Он пронизал любовь любовью

…И вот ког­да я на­писа­ла все, что ни­же, мне яс­но вы­рисо­вал­ся Его жи­вой об­раз: Он ска­зал - и сло­ва ог­лу­шили. Ра­зор­ва­лась бом­ба.

Так бы­ло всег­да. А по­том нас­ту­пала ти­шина, и Он, взгля­нув ве­село так, гла­зами-то­чеч­ка­ми, как под­мигнув, вдруг на­ливал­ся серь­ез­ностью, ве­сом и уп­лы­вал от нас да­леко-да­леко, за на­ши го­ловы, за вы­сокие две­ри, мощ­но и мед­ленно, ку­да-то, Он один знал ку­да…

Пять лет на­зад, имен­но в день рож­де­ния Вы­соц­ко­го, а вер­нее в день 75-ле­тия со дня его рож­де­ния, не ста­ло Ви­талия П.

Не хо­чу по­лос­кать его фа­милию, его ро­дину и стра­ну, семью и под­робнос­ти судь­бы. Его мно­гие хо­рошо зна­ют.

Он труд­но жил.

Лю­бил. Не знаю, был ли счас­тлив, мне до­велось знать его, ког­да он уже бо­лел, все же он поч­ти на по­коле­ние стар­ше. Но знаю от его дам, воз­люблен­ных, жен - он ЛЮ­БИЛ! Лю­бил прек­расных по­этесс, та­лан­тли­вей­ших, - это из­вес­тные име­на в по­эзии. Они лю­били его.

Раз­дра­жал­ся, ес­ли о че­лове­ке пи­сали для га­лоч­ки: доб­рый, ум­ный, от­ветс­твен­ный, сме­лый и так да­лее по эпи­тетам, как по ше­лухе. Го­ворил: ты рас­ска­жи о нем де­тали, по­кажи в си­ту­ации, - и чи­татель сам пой­мет, что он ум­ный, сме­лый и т. д. Пло­хих рас­ска­зов и очер­ков не тер­пел. Пус­тые стан­дар­тные сло­ва, поз­драв­ле­ния и док­ла­ды при­води­ли его в сос­то­яние упад­ка, пе­чали­ли, как буд­то на час­ти рва­ли не га­зет­ные по­лосы, ку­да эта дре­бедень шла, а его собс­твен­ную ду­шу. Он ви­дел в та­ких ре­чах и тек­стах не пус­то­порож­ность да­же, нет, - а что го­раз­до важ­нее и грус­тнее для не­го, он ви­дел в них глу­бочай­шее ли­цеме­рие, бо­го­от­ступ­ни­чес­тво да­же. За­пол­нять дре­без­жа­ни­ем прос­транс­тво - он не мог это­го поз­во­лить!

Без не­го ре­шали, и во вре­мена со­вет­ской прес­сы, и в го­ды прес­сы не­зави­симой. Он убе­гал из ка­бине­та, он го­тов был вска­кивать и ухо­дить с пла­нерок, зас­лы­шав, что то-то на­до и то-то по­ложе­но, - он сжи­мал ку­лаки… Не­уме­лые, не­точ­ные сло­ва его ра­нили, как зве­ря нож…

Он был од­ним из луч­ших сту­ден­тов мос­ков­ско­го Ли­тера­тур­но­го ин­сти­тута им. Горь­ко­го. Он не пос­лу­шал­ся рек­то­ра и ру­ково­дите­ля се­мина­ра ли­тера­тур­но­го мас­терс­тва, - и не под­пи­сал пи­суль­ку, осуж­да­ющую Праж­скую вес­ну. Он, на­обо­рот, вся­чес­ки ее при­ветс­тво­вал и вос­пел в сво­их сти­хот­ворных и пуб­ли­цис­ти­чес­ких ра­ботах име­на, с ней свя­зан­ные.

Ког­да в де­каб­ре 2008-го, на 75-ле­тии Ли­тин­сти­тута, мы встре­тились со Свет­ла­ной Мол­ча­новой, пре­пода­вате­лем ка­фед­ры рус­ской клас­си­чес­кой ли­тера­туры и сла­вис­ти­ки, она да­же прос­ветле­ла, го­воря о Ви­талии П.: ред­кий был сту­дент!

Впро­чем, дос­та­точ­но ска­зать, что он был сту­ден­том Ли­тин­сти­тута.

Зна­чит, без­на­деж­но за­ражен­ным и за­ряжен­ным.

Об­ра­зами, смыс­ла­ми, му­чени­ями в по­ис­ке точ­но­го сло­ва, точ­ной крас­ки для при­дания кар­ти­не со­вер­шенс­тва.

Круг­ло­суточ­но скло­нен­ным над сто­лом или ша­га­ющим по ули­цам в ду­мах. Рву­щим ку­да-то сто­пы…

Не ус­пе­ва­ющим на­чать жить. Ка­тас­тро­фичес­ки не ус­пе­ва­ющим. В том са­мом из­вес­тном зна­чении этих слов: про­думать и прос­чи­тать, ста­били­зиро­вать­ся и все пра­виль­но ус­тро­ить, по­думать о на­сущ­ном - день­гах и карь­ере…

Нет-нет, моз­гов хва­тало, и жиз­ненных наб­лю­дений хва­тало, что­бы ска­зать се­бе: по­ра ос­те­пенять­ся, по­ра ку­пить ма­шину, же­не шу­бу, обес­пе­чить де­тей, обус­тро­ить дом и се­бе мес­течко пох­лебнее при­ис­кать, за­жить по-че­лове­чес­ки. При этом де­лал для семьи и близ­ких, даль­них мыс­ли­мое и не­мыс­ли­мое, что бы­ло в его си­лах. Справ­лялся и по бы­ту, не пе­рек­ла­дывал его ни на чьи пле­чи - в пре­делах тех ми­ниму­мов, вый­ти за ко­торые, раз­дать­ся и раз­жить­ся у не­го не по­луча­лось и ни­ког­да не по­лучи­лось бы, с этим ми­ро­ус­трой­ством и его собс­твен­ны­ми свер­хза­дача­ми, врож­денны­ми, встро­ен­ны­ми в не­го как зак­лятье…

Моз­гов хва­тало на все - не хва­тало вре­мени, его дни и го­ды бы­ли соч­те­ны из­на­чаль­но. От­че­го в нём не хва­тало мес­та мыс­лям обы­ден­ным, - сер­дце, го­лова все дни и все го­ды бы­ли ох­ва­чены жа­ром дру­гого по­ряд­ка.

Пой­мать об­раз и ух­ва­тить за хвост смысл, от­то­чить фра­зу и приз­вать не­до­ум­ков к от­ве­ту, по­мочь заб­лудше­му и нас­та­вить его на путь ис­тинный, вы­нуть из про­руби по­гиба­юще­го, бук­валь­но и не­бук­валь­но, - вот что бу­яло в нем все эти мно­го де­сят­ков лет.

Его наз­ва­ла глав­ным сво­им учи­телем по­этес­са Оль­га А., пи­шущая на фи­лософ­ско-ре­лиги­оз­ные те­мы.

Ко­неч­но, об­щать­ся с та­ким, как он, бы­ло не­лепо - лю­дям ра­ци­ональ­ным и пра­виль­ным. При том, что он под­го­товил не­кото­рых к ус­пешным из­би­ратель­ным кам­па­ни­ям, да-да. Но его по­мощь, его уси­лие и тут бы­ли ир­ре­аль­ны, - его ре­пети­ции в ка­бине­те про­мыш­ленно­го от­де­ла га­зеты, в ко­торой он ра­ботал за­вот­де­лом, прев­ра­щались в со­вер­шенно об­валь­ные ре­пети­ции-про­гоны, до упо­тения, до кри­ка, до ра­жа, как ре­пети­ции чуть ли не премь­ер­но­го спек­такля в Те­ат­ре на Та­ган­ке в се­реди­не 80-х, что мне пос­час­тли­вилось ли­цез­реть…

- Хо­чу на­чать жить, мне не нра­вит­ся, что все у ме­ня хо­рошо, во всем ве­зет и нет проб­лем, - ска­зала ему я как-то, сем­надца­тилет­няя сту­ден­тка мос­ков­ско­го ву­за, по­пав к не­му под на­чало во вре­мя пер­вых сту­ден­ческих ка­никул, по сво­ему же­ланию пос­вя­тив ле­то про­бам пе­ра в га­зете (пер­вый вуз мой был тех­ни­чес­ким, и это уси­лива­ло го­лод по ли­тера­тур­но­му твор­чес­тву не­имо­вер­но: че­ловек ес­ли сво­боден, то всег­да па­радок­са­лен, и от доб­ра ищет доб­ра).

- Ку­да?!

- Бро­шу этот ин­сти­тут, толь­ко Ли­тера­тур­ный мне ин­те­ресен.

- Не сметь!

- Я как в ак­ва­ри­уме в этом мод­ном теп­лом ву­зе…

- Чтоб я не слы­шал. Уз­на­ешь еще жизнь. Да так уз­на­ешь, что на му­сор­ке се­бя най­дешь… Не смей по­кидать теп­лые мес­та! Да­же ес­ли на­до­ело и тя­нет уз­нать что-то еще…

Вуз я не по­кину­ла, окон­чи­ла его с крас­ным дип­ло­мом, но по­том пос­ту­пала с точ­ностью до на­обо­рот, как дво­еч­ни­ца, ухо­дя, об­новля­ясь, про­буя си­лы и не жа­лея, что по­рой све­тила и му­сор­ка, все-все, как в точ­ности пред­ре­кал Ви­талий П.

Он ус­пел. От­лю­бить, от­то­чить не­наг­лядные сло­ва и фра­зы, на­учить.

Пад­ших и, как пра­вило, при этом ге­ни­аль­ных, спа­сал, бро­сив все, се­бя за­быв, за­быв вре­мя.

Он ус­пел на­писать свои очер­ки.

Он на­писал сти­хи.

Он был в ме­ру оба­яте­лен. В ме­ру, пов­то­ряю. Во внеш­ности дол­жна быть ме­ра, я это усек­ла с детс­тва. Нас­то­ящая судь­ба не тер­пит слад­ких, сла­щавых и са­мов­люблен­ных, - о них труд­но пи­сать, их труд­но дер­жать в Му­зах, им труд­но хра­нить вер­ность. Это как власть и вла­дение ми­ром - с властью дру­жить и як­шать­ся труд­но, раз­ве что по за­конам эк­зо­тики и ко­рот­ко­го кон­такта, и единс­твен­ное ус­ло­вие пло­дот­ворно­го об­ще­ния с властью, без вза­имок­ри­тики и вза­имо­матю­ков, - это де­ло на рав­ных, и что­бы влас­тный пред­ста­витель дос­той­ный и на сво­ем мес­те.

Он был со сле­дами стра­дания и бо­ли на ли­це в бо­лее зре­лые го­ды.

"Го­ворят, что тя­гою к про­пас­ти из­ме­ря­ют уро­вень гор", - это и о нем то­же.

Но он соз­дал силь­ней­шее в го­роде ли­тобъ­еди­нение, он про­низал лю­бовь лю­бовью. Он на­учил тех, кто соп­ри­касал­ся с ним, не ки­чить­ся сво­ей осо­бостью, сто­лич­ностью, бо­го­из­бран­ностью, он зап­ре­щал ви­тий­ство­вать, пус­тосло­вить, - вмес­то все­го это­го он зас­тавлял, по­буж­дал, зак­ли­нал НА СА­МОМ ДЕ­ЛЕ БЫТЬ. Как мог со­дей­ство­вал вы­ходу книг дру­зей и тех, ко­го оце­нил.

Од­на­ко все, что толь­ко мо­жет быть слож­ным и не­выно­симым в жиз­ни че­лове­чес­кой, прош­ло че­рез его собс­твен­ную судь­бу.

В пос­ледние го­ды жил осо­бен­но труд­но. Не­имо­вер­но наз­вать уро­вень ко­пе­ек, ко­торый при­падал на каж­до­го чле­на его семьи. Он соп­ро­тив­лялся бед­ности и бо­лез­ням как мог. Он хра­нил мар­ку и дос­то­инс­тво на­шего ли­тин­сти­тут­ско­го братс­тва: ло­вить, от­та­чивать и усо­вер­шенс­тво­вать об­ра­зы и смыс­лы, ра­ботать над со­бой и ра­ботать над ми­ром, и ни­чего у это­го ми­ра, еще боль­но­го, еще чах­ло­го и ужас­но не­совер­шенно­го, не про­сить. И уж тем бо­лее не про­сить ни зва­ний, ни де­нег, ни при­виле­гий…

Он, пи­сав­ший, как ред­ко кто пи­шет, - плаш­мя все ду­мы и всю ра­дость на бу­магу, вла­дея сло­вом и имея ли­тера­тур­ный вкус как ма­ло кто, - он и не по­мыш­лял пред­ла­гать се­бя в Со­юз пи­сате­лей. Он и не по­мыс­лил из­дать се­бя от­дель­ны­ми сбор­ни­ками, а столь­ко на­копи­лось, на то­ма… Все от­да­вал в жур­на­лы, га­зеты за здо­рово жи­вешь, лишь бы быс­трее чи­талось, лишь бы быс­трее вы­вер­нуть се­бя на­из­нанку и ис­по­ведать­ся… Рва­лась ду­ша.

Ког­да ему бы­ло сов­сем нев­мо­готу, ког­да он пе­рес­тал справ­лять­ся с ми­ром и этой жизнью, он на­девал свой иде­аль­ный смо­кинг, в эти пос­ледние го­ды, и по­сещал ре­дак­ции, в ко­торых был же­ланен и ува­жа­ем. Пил чай, на­путс­тво­вал - и опять ис­че­зал на пол­го­да. И толь­ко тек­сты, толь­ко тек­сты ос­та­вались связ­кой, со­ломи­ной, зо­вом… От опе­рации он от­ка­зал­ся, пос­теснял­ся вов­ре­мя поп­ро­сить де­нег у дру­зей, друзья уз­на­ли поз­дно. Но окон­ча­тель­но ско­сила не бо­лезнь, а ин­фаркт - не пер­вый по сче­ту, пре­дыду­щие пе­ренес на но­гах. К вра­чам он, по-мо­ему, не хо­дил сов­сем. Жизнь грыз­ла, грыз­ла и до­кона­ла - без вы­пивок и воз­ли­яний.

Ос­та­лась же­на На­день­ка. Кра­сави­ца доч­ка гим­на­зис­тка Ка­тя, сы­новья… Тог­да, пять лет на­зад 26-го, в день ску­пой и снеж­ный, в ме­ру хо­лод­ный и не­рас­трес­канный, ти­хий, мы, в об­нимку с ти­тана­ми, ис­тинны­ми мэт­ра­ми жур­на­лис­ти­ки, спа­яв­шись в счас­тли­вый и всег­да од­но­разо­вый круг, чи­тая пря­мо у гро­ба его сти­хи, нас­пех вы­писан­ные на тет­радные лис­точки, прос­ти­лись с ле­ген­дарным Ви­тали­ем П. Мо­жет быть, да­же нем­ножко Дон Ки­хотом. Ко­торо­му не бы­ло еще и 65-ти. Ко­торо­го го­родок, где мы его хо­рони­ли, ед­ва ли уз­нал, оце­нил в пол­ной ме­ре, но его до сих пор пом­нят Мос­ква и не­кото­рые дру­гие сто­лицы и не сто­лицы…

Да, мир прек­ра­сен и …ско­топо­добен. Че­лове­чес­кие ско­ты ту­го­ухи, в от­ли­чие от зве­рей ле­са: не слы­шат, не чу­ют и не зна­ют. Кто та­кой для них - Ви­талий П.? Та­лант? Ге­рой ду­ха?! ХА! ХА! ХА! Не сме­шите Их ве­личес­тва и не ще­кочи­те Их ни­же-по­яса-дос­то­инс­тва. И ес­ли Они, ско­ты, про­бира­ют­ся к три­бунам и влас­ти, пред­став­ля­ете, как слад­ко им от­ту­да за об­щий счет врать-шеп­тать о сво­ем ве­личии, лич­ной ни­куда-не-поп­ри при­вер­женнос­ти к луч­ше­му и ком­фор­тно­му сто­имостью в шту­ки и сот­ни штук в сут­ки, а ге­ни­аль­ные Ви­талии П. - для них ни­зы, смеш­ные ин­теллек­ту­алы, сла­ва Бо­гу бес­среб­ренные, и, зна­чит, ник­чемные и в неф­те­дол­ла­ровых бит­вах бе­зопас­ные. Что для Них честь, смысл и Сло­во… Не го­воря уж об ос­но­вопо­лага­ющих, го­сударс­тво­об­ра­зу­ющих, ми­ро­об­ра­зу­ющих на­чалах-ак­си­омах…

Не­кото­рым без­божни­кам - по их от­но­шению к та­лан­там, ин­ва­лидам, ста­рикам и де­тям - ед­ва ли вЕ­домо, что та­кое жить вдво­ем-втро­ем на 150 ин­терна­ци­ональ­ных еди­ниц в ме­сяц, оп­ре­делен­ных офи­ци­аль­но как про­житоч­ный ми­нимум, что та­кое каж­дую ко­пей­ку за­раба­тывать, а не "по­лучать" от го­сударс­тва и спон­со­ров, что та­кое спа­сать­ся от кон­тро­лиру­ющих струк­тур и бе­речь свой че­лове­чес­кий об­лик от ос­ко­тини­вания в пи­ку все­му и вся…

Еще нес­коль­ко лет на­зад, пусть не ря­дом, не яв­но, но на рас­сто­янии даль­них ки­ломет­ров он был - что­бы вот прос­то-зап­росто спро­сить со­вета, по­гово­рить о важ­ном не та­ясь, хо­тя бы раз в пол­го­да. И вот - обор­ва­лась и эта нит­ка.

Ос­та­лись сти­хи, нас­то­ящие, - они на­печа­таны, они вез­де, как пе­река­ти-по­ле:

Ви­талий Пе­чери­ца

***

Я гу­бы ло­вил
И гла­за це­ловал.
И как я ца­рил этой ночью!
Мой до­мик зе­леный - не су­щес­тво­вал,
Раз­не­сен­ный в клочья.
Но кон­чи­лось все…
И дру­гая приш­ла,
Ук­ры­лась мо­им оде­ялом.
Но с этой - дру­гой -
Пе­рес­пать не мог­ла
Ду­ша.
Не же­лала.

***

Мой ста­рый друг, один ты у ме­ня
На це­лый го­род веж­ли­вых зна­комых.
Но я опять, во всем те­бя ви­ня,
Опять бе­гу ис­кать теп­ла вне до­ма.
Опять пы­та­юсь жизнь пе­реме­нить,
Вте­реть­ся в мир чу­жой и сов­ре­мен­ный,
Чтоб на ко­го-то где-то по­ходить
И о те­бе не ду­мать со­вер­шенно.
А ты, как пес, от до­ма не бе­жишь,
Ис­прав­но слу­жишь ра­ди поль­зы вя­щей,
Мо­их ил­лю­зий тро­гать не ве­лишь,
И по­тому ты друг мне нас­то­ящий.
И по­тому я знаю, и в раю
Нам не рас­стать­ся так же, как до гро­ба,
Пусть я ко­го-то треть­его люб­лю…
И по­тому нес­час­тли­вы мы оба.