно и Лету, и Прану.
И стих твой глубинный, застывший на огненном лбу,
Вжигается плавленным золотом в новую рану

***

В ушах любимый голос
Звенел: "Не жаль. Не жду."
И сердце раскололось
На горе и беду.
Кричит зловещий кочет -
В его пустом глазу
Немая тетка точит
Костлявую слезу.
Лист прошлого дубовый.
Запутанный клубок -
Вначале было Слово
И был вначале Бог,
И небо темно-сине...
А нынче в горле ком,
В душе торчком пустыня
И ветер - сквозняком.
Устал любимых звать я,
Слова устал вязать.
Офелия и братья -
Мне нечего сказать.
Ночь одевает маску
Разбойничью и - вах -
Срывает с глаз повязку
И бьёт ногою в пах.
Но я лечу все выше,
Прохожих веселя.
И подо мною дышит
Распахнуто земля.