Гении и демоны русского театра

Роман писателя, журналиста, театрального критика Артура Соломонова "Театральная история" - книга из категории "must read". Роман вышел в 2013 году, более месяца держался в десятке бестселлеров русской современной прозы, номинировался на престижные литературные премии, получил положительные отзывы от Лии Ахиджаковой, Людмилы Улицкой, Александра Ширвиндта, Алексея Девотченко, Кирилла Серебренникова, Валерия Фокина. Летом 2015 года в Москве с большим успехом прошла премьера спектакля по роману "Театральная история". Презентации романа состоялись в целом ряде городов, в том числе, в Нью-Йорке на Бродвее. 

  "Театральная история" Артура Соломонова - красивая, элегантная и притом острозлободневная книга. Это зеркало сегодняшней российской жизни, в которое не всегда приятно смотреть.

   Я бы охарактеризовала роман как модернистский. Его действие развивается сразу в нескольких содержа  тельных планах, включая метафизический.

   Вначале перед нами открывается, обещанный уже в названии, мир театра: его сознательное, творческое, где театр предстает лабораторией, в которой искусство - способ познания мира и самого себя. Но также очевидно его личное и коллективное бессознательное: психологическое рабство, клаустрофобия внутри темных театральных коридоров.

   Другой срез - это круг людей "золотого батона", жаждущих власти и идущих к ней, на первый взгляд, нетривиальным способом. Помните песенку пиратов из замечательного фильма "Айболит 66": "Ходы кривые роет подземный умный крот. Нормальные герои всегда идут в обход"? "Нормальные герои" - олигарх Ипполит Карлович и отец Никодим - протоиерей, настоятель московского храма, пытаются использовать театр, чтобы расширить сферу своего влияния и насытить страсть к власти. Мечта отца Никодима о первом в мире православном театре, благодаря деньгам и связям олигарха, вот-вот готова воплотиться в реальность.       

   Важную роль в романе играет любовный сюжет. Александр - некогда актер-неудачник, в одночасье выбравшийся из актерского небытия, получив роль Джульетты в постановке известного режиссера, встречает Наташу - актрису в меру талантливую, но не в меру красивую и амбициозную. Это история, в которой любовная лодка готова разбиться не о быт, а о тщеславие влюбленных. "Мы разрываем свои души из-за миражей", - роняет Александр, когда оказывается, что честолюбие и карьеризм представителей так называемой творческой среды сказывается самым разрушительным образом на всех сторонах жизни героев.       

  В романе есть своя метафизика: как и в жизнь, в повествование время от времени нежданно-негаданной синкопой врываются иррациональные, мистические аллюзии. Не буду бежать впереди поезда и портить читателю подробным пересказом сюжета удовольствие от встречи с книгой. Лишь добавлю, что визионерские, алогичные всполохи сверхъестественного, пробивающиеся сквозь сюжетные канву, нелинейный нарратив - характерная черта модернистского высказывания. Автор прибегает к столь сложной форме изложения тогда, когда без обогащения содержания темами рока, фатума, свидетельствами неизъяснимого не обойтись, когда рацио уже не в силах компетентно отразить таинства человеческой природы. Замечательно при этом, что Артуру Соломонову удается сбалансировать сложность содержания легким, ироничным стилем повествования, захватывающей фабулой, то есть тем, чего так не хватает именно современному читателю в модернистских романах.

   Текст насыщен метафорами. Одна из наиболее наглядных - мужчина, играющий женскую роль. Это метафора трансформации роли мужчины в современном обществе, его всё большей страсти к подчинению, к отказу от роли ведущего и добровольному выбору роли ведомого. Невыносимая женственность бытия. Кроме того, это метафора актера как такового.

   Вообще, культура травести - мощнейшее и интереснейшее направление, находящееся у самых истоков театра. В античном театре актерами были исключительно мужчины; разумеется, они исполняли и женские роли. В пьесах Шекспира их поначалу также играли лишь юноши. 

  Французский философ Ален Бадью в одной из своих работ пишет, что театр - это искусство становления женственным: невозможно быть в театре не становясь женщиной, потому что театр - искусство блуждания, где вся острота в неопределенности.

  Навязчивые страх и трепет Александра, репетирующего Джульетту, наводят на размышления о том, кто сегодня герой нашего времени, кто узнаваемым лейтмотивом переходит из одной пьесы в другую, с экрана на страницы очередного бестселлера. Скажем, в 70-ые - 80-ые годы прошлого века таким героем был человек мыслящий, рефлексирующий. Ныне мыслящий мужчина, как сверхсущество, ушел в прошлое - вот почему, истерзанный сомнениями, мечущейся Александр вполне себе прообраз героя нашего времени, у которого недостает в первую очередь героизма.

  Театр в романе - метафора российского общественного устройства.

  В последнее время становится всё труднее отделить реальность от художественной вымысла. Мы живем внутри театра, театра абсурда. Всё чаще после очередной порции новостей припоминаешь бравурный хор обитателей дурдома из оперы Александра Градского "Мастер и Маргарита", распевающий: "Весь мир - дурдом, и все мы пациенты"…

  В "Театральной истории" прототип тех, кто превращают общественную жизнь в дурдом, привносят раздор и абсурд, почище кафкианского - это, прежде всего, карьерист - отец Никодим, с его маниакальным желанием установить абсолютный идеологический контроль над театральным дискурсом.

  Персонаж олицетворяет собой опасность идеологического контроля над культурой и искусством - этого дамоклова меча, готового лишить художника свободы слова и действия, положить его на лопатки, как это было во времена СССР. Поэт и музыкант Борис Гребенщиков рассказывает о тех годах так: "В СССР культура определялась рамками черепа тех людей, которые ею заправляли, а они, как правило, были не такими широкими, и нам приходилось жить в ужасающе скучном мире".

  Микс пропаганды и миссионерства грозит быть чудовищно унылым, почти советским искусством. Именно таким: "ужасающе скучным", предсказуемым, ограниченным бесчисленными идеологическими рамками может стать театр под пятой отца Никодима и иже с ним. К несчастью, священник не осознает, что как только церковь начнет проповедовать посредством театра и современного искусства, тотчас все эти три институции станут профанировать сами себя.

 Вообще, искать в искусстве проповедь - значит не понимать самой сути искусства, смысла литературы, находящихся в совершенно другой области жизнетворчества, в иной сфере жизни, нежели религиозная этика. Призвание и основная ценность искусства и литературы в способности возвысить разум человека до постановки перед самим собой главных вопросов бытия, до умения сделать самостоятельный, свободный выбор между добром и злом.       

  ...И в такой страшно напряженной обстановке, словно между молотом и наковальней, когда полная финансовая зависимость от спонсорских денег Ипполита Карловича грозит сковать по рукам и ногам, а на шее, того и гляди, затянется идеологическая удавка, накинутая отцом Никодимом, жаждущим пригрести к рукам лучший в стране театр, пытается творить гениальный харизматик - театральный режиссер Сильвестр Андреев. Гонимый художник - еще одна тревожная реалия современной действительности.

  Противостояние олигарха, священника и продажного критика Иосифа Флавина режиссеру Андрееву - это также и онтологический конфликт между рациональным, рачительно потребительским, "серьёзным" отношением к миру и игровым, отчасти иррациональным, но более гуманным. Олигархам и всякого рода конъюнктурщикам не понять, что современный театр - искусство тотально нонконформистское, карнавальное, радостное. Ему органически претит плакатная рисовка, учительствование с намеком на рецепт оздоровления, пафосный серьёз. Сильвестру Андрееву никогда не будет по пути с финансовыми воротилами, представителями культа и карьеристами. Всех их он будет всегда напутствовать словами захаровского барона Мюнхгаузена: " Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица... Улыбайтесь, господа... Улыбайтесь..."

   …Артур Соломонов писал книгу до истории с Pussy Riot, то есть когда ситуация конфликта РПЦ с гражданским обществом и креативным классом еще не достигла апогея. Тем не менее, судя по тому, что актуальность написанного возрастает с каждым днем, попал в самое яблочко. Картина, разворачивающаяся за страницами романа, под стать кисти Босха: погромы художественных выставок, дикие выходки, так называемых "православных активистов" у дверей театра, разрушение объектов культуры, идеи введения православного дресс-кода, запрещения спектаклей, целого ряда книг, которые, якобы, оскорбляют чувства верующих.  Под впечатлением от этого бестиария невежд всех мастей сам собой всплывает в памяти фрагмент повести Виктора Пелевина "Македонская критика французской мысли", где он иронизирует над французскими философами. Он пишет, что те похожи на шайку цыган, которые "с гиканьем и свистом угоняют в лес последние остатки простоты и здравого смысла". На мой взгляд, деятельность некоторых представителей церкви это реплика немало характеризует. Когда некоторые из них стремятся внушить нам, что читать, что слушать, на что смотреть, во что одеваться, при этом сами имеют массу проблем внутри собственной организации - кроме отвращения такое натужное мессианство ничего не вызывает. Когда вас учит нравственности схимник в аскезе - это одно, а когда - батюшка с часами Ролекс на руке, разъезжающий на Гелендвагене - это, согласитесь, нечто противоположное.

   Да, проблема не нова: не случайно главным отрицательным персонажем русского фольклора был поп - жадина, пьяница, мздоимец, не выполняющий своих обязанностей. А ведь всё могло быть иначе и даже еще может быть… Только это "иначе" начинается с умения посмотреть на себя со стороны. Лучшим зеркалом для этих целей всегда были литература и искусство. Именно оно дает понимание того, что если ты претендуешь на служение, то обязан признать право людей быть самими собой и дать свободу человеку самостоятельно ориентироваться в мире. Ведь учение церкви - о Боге, а не о театре, не о моде и не о политике. Дело священника - совершение таинств, а не разъяснение того, как следует понимать спектакль. Церковь, конечно, может высказывать свое мнение о вопросах светской жизни, но учитывая при этом пределы своей компетентности.

 Такое взаимопонимание между светским и религиозным сообществами не только возможно, но и жизненно необходимо, если мы хотим сохранить нашу цивилизацию. Надежда на то, что мы всё-таки воспользуемся последним шансом и сможем прийти к спасительному согласию, сквозит в финале романа через морального перерождение отца Никодима. Как человек с убеждениями (в отличие от пресыщенного циника Ипполита Карловича), он не сможет пойти в погоне за властью до конца. 

  Свет в конце тоннеля проливается из удивительного персонажа - господина Ганеля. Это маленький человек. Но он мал только ростом (Ганель - карлик), но велик духом. Он нефальшивый, а настоящий герой, который не нянчится бесконечно, как большинство из нас, со своим несчастным мелким эго. Это человек служения, но не культу и собственным амбициям, а людям, которых он искренне любит и уважает, и театру, в котором видит не инструмент воздействия на умы, а великую красоту, рожденную талантом и упорством. На тех, кого он любит, он тратит всего себя без остатка, не выгадывая и не рассчитывая на отдачу. Своей жизнью он свидетельствует: не стоит искать врага, на которого удобно свалить все беды. Главный враг себе - ты сам, и если ты не способен управлять собой - это твоя проблема номер один, ведь только ты ответственен за свою судьбу.

   Подытоживая, скажу, что роман Артура Соломонова "Театральная история", на мой взгляд, прежде всего об искусстве быть человеком, и о том, что если нет возможности сделать выбор прагматический, нужно делать выбор нравственный.    

_____________________
На фото: Артур Соломонов.

ОТ РЕДАКЦИИ: российский писатель, журналист и театральный критик Артур Соломонов любезно принял приглашение стать Гостем номера нашего журнала. Следите за "Кругозором"!