Королевы и я, или "Два мира - два Шапира"

Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его.
/К. Маркс, "Тезисы о Фейербахе"/

Я его бью, бью, а у самого морда в крови.
/Из народных глубин/

Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокой эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.

/А. Пушкин, "Евгений Онегин"/.

Почему "деньги к деньгам липнут", или, иначе говоря, почему так получается, что все в натуре происходящие перемены кончаются тем, что богатый богатеет, а бедный - наоборот? Народ это всегда чувствовал, говоря "пока богатый обеднеет, бедный подохнет"

. Этот вопрос меня издавна волновал, но я получил на него ответы при довольно странных обстоятельствах. Ко мне позвонил приятель, и я почти сразу начал ему рассказывать о каких-то своих давнишних встречах. "Напиши об этом",- несколько неожиданно посоветовал он мне. Конечно, я почти сразу понял, что поток моих воспоминаний, эдакий затянувшийся монолог моему собеседнику надоел, и он искал способ его прекратить. Подумав, однако, над оброненной идеей "напиши", совсем мне не чуждой, я решил послушаться псевдосовета, тем более, что меня как осенило: встречи, о которых я приятелю рассказывал, давали хоть какую-то часть ответа на давно волновавший меня вопрос, тот, который про "деньги к деньгам". Притом, ответ этот шёл с весьма высокого, в моей системе координат, уровня, фактически, пусть и в косвенной форме, от встреч с некоторыми западными царствующими особами.

Конечно, я и до того почти постоянно видел власть, но только воображением, через неприступные и неподступные стены Кремля. Но тогда я о царственности содержавшейся в нём особы не думал. Иное дело, когда через 40 лет после тогдашнего советского квази-царя, оказался на Западе. К этому времени я уже был склонен к рассуждениям на совсем общие темы. Включая и ту, что вынесена в заголовок данной заметки.

Первая встреча на близком расстоянии с царствующей особой произошла у меня очень давно, в 1991, который ознаменовался в мире не только путчем ГКЧП в СССР. Эту, хоть и совершенно случайную, встречу цепко удерживает память. Тогда я на короткое время приехал в Стокгольм. Знакомясь с программой научных семинаров в городе, я отметил особо заинтересовавшие меня. На один, в самом центре города, в каком-то дворце, твёрдо решаю пойти. Доклад будет о расширении Вселенной, возрасте Галактик, что мне очень интересно. Подозревая, что не только мне, и помня, что плохо вижу, прихожу на семинар несколько заранее, и сажусь, как обычно, на первый ряд. Зал постепенно наполняется. Тут ко мне подходит кто-то из организаторов, и просит пересесть, показывая, что на креслах первых двух рядов лежат листки с надписью "Зарезервировано", на что я просто не обратил внимания.

Сажусь в середине третьего ряда. К моменту начала доклада (с ним выступал астроном из США А. Сэндидж) зал полон, докладчик на месте. Неожиданно для меня в зал входит небольшая группа людей, а чуть впереди их знакомый по картинкам всякой рекламы король Швеции Карл XVI Густав. Тут с удивлением выясняю, что это не просто доклад, а церемония вручения Премии Крафорда, большой и очень престижной. Слушателей не выгоняли из зала, не обыскивали, зал не проверяли с собаками перед приходом столь важной персоны, т.е. не делали ничего, что знакомо лишь по чужим описаниям прибытия куда угодно больших людей в СССР. Меня столь простое появление короля впечатлило, поскольку нас разделяло не более трёх метров пустого пространства, и повергло в глубокие раздумья на тему "мы и они", и "кто куда идёт и придёт". Анализ кое-что прояснил из прошлого, и дал не очень утешительный прогноз на будущее. Вот уже 28 лет, как этот прогноз оправдывается.

Более продолжительно и с близкого расстояния столкнулся с царствующими особами в 1994-1995, когда год проводил в Дании, в университете г. Орхус, второго по величине в Дании. Город Орхус имел тогда, как и имеет сейчас, такой размер, что утром, из дома на работу я пересекал его пешком, не помню точно страны света, скажем, с юга на север. Вечером я двигался в обратном направлении, и так целый год, за исключением праздников и командировок, пять дней в неделю. Кстати, на этом пути встречалось немало интересного. Например, в самом центре, у здания нового оперного театра, лежали в беспорядке какие-то на вид старые камни. Разглядев их повнимательнее, я увидел на них могильные надписи на иврите, и понял, что это старое, небольшое и совсем заброшенное еврейское кладбище. А ведь евреи так просто своих кладбищ не бросают. Эта картина несколько поколебала в моих глазах прекрасную легенду о любви евреев и датчан, достигшей якобы особо впечатляющего уровня в годы ВМВ.

Однако ж не всё время в Орхусе я ходил с работы домой, и обратно. Не забывали мы с женой и про прогулки, разумеется, в сторону, противоположную центру. В том же направлении шла и дорога к пляжу на берегу на удивление тёплого залива. Так вот дорога на пляж пролегала мимо двухэтажного средних размеров здания и усадьбы вокруг него. Дания - не перенаселённая страна, и усадьба была совсем не маленькая. Дорога, шедшая через открытые ворота, позволяла пересечь усадьбу по диагонали, резко сокращая нам путь к пляжу и обратно.

Дом-поместье был аккуратный, чистенький. За домом был яблоневый и ягодный сад, со знакомыми нам кустами северных широт - смородины, крыжовника. Несомненно принадлежавшее состоятельным людям, поместье это имело и огород с грядками, засаженными морковью, свеклой, капустой, салатом, луком с укропом. Всё показывало рачительность хозяев, как говаривал поэт, "везде были видны следы довольства и труда", Однако никакого персонала мы не встречали, и никто не мешал моему внуку лакомиться яблоками с деревьев сада. Всё было абсолютно без излишеств, по меньшей мере внешних, столь характерных для загородных строений новых воришек в РФ. Я об этом говорю потому, что, как выяснилось, ходили через и гуляли мы регулярно в саду королевы Дании, а упомянутое здание было её летним дворцом. Когда она на пару недель туда приезжала, появлялся часовой у ворот, и проход закрывался.

В такое время в городе можно было встретить её автомобиль. Часто он стоял с открытыми дверями, и я увидел, что пуленепробиваемые стёкла были толщиной не меньше, чем 4 см. Кстати, на этом  автомобиле можно было и проехаться с королевским шофёром, заплатив за удовольствие эдак 100 крон, т.е. чуть более 15 долларов. Выступая, королева рассказывала интересные вещи, которые публиковалось в газетах. Тогда и оттуда я узнал, что история о датском короле, вышедшем на прогулку с жёлтым Маген Давидом, якобы в поддержку своих подданных-евреев - вымысел, не имеющий под собой никаких фактов. Пару раз оказывались, уходя с концертов под открытым небом, очень близко от королевы, но никакого запретительного рычания не слышали. Кстати, члены королевской семьи, крон-принц, и просто принц со своей женой-китаянкой (его выбор многие осуждали, но и намёка на общественный скандал не было) разъезжали в Копенгагене на велосипедах. Всё это было, на мой взгляд, не только демонстрацией близости к народу, но и обыкновенной экономией, способствующей тому, что деньги идут к деньгам.

В 1996 к нам в Лондон приехала близкая приятельница из США. Дело шло уже к новогодним праздникам. Решили сходить в Королевский Альберт-холл. С билетами проблемы не было - в кассе предостаточно. Но цена огорчала, и было ясно, что это помешает нам оценить зал и исполнение. Вдруг к нам подошёл человек средних лет, внешне весьма приятный, и спросил, не интересуют ли нас билеты на концерт. Выясним, что интересуют, он начал, подогревая наше ценовое нетерпение, говорить о качестве предлагаемых мест. Когда же перешли непосредственно к фунтам, цена оказалась, как в кассе. Тогда зачем он нам нужен? Жена ему предложила уступить билеты за полцены. Я аж замер от удивления, но он неожиданно согласился, объяснив это тем, что по говору узнал в нас россиян, а им, мол, из-за перестройки следует помогать.

Мы были одни в большой ложе, как продавший билеты нам и обещал. У входа в ложу, на стене была медная табличка, с фамилией Спенсер. Оказалось, что это фамильная ложа графа и виконта Э. Спенсера, уже покойного, отца принцессы Даяны, в то время только разведшейся. Ей было не до Альберт-холла. Хозяином ложи был сын графа, тоже граф, Чарльз, наследник, в основном охотящийся на всякое зверье в Африке. В концерте ему нечего было делать. А нам было видно и слышно просто отлично. Можно было и порассуждать, что билеты в ложу продавали с рук, чтоб добро не пропадало. Тоже деньги к деньгам.

Через несколько дней мы, несколько неожиданно для себя, вновь оказались у Альбер-холла. Впечатление от первого прихода было живо, и мы решили, что "можем повторить". Наш добрый распространитель билетов был тут как тут, и мы без излишних переговоров заняли уже знакомую ложу, опять одни. Оказалось, что это рождественский концерт Лондонского симфонического оркестра, который исполнял приличествующую дню музыку, но находился в плачевном финансовом состоянии. Поэтому ждали королеву, которая согласилась помочь оркестру, привлекая дополнительных слушателей своим присутствием. Ждать пришлось недолго, и вот в центральную ложу вошла королева, а с ней принц Чарльз. Их ложа была на том же уровне, что и наша, но через всего две ложи от нас. Зрители и оркестр встали, так поприветствовав королеву.

В антракте наш коридор был весьма многолюден, и в нём выстраивалась какая-то очередь. "Но был же я в краю отцов не из последних удальцов", и где каким-то британцам соревноваться с выходцем из СССР в захвате хорошего места в очереди, даже не зная зачем? О, мы устроились совсем неплохо, и очередь перемещалась с приличной скоростью. Вот уже заветная дверь перед помещением, куда пропускают двое отлично одетых молодых людей. Они говорят мне, что дальше нельзя, поскольку я нарушу дресс-код: для того помещения требуется смокинг. Мы погоревали чуть-чуть, дамы сделали мне выговор, но хотелось узнать, чего мы лишились из-за моей одёжной неприспособленности. Оказалось, там в зале каждый входящий получал бокал шампанского, навстречу выходила королева со своим бокалом. Чокаются, улыбаются друг другу, и гость получает профессионально сделанную фотографию себя с королевой, пьющих вместе шампанское, заплатив предварительно при входе 50 фунтов за честь и удовольствие. Куда шли деньги - в фонд оркестра или на нужды двора - не узнал. Но не заметить было невозможно: опять деньги к деньгам! Система работала как автомат, кругом стояли одни смокинговые, чего я, захватывая место в очереди, просто не заметил.

Много раз, вспоминая об этой истории, я жалел, что одежда подкачала, а то имел бы такое фото! Все бы, не зная подоплёки, поумирали от зависти. Конечно, такое фото - на первый взгляд просто жульничество - фейк, никак не отражающий реальных отношений между изображёнными на нем людьми. Но интересующимся и так всё ясно. Ведь не считают фейком фото человека, который просто засунул свою голову в дырку в листе фанеры, приодевшись в джигита на фоне умопомрачительных гор. "Захотел - заплатил - получил",- по этому эффективному принципу вместо отошедшего в прошлое "пришёл, увидел, победил" в мире живёт всё больше людей.

Но знание - сила, а незнание - нет. Поэтому, когда жулик Петрик, идя к зениту своей "славы", распространял фото, на котором он чокался с президентом Бушем, он добивался, и с успехом, значительного повышения своей значимости в глазах тех, кто не знал, что для Буша это просто очередной, из целого множества, fundraising. Впрочем, на Западе много методов дутого самоутверждения. Этому служат платные книги под названием, например, "Лидер тысячелетия", "Пятьсот лучших учёных современности" и т.п., куда за несколько сот долларов можно поместить своё фото с биографией, так и ряд медалей с громкими названиями. Всё это можно приобрести за деньги тем, кому хочется. Такое право - важный элемент свободы. Но я не встречал среди своих западных коллег ни одного человека, кто бы путал членство в Национальной академии наук США и в Нью-Йоркской академии.

Жизнь приучает большинство западных учёных (говорю о них, поскольку по сути только с этим сословием и знаком) к определённой простоте - в отношениях с другими, в одежде, убранстве дома, манерах, даже к обращению преимущественно только по имени.

"Дурные примеры", по счастью, заразительны, и проявляются и в других сословиях, повышая в глазам многих престиж успеха, не опирающегося на бросовую внешнюю атрибутику.

Мой знакомый недавно прислал мне прелюбопытное фото, которое, насколько удалось проверить, не фотомонтаж. На нём запечатлён Б. Гейтс в очереди за Макдональдсом. Представить такое стояние вне западного мира просто невозможно. Мой знакомый по Бостону, бывший физик, ставший мультимиллионером за консультации правительств ряда государств, разработке планов их развития и на распространении новых тогда записей на CD, К. Абт, отличался подобным же поведением.

Обращал внимание на готовность своих западных коллег самим обслуживать свою экспериментальную деятельность, работать на технической работе своими руками (ну и головой, конечно), а не просто командовать выделенными кем-то сверху помощниками, покрикивая на них "Давай, давай! Чтоб было сделано!".

Это отвыкание от работы самому имело роковые последствия при эмиграции разного рода начальников из СССР. Ещё вчерашний повелитель другими, переехав в Западную страну, оказывался не у дел, буквально у разбитого корыта своих вчерашних должностей и званий просто потому, что от ежедневной рядовой работы давно отвык, делать её уже не умел, а помощников ему новые начальники, понятное дело, не давали. Сказывалось и неумение добывать деньги, необходимые для работы, которые, опять-таки, распределял не начальник. Их надо было зарабатывать самому, добиваясь грантов на базе собственных проектов. Сколько тут было разочарований!

Западный учёный многое привык делать сам, простой, повседневной работы не чурается. У меня сосед по университету, 92х лет, в США был деканом факультета. В Израиль переехал совсем немолодым. Наши комнаты рядом уже более двадцати лет, и до недавнего всё, что нужно для опытов, включая тяжёлые сосуды с жидким азотом, он приносил сам. В 2002, на обеде американского физического общества к нашему столу подсел Э. Корнелл, с 2000 член национальной академии наук США, получивший в 2001, сорока лет от роду, Нобелевскую премию по физике. Замечу, что на обеде не было "стола для начальников".

С приходом Эрика и его жены обстановка за столом стала лишь более дружелюбной из-за живости Корнелла. Награда не сделала его недоступным, с ним не было группки "прилипал", плотно экранирующих знаменитость от "простых людей". Недавно мы встретились на конференции. Корнелл такой же доступный. Он явно не "забронзовел", нет у него и намёка на попытку жить на ренту от старых достижений. Я слушал его доклад. Тематика крайне интересная, и, по его старой привычке, он находится на самом фронте современных исследований.

Иногда говорят, что простота хуже воровства. При этом, разумеется, имеется в виду другая простота, нечто вроде хамства. Эта же простота, о которой я говорю, пронизывая западное общество, является основой его впечатляющих успехов, его жизненности. Впервые я столкнулся с этой простотой в 1970, когда был на конференции в Оксфорде. Я нередко беседовал с привратником, неизменно внутренне отмечая своё демократичное поведение - без пяти минут профессор беседует с простым привратником! Нередко к нам присоединялся и третий - он оказался президентом колледжа, проводившего конференцию! Это был урок на всю жизнь.

Нередко сейчас говорят, будто демократия выродилась, дни её сочтены. В русском даже укоренилось омерзительное слово "дерьмократия" и его производные. Не вижу абсолютно никаких указаний на скорую гибель демократии как идеи управления и её конкретного воплощения в западном мире. Напротив, вижу, что в демократии, буквально пронизывающей западные общества, заложена огромная возможность перемен. Это превращает демократические страны в успешно развивающиеся, не следующие за кем-то достигнутым прогрессом, но его создающим в непрестанной борьбе внутренних противоречивых тенденций.

Меня в людях на Западе всегда поражало, как они, как будто всё время приспосабливаясь к окружающему миру, уступая его принципам, его, в результате, эффективнейшим образом переделывают. И как СССР, а за ним, увы, и РФ, стараясь этот мир переделать, идут в долговременном плане, но неуклонно - от одной неудачи к другой.

Западный производитель, в широком смысле слова, внешне занятый как будто только зарабатыванием денег, выпуская то, что пользуется спросом сейчас, развивает, вольно или невольно рынок, а через него - новые технологии, ставя очередные задачи для науки. Это отнюдь не значит, что в развитии науки на Западе мала роль просто любопытства. Отнюдь нет. Но внимание, которое западный человек привык уделять выгоде, следуя неизменного принципу "деньги к деньгам", диктует и научному работнику потребность искать для всего продаваемые приложения, находить, чем им придуманное и открытое может оказаться полезным другим людям. И в такой привычке - залог всех будущих успехов.