Запрети себе хмуриться

ЗАПРЕТИ СЕБЕ ХМУРИТЬСЯ

Зап­ре­ти се­бе хму­рить­ся
Здесь, се­год­ня, на­век.
Раз­ве хму­рит­ся ули­ца?
Раз­ве хму­рит­ся снег?

Раз­ве хму­рит­ся ра­дуга,
Уми­рая в ре­ке?
Да­же ра­дуга ра­да бы
При­жимать­ся к ще­ке.

Зап­ре­ти се­бе грус­тнос­ти
Здесь, се­год­ня, сей­час.
Раз­ре­шай се­бе глу­пос­ти
Каж­дый день, каж­дый час.

Пусть сме­ют­ся про­хожие,
Ты один - не­весом,
Да­же с сод­ранной ко­жею,
Ты та­лан­тлив во всём:

В том, что ты - яр­кой ра­дугой -
Бе­рег к бе­регу мост,
Что рас­то­пишь и Ла­догу,
И бес­чувс­твен­ность звёзд.

Раз­ре­ши се­бе сла­бос­ти
В этот миг, пря­мо здесь,
Раз­ре­ши се­бе сла­дос­ти -
Всех мо­рожен­ных смесь,

Всех цве­тов нас­тро­ение,
Каж­дой но­ты эк­стаз,
Стань счас­тли­вым мгно­вени­ем
Для ко­го-то, на час:

Для так­систа, по­пут­чи­цы
С раз­ноцвет­ным пла­щом.
Ес­ли вдруг не по­лучит­ся,
Про­буй, про­буй ещё.

И, быть мо­жет, ког­да-ни­будь,
В ок­ру­жении звёзд,
Пе­реки­нет­ся на не­бе
Твой, из ра­дуги, мост,

Ос­та­новит­ся ули­ца,
Бро­сит взгляд в вы­соту,
Зап­ре­тит се­бе хму­рить­ся
И пой­дет по мос­ту.

БЕС В РЕБРО

У неё - под­рос ре­бенок, у не­го - же­на и внук, две со­баки плюс ко­тёнок, плюс дру­зей при­выч­ный круг. Он не хо­чет из­ме­нений, и она ему нуж­на не всег­да - по вос­кре­сень­ям. В этот день его же­на у­ез­жа­ет в гос­ти к вну­ку.

Он при­ходит в дом её, он её це­лу­ет ру­ку. Это ти­хое жильё для не­го - от­дохно­венье, ми­лой юнос­ти гло­ток, лёг­кое при­кос­но­венье. Он дав­но под­вёл итог жиз­ни, в об­щем-то, не­нуж­ной. Где тог­дашнее теп­ло? Мно­го лет с той но­чи юж­ной с бу­дущей же­ной прош­ло. Рас­плес­ка­лось в ста­рой лод­ке всё, что бы­ло, це­лый мир, де­ти вы­рос­ли - по­год­ки, и сме­нилось пять квар­тир и, ког­да уже по­гас­ли жиз­ни ти­хой фо­нари, вну­ку да­ли приз за яс­ли и ку­пили бук­ва­ри, он уви­дел эти ру­ки.

Был боль­нич­ный се­рый день. Он ле­жал на уль­траз­ву­ке - за­рабо­тал бюл­ле­тень. Что-то ти­хо го­вори­ла ей на ухо мед­сес­тра, а по­том она ку­рила, со­веща­лись док­то­ра.

Он вер­нулся из боль­ни­цы по­седев­ший, но жи­вой, там соб­ра­ли по кру­пицам и от­пра­вили до­мой. Он за­пом­нил эти ру­ки, отыс­кал, смот­рел в гла­за, слы­шал он об этой шту­ке - бес в реб­ро. Вот чу­деса!

И она влю­билась. Ут­ром он не ве­рил: "Это я?" А по­том, в так­си мар­шрут­ном, го­ворил се­бе:
- Семья, де­ти, внук и две со­баки - это же, как при­говор. Трид­цать лет в при­мер­ном бра­ке, не влюб­лялся до сих пор.
- Ну за­чем те­бе я ну­жен, дед? - сме­ёт­ся над со­бой, - я же воз­растом кон­ту­жен, а те­бя возь­мет лю­бой.

У неё - лю­бовь до дро­жи, це­лый мир вмес­тился в нём. "Дед" ста­новит­ся мо­ложе с каж­дой встре­чей, с каж­дым днем.
- Ну ка­кой ты дед, ей-Бо­гу? Фо­ру дашь еще юн­цу.
Про­вожа­ет у по­рога. Жизнь - к на­чалу. День - к кон­цу.

- Мо­жет, всё-та­ки ре­шить­ся? Раз жи­ву, в кон­це кон­цов, - ночь хо­лод­ная. Не спит­ся, - я - в ло­вуш­ке для глуп­цов. Ста­рый стал, сен­ти­мен­таль­ный, не в по­ряд­ке с го­ловой, пе­режи­ток гос­пи­таль­ный. У те­бя семья, ге­рой.

… Пти­ца крик­нет у при­чала.
- Слы­шишь, вну­чек, не ре­ви.
И нач­нёт чи­тать сна­чала сказ­ку о боль­шой люб­ви.

НЕВЫНОСИМАЯ

Я знаю: я не­выно­симая,
Ну, как ты тер­пишь эту жен­щи­ну?
Будь я то­бой, не­воз­му­тимо я
Са­ма се­бе да­ла б зат­ре­щину.

Вок­руг тво­рят­ся бе­зоб­ра­зия,
Мус­сон сме­ня­ет­ся цик­ло­нами,
А я жи­ву в сво­их фан­та­зи­ях,
Где счастье раз­да­ют ва­гона­ми.

Ты го­воришь: "Жа­ра - стог­ра­дус­на,
Га­зелей ис­треб­ля­ют в Ли­вии".
А я от сол­нца щу­рюсь ра­дос­тно
И в ми­ре нет ме­ня счас­тли­вее.

Я знаю: жизнь не це­ремо­нит­ся,
Она неп­рочная и зыб­кая,
Пусть пло­хо мне, пус­кай - бес­сонни­ца,
Но я бе­гу к те­бе с улыб­кою.

Я знаю: я не­выно­симая,
То тан­цы у ме­ня, то пе­ние,
И каж­дым ут­ром, как ско­тина я,
Всег­да в хо­рошем нас­тро­ении.

ШВЕДСКИЙ СТОЛ

Ночь приб­ли­жалась, и из тем­но­ты
во двор мно­го­этаж­ной но­вос­трой­ки
под­тя­гива­лись то­щие ко­ты
на швед­ский стол гос­ти­нич­ной по­мой­ки.

Нес­пешно, чуть валь­яж­но, к но­су хвост,
под­держи­вая свет­скую бе­седу,
прой­дя ти­хонь­ко двор­ни­ка блок­пост,
схо­дились зве­ри к поз­дне­му обе­ду.

Кра­сав­цы в прош­лом, шерсть, шаг от бед­ра,
лю­бим­цы рук и ат­ри­бут ди­ванов,
вы­лизы­вали крош­ки из вед­ра
с пе­чатью до­рого­го рес­то­рана.

На всех хва­тало, драть­ся ни к че­му,
не хва­тит - вы­несут ещё, еды на­валом,
из окон, в фи­оле­товом ды­му
стру­ил­ся гром­кий праз­дник кар­на­вала.

Там, в све­те до­рогих хрус­таль­ных люстр,
за мощ­ны­ми, ду­бовы­ми две­рями,
дво­рянс­тво по­еда­ет свой мол­люск
и ко­фе пь­ёт с фран­цуз­ски­ми бли­нами.

Всё, что не выб­ро­сят, с бан­кетно­го сто­ла
до­мой уно­сит сон­ная ох­ра­на,
ус­та­ло от­ра­жа­ют зер­ка­ла
при­тих­ший зал пус­то­го рес­то­рана.

Кот про­мур­лы­чет кош­ке: "Не че­шись,
всё бу­дет хо­рошо, мы жиз­нестой­ки",
и бро­сит взгляд през­ри­тель­ный на жизнь
в трёх мет­рах от гос­ти­нич­ной по­мой­ки.

***

Та­рах­те­ли ко­лёса мор­зянкой, ви­лял сос­тав,
мы си­дели в ку­пе ва­гон­ном ли­цом к ли­цу
и, ког­да, на­конец, от без­мол­вных уп­рё­ков ус­тав,
я, скры­вая вне­зап­но воз­никшую хри­пот­цу,
вдруг ска­зала, что ухо­жу от те­бя сей­час,
что не­важ­но, сколь­ко мы вмес­те счас­тли­вых лет,
луч­ше бро­сить, по­ка огонь ещё не по­гас,
это зна­чит, что кто-то дру­гой уку­та­ет в плед.
Я ска­зала, что не воз­вра­ща­юсь ту­да, где лёд,
нет страш­нее, чем быть не­нуж­ной, ког­да жи­ва,
а к те­бе обя­затель­но сно­ва лю­бовь при­дёт,
прос­то наш ма­шинист из­расхо­довал все дро­ва.
Ты смот­рел на ме­ня так, как буд­то схо­жу с ума,
ты мол­чал. Да и что тут ска­жешь, ког­да бе­да?
Я тог­да, ес­ли чес­тно, всё по­нима­ла са­ма.
Нот­ным ста­ном мель­ка­ли за ок­на­ми про­вода.
- Ты мол­чишь? Не­уже­ли не мо­жешь ска­зать "люб­лю"?
Не­уже­ли те­бе всё рав­но, что со мной сей­час?
Про­вод­ни­ца вош­ла, прох­ри­пела: "Пос­тель - по руб­лю".
И ус­та­вилась за ок­но, слов­но боль­ше ей не до нас.
Да ка­кая пос­тель, ког­да жизнь ле­тит под от­кос?
Ухо­ди, дверь зак­рой и ос­тавь нас в ку­пе од­них.
Я опять за­дала всё тот же, пус­той, воп­рос:
- Как ты мо­жешь мол­чать? Мы с то­бою - стра­на глу­хих?
Про­вод­ни­ца сто­яла. Я го­вори­ла. Гре­мел сос­тав.
Чай плес­кался, в го­рячей вол­не от­ра­жая рас­свет.
- Яс­но, что ж, я тог­да ухо­жу, - ска­зала, прив­став,
и за­лез­ла на вер­хнюю, рав­но­душ­ная, как со­сед.
Ты дос­тал из кар­ма­на руб­ли, зап­ла­тил за пос­тель
и ска­зал: "Я нем­но­го ус­тал от тво­их но­меров,
ког­да что-то по­явит­ся важ­ное из но­вос­тей,
дай мне знать. Я по­ка - к ма­шинис­ту… под­бро­сить дров".

АССОЛЬ

Сце­на. Там сол­нце гре­ет,
Алый рас­крыл­ся па­рус.
Сно­ва Ас­соль ждет Грэя
Но­чи и дни, без па­уз.

Ти­хо кач­нулся якорь
И за­цепил­ся в ти­не.
Где-то ску­лит со­бака
Па­рус­ной бри­ган­ти­не.

Бе­рег - весь в ки­пари­сах,
В вол­нах плы­вут ба­раш­ки...
А ре­жис­сер в ку­лисах
Снял ко­рот­ко­мет­ражку.

Боль­ше - не по­тяну­ли,
Мол­ча уш­ли ак­тё­ры.
На бу­тафор­ском сту­ле -
Те­ло си­дит та­пёра.

За­навес. Чай­ка кру­жит.
Сор­ванные гас­тро­ли.
Пь­ют из жес­тя­ных кру­жек
Пос­ле про­валь­ной ро­ли.

Гвоз­ди из ста­рой сце­ны
Вы­таще­ны не­лов­ко,
Вши­ты в кос­тю­мы це­ны,
Спит рек­ви­зит в ко­роб­ках:

Па­рус не алый - се­рый,
Вол­ны - клоч­ки бу­маги,
Не ки­пари­сы - се­но,
Не бе­рега - ов­ра­ги,

Сол­нце - ку­сок кар­то­на.
Смы­ты ос­татки гри­ма.
(Скрип­ка на чет­верть то­на
Сно­ва сыг­ра­ла ми­мо).

Выц­ве­ли не­ба крас­ки.
Сол­нце ви­сит, не грея.
Нет ни Ас­соль, ни сказ­ки,
Ни па­русов, ни Грэя.

ДИАЛОГ

Кра­ток он был: "Рас­ста­нем­ся.
Мне на­до­ело ссо­рить­ся.
Ви­дишь, мы не срас­та­ем­ся,
Я не хо­чу бес­сонни­цы".

"Зна­ешь, - ска­зала, - пра­вило,
Я ведь не гор­де­ливая
И не хо­чу быть пра­вою,
Прос­то хо­чу - счас­тли­вою.

Толь­ко пред­ставь: мы по­рознь -
Слов­но оси­роте­лые.
Жизнь, го­ворят, как по­лосы,
Прав­да, чуть тонь­ше - бе­лые.

Сприн­тер­ская дис­танция
И рюк­за­ки зап­лечные.
Жизнь - это та же стан­ция,
Толь­ко всег­да - ко­неч­ная.

В по­ез­де гряз­ном еха­ла,
Вер­хни­ми пла­ча пол­ка­ми.
Жизнь, го­ворят, как зер­ка­ло
С ма­лень­ки­ми ос­колка­ми.

Ты­сячу сел­фи сфот­ка­ла,
Каж­до­му ве­ря встреч­но­му.
Жизнь, го­ворят, ко­рот­кая.
Так и лю­бовь не веч­ная.

В об­щем, сю­жет эпи­чес­кий,
Оба пок­ры­ты стиг­ма­ми.
Жизнь - пре­феранс клас­си­чес­кий,
Но ми­зера не сыг­ра­ны.

Бы­ло мое ре­шение -
Гос­тем приш­ла неп­ро­шеным.
Жизнь, го­ворят, дви­жение,
Да тор­мо­за из­но­шены.

Пом­ню со­веты ма­мины,
Пом­ню ее де­вич­ни­ки.
Жизнь, го­ворят, эк­за­мены,
Да, вот, не все - от­лични­ки.

Бли­же к со­рока­летию -
Мо­ре - уже не лу­жица.
Жизнь, го­ворят, ко­медия,
Но с пе­рехо­дом - в ужа­сы.

На­ше при­кос­но­вение
Скле­ило би­ог­ра­фии.
Жизнь, го­ворят, мгно­вение
Глян­це­вой фо­тог­ра­фии.

Слу­шал ее вни­матель­но,
Те­ма не­ис­ся­ка­ема.
Пос­ле ска­зал меч­та­тель­но:
"Зна­ешь, что, Ни­кола­ев­на, -

Так и наз­вал, по от­чес­тву, -
Слиш­ком за­мет­на тре­щина.
Жизнь - это оди­ночес­тво...
Да­же - с лю­бимой жен­щи­ной".

ЕСЛИ ПЛОХО

Ес­ли пло­хо - пи­ши об этом,
ста­ло ху­же - пи­ши об этом,
за ок­ном зи­ма - иг­рай ле­то,
так ухо­дит боль.
Ес­ли пло­хо - при­думай счастье,
ста­ло ху­же - при­думай счастье,
на­цепи, как брас­лет, на за­пястье
на­рисо­ван­ную лю­бовь.

Ес­ли боль­но - ри­суй об этом,
ста­ло ху­же - ри­суй об этом,
тем­но­ту за­ливай све­том,
и нас­та­нет день.
Ес­ли боль­но - тан­цуй ра­дость,
ста­ло ху­же - тан­цуй ра­дость,
сшей пла­ток из цве­тас­тых ра­дуг
и на пле­чи на­день.

Ду­шат слё­зы - смот­ри в не­бо,
ста­ло ху­же - всмот­рись в не­бо,
там та­кие по­рой за­бав­ные
об­ла­ка.
Ду­шат слё­зы - за­пей сме­хом,
ста­ло ху­же - за­пей сме­хом,
пусть раз­но­сит­ся он эхом
и плы­вет, как ре­ка.

Ес­ли страш­но - так пой об этом,
ста­ло ху­же - так пой об этом,
толь­ко пер­вые пол­купле­та
не­лег­ко сло­жить.
Ес­ли страш­но - иг­рай сме­лость,
ста­ло ху­же - иг­рай сме­лость,
это прос­то приш­ла зре­лость
и хо­чет жить.

Ес­ли пус­то - иди на пло­щадь,
ста­ло ху­же - иди на пло­щадь,
там бы­ва­ет го­раз­до про­ще
встре­чать рас­свет.
В пус­то­ту за­ливай уда­чу,
смей­ся, ес­ли не хва­тит пла­ча,
не бы­ва­ет прос­той за­дачи,
но бы­ва­ет от­вет.

А по­том на­пиши по­весть,
рас­ска­жи, как один по­езд,
заб­лу­див­шись, ле­тел в про­пасть
и не ви­дел зем­ли.
Не по­верят, срав­ня­ют с пылью,
ска­жут: "Не­ту та­кой бы­ли".
Толь­ко зна­ешь ты: это крылья
слиш­ком боль­но рос­ли.

КРЫЛЬЯ С ЧЕРДАКА

Он не­ре­аль­ным был, как на­важ­де­ние,
Во­шел, швыр­нул на ве­шал­ку пид­жак,
А для нее - еще од­но па­дение
И бро­шен­ные крылья на чер­дак.

Он с нею стал боль­шим ру­ково­дите­лем:
Всё мо­гут ду­раки и ко­роли,
А для нее - ос­тался праз­дным зри­телем
С поп­корном и эк­ра­ном в пол­земли.

Он стал ге­ро­ем луч­ше­го сце­нария,
Он взгля­дом про­жига­ет, как ог­нём,
А для нее - еще од­на ава­рия
С раз­ло­ман­ным на "до" и "пос­ле" днём.

Он на свое пя­тиде­сяти­летие
Сле­тал к лу­не, сту­пил но­гой на Марс,
А для нее он - лич­ная тра­гедия,
Пе­рете­ка­ющая плав­но в тра­гифарс.

Ему ме­даль по­веси­ли за му­жес­тво,
Ви­но - ре­кой, фон­та­ны из ре­чей,
А для нее - не­нуж­ное за­мужес­тво,
Ко­торое за­кон­чи­лось ни­чем.

В кол­лекции его - тро­фе­ев мно­жес­тво,
Вновь наг­раждён счас­тли­вый юби­ляр,
А для нее он да­же не нич­то­жес­тво,
А прос­то за­уряд­ный эк­зем­пляр.

О нем меч­та­ют де­вуш­ки и жен­щи­ны -
Он силь­ный, стиль­ный и сов­сем прос­той,
А для нее - им столь­ко на­обе­щано,
Что хва­тит на трех­томник "Л. Тол­стой".

Он с каж­дой но­вой - ме­тит тер­ри­торию,
Как даль­но­бой­щик, за­паса­ясь впрок,
А для нее - ба­наль­ная ис­то­рия,
Оче­ред­ной  неп­рой­ден­ный урок.

Он ей зво­нит, он хо­чет при­мире­ния,
Он ключ хра­нит от ста­рого зам­ка,
А для нее - сво­бод­ное па­рение
На крыль­ях, что дос­та­ла с чер­да­ка.

МЕНЯ ПРИГЛАСИЛ НА СВИДАНИЕ ДОЖДЬ

Ме­ня приг­ла­сил на сви­дание дождь,
по­ка не за­кон­чи­лось ле­то.
"В шес­тнад­цать ноль-ноль бу­ду ждать. Не при­дешь -
са­ма по­жале­ешь об этом".
На­детые ту­фель­ки из ва­силь­ков,
а из оду­ван­чи­ков - платье,
счас­тли­вая очень, под стук каб­лучков
к дож­дю то­ропи­лась в объ­ятья.
В шес­тнад­цать ноль-ноль пун­кту­аль­но при­шел
с оран­же­вым сол­нцем на па­ру.
Ска­зал: "Ты кра­сива, с то­бой хо­рошо",
пел пес­ни свои под ги­тару.
Я зон­тик рас­кры­ла (шёл об­лачный фронт),
дождь об­нял, шеп­нул: "Что с то­бою?
Не бой­ся про­мок­нуть. За­чем те­бе зонт?
Те­бя от се­бя я ук­рою".
В сем­надцать ноль-ноль ли­ванул из вед­ра,
ушел, хлоп­нув дверью ка­лит­ки.
Проп­ла­кала ве­чер и ночь, до ут­ра,
и вы­мок­ло платье до нит­ки.

По­том приг­ла­шал на сви­дание снег,
я бе­лую шуб­ку на­дела,
был ужин - весь в бе­лом и бе­лый ноч­лег,
озяб­шее бе­лое те­ло.
Я пом­ни­ла дождь, я взя­ла теп­лый плед,
при­жалась спи­ной к ба­тарее,
а снег зас­ме­ял­ся: "Мне ты­сячи лет,
те­бя я со­бою сог­рею".
Прос­ну­лась. Рас­та­ял бес­след­но, как сон,
как буд­то и не был на све­те.

И тут по­явил­ся ре­шитель­но он -
по­пут­ный по­рывис­тый ве­тер.
Я пом­ни­ла дождь и рас­та­яв­ший снег,
сму­щалась, мне бы­ло не­лов­ко,
но ве­тер ска­зал: "Что ж я, не че­ловек?", -
на мне раз­ры­вая вет­ровку.

Оч­ну­лась на­ут­ро, был вре­мен­ный штиль,
он гла­дил мне во­лосы неж­но.
Сго­рая, ды­мил­ся бу­маж­ный фи­тиль,
я пла­вала в мо­ре без­бреж­ном.

Мне крылья свои обе­щало от­дать
пу­шис­тое об­ла­ко-пти­ца.
"Не бой­ся, я бу­ду те­бя ох­ра­нять", -
ска­зало, блес­нув на рес­ни­це.
Я пом­ни­ла дождь, шкваль­ный ве­тер и снег,
ту­ман и за­мёр­зшие лу­жи.

По­том лис­то­пад по­селил­ся "на­век",
но он ока­зал­ся не­нужен.
Пь­янея, бро­дили по скве­рам ноч­ным,
он ски­нул на­ряд в рит­ме валь­са,
я выр­ва­лась и уле­тела, как дым,
ког­да он ска­зал: "Раз­де­вай­ся".

Те­перь я дру­гая, мой выб­ро­шен зонт,
бо­сая, бе­гу я по лу­жам,
не ку­та­юсь в плед в са­мый зим­ний се­зон...
Но сты­нет се­год­няшний ужин,
вет­ровка ва­ля­ет­ся на чер­да­ке,
нет вет­ра при лёт­ной по­годе.
А об­ла­ко... Об­ла­ко - снег на ру­ке,
рас­та­ет и сно­ва при­ходит.

МУЖЧИНА ИЗ КОНДИТЕРСКОЙ

Она с ним поз­на­коми­лась в кон­ди­тер­ской,
Заш­ла пог­реть­ся, до кос­тей прод­рогшая.
В Мос­кве шёл дождь хо­лод­ный, мел­кий, Пи­тер­ский,
Ви­село не­бо, как ас­фальт, про­мок­шее.

Она спро­сила: "Вам ва­ренье нра­вит­ся?"
И пос­мотре­ла сни­зу воп­ро­ситель­но.
Он по­вер­нулся и ска­зал: "Кра­сави­ца!
К че­му ва­ренье? Вы об­во­рожи­тель­ны!"

Слу­чилось это в ок­тябре, двад­ца­того.
Она от­кры­ла дверь сво­ей оби­тели,
Спро­сила: "Кто Вам бли­же: Блок, Ах­ма­това?"
 - Как Вам ска­зать? Да оба - на лю­бите­ля.

Гло­тали чай с го­рячим, све­жим буб­ли­ком
В ее жи­лище с крас­ны­ми ге­раня­ми.
Она в ру­ках вер­те­ла ку­бик Ру­бика,
Он как-то сам соб­рался все­ми гра­нями.

Вос­клик­нул он: "Ка­кая же Вы ду­шеч­ка,
К то­му же, и ум­на, и тер­пе­ливая!"
Она - в от­вет: "От­ку­шай­те ват­ру­шеч­ку.
Се­год­ня, я, как ни­ког­да, счас­тли­вая".

Ка­кой ин­телли­ген­тный, в чём-то родс­твен­ный,
Не то, что Фё­дор с гру­бою ще­тиной -
Там был ро­ман, су­губо про­из­водс­твен­ный,
А этот - глад­ко выб­ри­тый муж­чи­на.

- Я чувс­твую, - ска­зал он, - мы в гар­мо­нии.
Мой сви­тер шер­стя­ной че­го-то ко­лет­ся.

Она ему: "Ну, что за це­ремо­нии?
Я то­же ра­да с Ва­ми поз­на­комить­ся".

Он за­валил ее на рас­кла­душеч­ку.
Она шеп­та­ла сбив­шимся ды­хани­ем:
- Те­перь мы вмес­те бу­дем, прав­да, ду­шеч­ка?
… Он встал, ска­зал: "Спа­сибо за ком­па­нию",

Одел­ся, дверь прик­рыл, ушел по Пи­тер­ской.
А Фе­дору с трех­днев­ною ще­тиною
Она ска­зала: "Я вче­ра в кон­ди­тер­ской
С ин­телли­ген­тным встре­тилась муж­чи­ною,

Не то, что ты - прос­тая де­ревен­щи­на".
Он пос­мотрел в гла­за ее тос­кли­вые:
 - Ты в зер­ка­ло взгля­ни, дур­ная жен­щи­на.
Ну, раз­ве ж ты по­хожа на счас­тли­вую?

И за­валил ее на стол обе­ден­ный,
Ко­лол ли­цо трех­днев­ною ще­тиною.
… Ват­рушка сот­ря­салась, не­до­еде­на,
И буб­лик, чуть над­ку­сан­ный муж­чи­ною.

***

Они, ког­да ру­гались, пе­рехо­дили на "Вы".
Так бы­ло лег­че обо­им.
Она - из дво­рян­ской семьи, с бе­регов Не­вы,
С детс­тва Брод­ско­го чи­тала за­по­ем.
Она зна­ла на­изусть всех клас­си­ков
И мог­ла го­ворить о них бес­ко­неч­но,
А он сти­рал сти­хи свои лас­ти­ком
И по но­вой пи­сал их в книж­ке биб­ли­отеч­ной.

Она кра­сила рес­ни­цы ле­нин­градской тушью
И пи­ла ко­фе с фран­цуз­ским шо­кола­дом,
А он удив­лялся: по­чему с та­ким рав­но­души­ем
Она сколь­зит по не­му не­видя­щим взгля­дом?

Она ве­чера­ми гу­ляла с со­бакой в пар­ке,
А он, как раз, в это вре­мя про­ходил ми­мо
И ви­дел, как она ис­че­зала в ши­рокой ар­ке,
И это бы­ло не­выно­симо.

Он под­ни­мал го­лову, а там, на шес­том эта­же
За­гора­лось ок­но, вто­рое сле­ва.
И слов­но в ки­нош­ном мон­та­же,
По­яв­лялся про­филь его ко­роле­вы.

Он сто­ял под её ок­на­ми,
Меч­тая взле­теть на её этаж шес­той.
Но его оч­ки с тол­сты­ми стёк­ла­ми
Так не­лепы ря­дом с ее кра­сотой.

Он при­думы­вал спо­собы за­гово­рить с ней,
Но так, что­бы на­вер­ня­ка.
Луч­ше, на­вер­ное, ве­чером, при све­те фо­нарей,
И пред­ста­вить, что это свет их ноч­ни­ка.

Он сно­ва пи­сал сти­хи и сти­рал их,
Он ду­мал: а вдруг, ей не пон­ра­вит­ся?
Он ви­дел, как схо­дит улыб­ка с губ ее алых,
Но она и без улыб­ки - кра­сави­ца.

Тот ве­чер был вет­ре­ным и дож­дли­вым,
Те­ни от фо­нарей рас­плы­вались в ту­мане.
Он при­шел к её ар­ке та­ким счас­тли­вым:
Сти­хи, на­писан­ные для неё - в кар­ма­не.

Он по­дой­дет и ска­жет: это для Вас,
И про­тянет ей свою книж­ку.
Она пос­мотрит на не­го ан­фас
И ска­жет: ка­кой же Вы чуд­ный маль­чиш­ка.

По­том всю ночь бу­дет чи­тать его сти­хи,
А на­ут­ро вый­дет из до­ма. Нет, ему не прис­ни­лось,
Он уз­нал ее лёг­кие ду­хи -
Это она спе­ци­аль­но для не­го на­души­лась.

Она возь­мет его за ру­ку и при­ведет к се­бе.
"Это мой муж", - ска­жет она ро­дите­лям,
И ста­нет глав­ной в его судь­бе
Жен­щи­ной и пер­вым зри­телем.

… В тот дож­дли­вый ве­чер, ког­да он сто­ял у ар­ки,
И по тол­стым стёк­лам оч­ков сте­кали кап­ли дож­дя,
Она гу­ляла с со­бакой в про­мок­шем пар­ке,
И вдруг, уже ухо­дя,

По­вер­ну­лась. Его нак­ры­ло го­рячей вол­ной.
(За один ее взгляд - он уже бла­годар­ный).
Она ска­зала: "Я бу­ду Ва­шей же­ной,
Но Ва­ши сти­хи - без­дарны".

ШОКОЛАД

За­пас­тись на не­делю фрук­та­ми с шо­кола­дом,
Выр­вать с кор­нем компь­ютер­но-те­лефон­ный про­вод,
На­писать сти­хи не руч­кой - губ­ной по­мадой
На стек­ле, за ко­торым ночь - для хан­дры не по­вод.

В этом зер­ка­ле в ван­ной, с ко­торым встре­ча­ешь осень,
Ты впол­не еще ни­чего, хоть дав­но не трид­цать,
Ты одеж­ды мо­жешь у са­мого вхо­да сбро­сить,
Ты дав­но не дер­жишь в ру­ке хруп­кую си­ницу.

Пусть ле­та­ет в не­бе она с жу­рав­ля­ми вмес­те,
У те­бя есть крылья и вход на лю­бую сце­ну.
От­ли­чишь ты от прав­ды - ложь, а лю­бовь - от лес­ти
И не сде­ла­ешь, что не хо­чешь. Ты зна­ешь це­ну

И се­бе, и чу­жим сло­вам. Ты уме­ешь слу­шать,
Ты са­ма вы­бира­ешь, ка­кую лю­бить ра­боту.
Ты не бу­дешь вле­зать в чу­жую судь­бу и ду­шу,
Ты за­гадоч­но улы­ба­ясь, смот­ришь с фо­то.

Ты уме­лым дви­жень­ем рес­ниц мо­жешь стать гранд-да­мой.
Ты впол­не до­пус­ка­ешь: муж­чи­на бы­ва­ет сла­бым,
А са­ма не бы­ва­ешь кап­ризной, пус­той, уп­ря­мой
И спо­кой­но ус­ту­пишь всё ду­ракам и ба­бам.

У те­бя есть сын или дочь - это силь­ный ко­зырь,
Ты оце­нишь сло­во прос­тое нег­ромкой пес­ни,
У те­бя не бы­ва­ет пси­хоза и ток­си­коза,
Ты уме­ешь лю­бить муж­чи­ну без вся­ких "ес­ли".

Нет ни прин­цев, ни бе­лых ко­ней - ты про это зна­ешь,
Ты на па­рус смот­ришь толь­ко, как на кар­ти­ну,
И то­го, кто ушел, ты ни сло­вом не прок­ли­на­ешь,
Го­воришь "спа­сибо, что был и та­кой муж­чи­на".

Ты не ждешь ко­роля, и, ко­неч­но, не ждешь ва­лета,
Пусть они ос­та­ют­ся в сказ­ке, прин­цессы - то­же,
Ты не бь­ешь по­суду, ког­да не най­дешь от­ве­та
И уже не бо­ишь­ся ни лет, ни мор­щин на ко­же.

Ты спо­кой­но смот­ришь на свой, да­леко "не­воз­раст",
Что не двад­цать, не двад­цать пять - да­же очень ра­да.
Ты дав­но по­няла, что лю­бить ни­ког­да не поз­дно,
И лю­бовь - в те­бе, а не в том, кто прос­нулся ря­дом.

Так что, мо­жешь съ­есть тон­ны две шо­кола­да,
По­бол­тать о чем-то глу­пом с пус­той под­ружкой
И нак­ра­сить гу­бы алой губ­ной по­мадой,
А по­том впе­чатать ли­цо - при­выч­но - в по­душ­ку.

СКРИ­ПАЧ
Часть пер­вая

Сер­гей Сер­ге­евич Сер­ге­ев
жил на чет­вертом эта­же,
лю­бил пе­вицу Пе­лагею
и по­возить­ся в га­раже.

Вла­дел Сер­ге­ев "Жи­гуля­ми"
вось­ми­деся­тых, цве­та беж.
Зар­пла­ту по­лучал руб­ля­ми
и не стре­мил­ся за ру­беж.

Смот­рел Ма­лахо­ва на Пер­вом,
мог под­кру­тить лю­бой крон­штейн,
но дей­ство­вал ему на нер­вы
со­сед за стен­кой Лев Брун­штейн.

Со­сед весь день иг­рал на скрип­ке,
зву­чал Ви­валь­ди в Веш­ня­ках.
А сам со­сед - нев­зрач­ный, хлип­кий,
в ду­рац­ких вы­пук­лых оч­ках.

Сер­гей Сер­ге­евич Сер­ге­ев
же­лал в то ут­ро мно­го пить.
В ра­ди­оточ­ке Пе­лагея
кри­чала: "Лю­бо, брат­цы, жить".

Вче­ра опять бы­ла суб­бо­та,
Сер­ге­ев с Ва­ней в ба­не был,
у них тра­диция: охо­та,
па­рил­ка, вы­пил, за­кусил.

Ко­роче, был с ут­ра сто­парик,
а в го­лове - де­вятый вал,
да тут еще со­сед-оч­ка­рик
за стен­кой скрип­ке стру­ны рвал.

Сер­гей Сер­ге­евич Сер­ге­ев
на­дел спор­тивные шта­ны,
вклю­чил пог­ромче Пе­лагею,
хо­тя хо­телось ти­шины,

дос­тал за­нач­ку - си­гарет­ку,
гу­дела ту­по го­лова,
по­шел на лес­тнич­ную клет­ку
и поз­во­нил в квар­ти­ру Ль­ва.

"Ну, по­чему я дол­жен слу­шать,
ка­кого, - ду­мал он, - рож­на
смыч­ком сво­им он пи­лит ду­шу?
А мне ду­ша моя нуж­на".

За дверью за­мол­ча­ла скрип­ка,
и зас­кри­пели баш­ма­ки,
со­сед Сер­ге­ева с улыб­кой
от­крыл фа­миль­ные зам­ки.

- Сер­гей Сер­ге­евич, как кста­ти,
уже и зав­тра­кать по­ра.
Прос­ти­те, встре­тил Вас в ха­лате,
иг­раю, ви­дите ль, с ут­ра.

По­бало­вать нев­редно те­ло,
не всё ж пи­ликать за день­гу.
- По­дума­ешь! Боль­шое де­ло!
Я то­же так сыг­рать мо­гу, -

ска­зал Сер­ге­ев Ль­ву Брун­штей­ну.
Тот снял ог­ромные оч­ки.
- Уволь­те, скрип­ка, да с пор­твей­ном, -
у Ль­ва рас­ши­рились зрач­ки, -

вот, я иг­раю на кон­цертах,
от "Аль­берт-хол­ла" до "Крем­ля".
И пуб­ли­ка моя - до­цен­ты,
ар­тисты и учи­теля.

Я со­рок лет жи­ву со скрип­кой,
в мо­ей оби­тели нет дам.
… Про­шу к сто­лу, са­лями с рыб­кой.
А мо­жет, выпь­ем по сто грамм?

Скри­пач на­лил. Сер­ге­ев вы­пил,
са­лями с рыб­кой за­кусил.
- Мне в пя­том клас­се да­ли вым­пел
за то, что лоб­зи­ком пи­лил, -

приз­нался вы­пив­ший Сер­ге­ев, -
и я уве­рен, что смо­гу
иг­рать, как ты, для бо­гате­ев
и то­же за­шибать день­гу.

Скри­пач шеп­нул: "Сия ве­щица
в бой по­ведет хоть це­лый полк.
Иг­рать Вы мо­жете учить­ся,
но вряд ли бу­дет в этом толк".

Сер­ге­ев сно­ва вы­пил. "Спо­рим,
сыг­раю. Я ж не ду­рачок".
От­ве­тил Лев: "Ко­неч­но, сор­ри,
вот - скрип­ка, вот - ее смы­чок.

Же­лаю, друг мой, вдох­но­венья".
Сер­гей взял в ру­ки инс­тру­мент,
взмах­нул смыч­ком…. Все­го мгно­венье -
и вдруг зву­чит ди­вер­тисмент.

Ста­рик Брун­штейн зас­тыл в ис­пу­ге
оч­ки вспо­тели, взмок ку­лон.
- От­ку­да Вам зна­комы фу­ги,
от­ку­да зна­ете ка­нон?

Сер­гей мол­чал, зву­чала скрип­ка
на все боль­шие Веш­ня­ки.
На вил­ке сод­рогну­лась рыб­ка
и выс­коль­зну­ла из ру­ки

вко­нец сду­рев­ше­го Брун­штей­на,
он за мгно­венье по­седел,
на­лил се­бе ста­кан пор­твей­на
и вы­пил зал­пом. И осел.

… Сер­ге­ев спал всю ночь с улыб­кой,
он на­иг­равшись, лёг без сил.
А Лев Брун­штейн, заб­ро­сив скрип­ку,
на кух­не лоб­зи­ком пи­лил.

Часть вто­рая

На­ут­ро бы­ло очень сквер­но
во рту Брун­штей­на-скри­пача,
по­думал Лев, что он, на­вер­но,
вче­ра на­пил­ся сго­ряча.

Он дол­го ду­мал эту ду­му,
душ при­нял, глу­боко взды­хал
и вдруг, средь го­род­ско­го шу­ма,
он зву­ки скрип­ки ус­лы­хал.

Как хищ­ник, бро­шен­ный в воль­ере,
оце­пенел скри­пач Брун­штейн.
(Ста­кан блес­нул на ши­фонь­ере,
и в нем - не вы­питый пор­твейн).

Скри­пач не­воль­но сод­рогнул­ся -
при­пом­нив страш­ное "вче­ра",
как мог, бес­силь­но улыб­нулся
прив­стал с пер­сид­ско­го ков­ра,

вклю­чил пог­ромче те­леви­зор,
там, сре­ди со­тен пе­редач -
при­ём с фа­ян­со­вым сер­ви­зом,
и очень неп­ло­хой скри­пач.

Брун­штейн вгля­дел­ся бли­зору­ко:
- Дол­жно быть, это кол­довс­тво!
О, Бо­же мой, ка­кая му­ка!
Уз­нал со­седа сво­его.

Сер­гей Сер­ге­евич Сер­ге­ев
сыг­рал Ви­валь­ди и всплак­нул,
(быть мо­жет, вспом­нил Пе­лагею)
и зу­бом зо­лотым свер­кнул.

По­том пош­ли боль­шие тит­ры:
Брун­штейн - Нью-Й­орк, "Кар­не­ги-холл",
и ди­рижер­ские пю­пит­ры,
и по­золо­чен­ный че­хол.

Брун­штейн щип­нул се­бя… не боль­но
(ему, бес­спор­но, ну­жен врач)
и зак­ри­чал в эк­ран не­воль­но:
- Я - Лев Брун­штейн, я есть скри­пач,

а этот - пь­янь и про­ходи­мец,
Сер­гей Сер­ге­ев, Веш­ня­ки,
я - все­ми приз­нанный лю­бимец.
В такт нап­ря­гались жел­ва­ки.

Но пе­ресох в его гор­та­ни
ис­тошный крик боль­ной ду­ши.
Кон­церт окон­чен. На эк­ра­не - 
"Спо­кой­ной но­чи, ма­лыши".

Отец ког­да-то, по заг­ривку
лу­пася от­ро­ка, кри­чал:
- Вот, бу­дешь пить, заб­ро­сишь скрип­ку,
съ­едят кош­ма­ры по но­чам.

… В по­ту хо­лод­ном и бре­довом
скри­пач прос­нулся слаб и хвор,
на­дел боль­шой ха­лат мах­ро­вый
и выг­ля­нул в ок­но, во двор.

Там, за ду­бовы­ми вет­вя­ми,
Сер­гей Сер­ге­ев - чист и свеж -
ле­жал се­бе под Жи­гуля­ми
вось­ми­деся­тых, цве­та "беж".

СТРОКИ

К че­му эти строч­ки - риф­мо­ван­ный стук ко­лёс?
Про­зой, ко­неч­но, про­ще. Так в чём под­вох?
Она се­бя ло­вит на том, что прос­той воп­рос,
Слов­но предъ­яв­ленный счёт, зас­та­ёт врас­плох.

Но счёт не при­носят. Ку­да-то про­пал офи­ци­ант.
Из кух­ни с гро­мом по­суды впол­за­ет гарь.
Она же риф­му­ет, один за дру­гим, еще ва­ри­ант,
Эти сло­ва и бук­вы - ее ин­вентарь.

А сни­зу уже под­ни­ма­ют по­жар­ный кран,
Чья-то судь­ба по­вис­ла на во­лос­ке.
Она на­учи­лась ста­вить за­щит­ный эк­ран
Меж­ду со­бой и тем, что ме­ша­ет стро­ке.

Сто­ны по­жар­ных си­рен - тот ещё зву­коряд!
Ру­шат­ся бал­ки, огонь сто­ит на пу­ти.
А строч­ки, прок­ля­тые строч­ки, ей го­ворят:
- Не то­ропись, ты ус­пе­ешь еще уй­ти.

Кри­ки по­жар­ных, уха­ет вниз по­толок.
Вро­де, она бы­ла на вто­ром эта­же.
- Ты за­дер­жи ды­ханье, не стра­шен смог.
Она и не ды­шит, ей не­чем ды­шать уже.

И это не­важ­но - риф­мой сту­чат­ся сло­ва,
И ка­жет­ся: эти уж, точ­но, на­вер­ня­ка,
А то, что бу­мага сго­рела, так есть го­лова.
И тя­нет­ся к ней го­рячей ру­кой стро­ка:

- Ус­пе­ем еще, до­пишешь, тог­да пой­дём,
Мне не впер­вой, я знаю, ку­да ид­ти.
Сте­ны го­рят, уже по­лыха­ет дом,
И ни­чего не вид­но….или поч­ти.

Вро­де, тон­нель. Да нет же. И ра­но ещё.
Она же чи­тала в книж­ках, что это - фиг­ня.
Вот, кто-то ее нак­ры­ва­ет боль­шим пла­щом
И го­ворит: "Не бой­ся, дер­жись за ме­ня".

Стро­ки (им всё рав­но) про­дол­жа­ют тер­зать,
Пе­на и шум во­ды - опять зву­коряд.
Что же в су­хом ос­татке? В клет­ку тет­радь.
Чуть под­па­лилась? Они ж, го­ворят, не го­рят.

Го­лос зву­чит: "Всё рав­но, оп­ла­тите счёт".
Ты ни при чём - это стро­ки тя­нули вниз.
Зна­чит, они те­бя вы­вели. Как нас­чёт
То­го, что они - "прок­ля­тые"? Ты из­ви­нись.

Она из­ви­нилась. Так лег­че взле­та­ет­ся ввысь.
За­то она зна­ет, что строч­ки ее - не в счёт,
И вы­вел не тот, кто шеп­тал: "Не то­ропись",
А тот, кто нак­рыл тя­жёлым сво­им пла­щом.

Те­перь она точ­но зна­ет: лю­бовь - в ру­ке,
Предъ­яв­ленный счёт - не са­мый жес­то­кий урок,
И смысл то­го, что ска­зано - не в стро­ке,
А в том, что обыч­но чи­та­ет­ся меж­ду строк.

В ГОРОДЕ БОСТОНЕ

Ты дош­ла до бли­жай­шей ко­фей­ни в го­роде Бос­то­не
И си­дишь у ок­на, до­пивая вто­рой ка­пучи­но.
А нап­ро­тив - отель, где по­мятые теп­лые прос­ты­ни
И у вхо­да - дев­чонка и очень со­лид­ный муж­чи­на.

Ве­тер ме­чет­ся ра­неной пти­цей по узень­кой ули­це.
Не­бо се­рое, слов­но сей­час оп­ро­кинет­ся
И проль­ет­ся дож­дем. А они, рас­ста­ва­ясь, це­лу­ют­ся,
По­кидая друг дру­га и но­мер у­ют­ной гос­ти­ницы.

Он - в так­си, а она, прик­ры­ва­ясь чуть под­ня­тым во­ротом,
Пе­ре­ул­ка­ми спя­щими вый­дет к ав­то­бус­ной стан­ции
И по­едет ту­да, где кас­трю­ли и тем­ная ком­на­та -
Све­та нет - не оп­ла­чен. Бу­маж­кою смя­той - кви­тан­ция.

У нее - ни­чего. Толь­ко чис­тое ста­рое плать­ице,
Он не зна­ет, что в до­ме ее нет да­же прос­ты­ни.
Ну, и что, что встре­ча­ют­ся в ти­хом оте­ле по пят­ни­цам?
Так ведь он здесь про­ез­дом, в ее за­меча­тель­ном Бос­то­не.

Ты си­дишь, вы­пив ко­фе, нап­ро­тив - чу­жая гос­ти­ница.
Ты в теп­ле, твое те­ло - в кра­сивом и лег­ком пу­лове­ре.
А она до­жива­ет до пят­ни­цы - встре­чи с гос­тинца­ми.
Он про­ез­дом и в жиз­ни ее, и в гос­ти­нич­ном но­мере.

ВЕЗУЧАЯ

Я па­дала, как не­бо в су­мер­ки,
Ме­ня сши­вали из кус­ков.
Хва­тало бо­ли и изю­мин­ки,
И, ес­ли на­до, ку­лаков.

Я раз­би­вала лоб с ко­леня­ми,
Лю­бовь те­ряла, жгла мос­ты,
Пол­зла бе­тон­ны­ми сту­пеня­ми
И вниз ле­тела с вы­соты.

Ме­ня под­хва­тыва­ло, пё­рыш­ко,
И в оке­ан нес­ло вол­ной.
Бы­ла я ни­щей, слов­но Зо­луш­ка,
И принц мне из­ме­нял с дру­гой.

Бро­сали мне ка­наты по­мощи,
Ме­ня бро­сало в смех и дрожь,
Ме­ня бро­сали тем­ной пол­ночью
И к гор­лу прис­тавля­ли нож.

Мне столь­ко раз сло­ва а­ука­лись,
И каж­дый стра­шен был уход.
А ба­бы за спи­ной шу­шука­лись:
- Вот су­ка, как же ей ве­зёт.

ВОТ, ТОГДА ЗАЖИВЁМ

Ско­ро вес­на. Вот, тог­да за­живём -
Ку­пим ко­рову, по­садим кар­тошку,
Но­вым брев­ном по­доп­рём ста­рый дом,
Ва­ен­ги пес­ню спо­ём под гар­мошку.

Бу­дем к со­седям хо­дить на бли­ны,
Цер­кву дос­тро­им и ски­нем ту­лупы,
Нам - са­поги да прос­тые шта­ны,
Что еще на­до нам? Хле­ба да су­па.
Ле­то при­дёт. Вот, тог­да за­живём,
Яго­ды - из ле­су, по­ле ро­машек,
Свёк­лу по­садим, мор­кву в чер­но­зём,
Бу­дем на­лив­ку гло­тать из рю­машек,

Тех, что при­вёз в де­вянос­том сы­нок,
Боль­но он за­нят, но час­то зво­нит нам,
Как-то по­дарок прис­лал нам - бре­лок,
Он там на­чаль­ни­ком, в бан­ке кре­дит­ном.

Осень при­ходит - го­товь­ся к зи­ме,
Бан­ки с гри­бами, со­ленья в под­ва­ле.
И ни­чего, что до­роги - в гов­не,
Де­ды, вон, жиз­ни за нас от­да­вали.

Всё у нас есть, мы еще на пла­ву,
Вон, как кра­сивы за­каты на реч­ке!
До­мик про­топим и ско­сим тра­ву
И за­пасём­ся дро­вами для печ­ки.

Ско­ро зи­ма. На­до бань­ку то­пить
И под­ла­тать ма­лость буд­ку со­бачью.
К Но­вому го­ду - гир­лянду ку­пить,
Ви­дели как-то в од­ной пе­реда­че.

Пусть го­ворят: та­ковы вре­мена,
Му­хи ле­та­ют у нас, не ра­кеты.
Так и жи­вем. Нам зи­ма, как вой­на,
Вот, по­бедим и всег­да бу­дет ле­то.

Вы­дер­жать зи­му бы эту вдво­ём,
Как-то про­кор­мимся хле­бом с кар­тошкой.
Ско­ро вес­на. Вот, тог­да за­живем.
Ва­ен­ги пес­ню спо­ём под гар­мошку.

ЯГОДКА

Двад­цать вто­рой ап­рель,
Быс­трый, как элек­трич­ка.
Он рас­пахнул пос­тель:
- Ря­дом ло­жись, пе­вич­ка.

Ду­мала, что ро­ман -
Сце­на, цве­ты, гас­тро­ли.
Душ­ный ва­гон, ста­кан,
Дыр­ки в паль­то от мо­ли.

Двад­цать де­вятый май -
Рам­ка от вер­ни­сажа.
Ан­нушка и трам­вай
Ей ни о чём не ска­жут.

Слы­шала: где-то там
Рай­де­ры, го­нора­ры.
Здесь же, по всем фрон­там -
Во­доч­ным пе­рега­ром.

Трид­цать вто­рой ян­варь -
Зер­ка­ло врёт без­божно.
Ули­ца. Ночь. Фо­нарь
Стан­ции при­дорож­ной.

Ве­рила, что при­дет
Силь­ный, ее мас­шта­ба.
Был не­удач­ным год -
Боль. Пе­редоз. Ре­хабы.

Трид­цать вось­мой и­юнь.
Сво­лочь, как все муж­чи­ны.
- Слу­шай, под­ру­га, плюнь,
Нам не нуж­ны мор­щи­ны.

- Го­лову не мо­рочь,
Ста­ну еще ши­кар­ной.
Сы­на ро­жу и дочь,
И рас­счи­та­юсь с кар­мой.

Ав­густ. Ей со­рок пять.
За­муж ник­то не про­сит.
Не зо­лотит­ся прядь,
А се­реб­рится про­седь.

Хит под фа­неру спет,
Выц­ве­ла по­золо­та.
И на по­дош­ве - след
Ягод­ки... из ком­по­та.

ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!

ВЫШ­ЛИ НО­ВЫЕ КНИ­ГИ ВА­ЛЕРИИ КО­РЕН­НОЙ, КО­ТОРЫЕ МОЖ­НО ПРИ­ОБ­РЕСТИ ПО УКА­ЗАН­НЫМ ГИ­ПЕР­ССЫЛ­КАМ:

Ро­ман "Зав­тра бы­ла лю­бовь" - https://www.amazon.com/Zavtra-lubov-Russian-Valeriya-Korennaya/dp/1517107830/ref=sr_1_1?ie=UTF8&qid=1472839906&sr=8-1&keywords=valeriya+korennaya

Сбор­ник сти­хов "Крылья с чер­да­ка",

ВАЛЕРИЯ КОРЕННАЯ В ТЕЛЕПРОГРАММЕ "В НЬЮ-ЙОРКЕ С ВИКТОРОМ ТОПАЛЛЕРОМ"

___________________________
На фо­то: Ва­лерия Ко­рен­ная.