Почему бегут украинские солдаты?

Шокирующая статистика

1 марта заканчивается амнистия, объявленная Верховной Радой для украинских военнослужащих, которые сбежали из своих частей, но затем передумали и решили вернуться. Возможно, она будет еще раз продлена, поскольку впервые её объявили еще осенью прошлого года, и она действовала до 1 января. За это время вернулось около 6 тысяч беглецов, и еще около тысячи за первые две недели нового года. Не все из них добровольно, ведь под амнистию попали и те, кого обратно в часть под руки привезла ВСП (военная служба правопорядка в Украине, аналог военной полиции). Просто оформить такого беглеца как самовозвращенца намного проще, чем возиться с его уголовным делом, которыми и так завалены прокуратуры и суды. Так, за 2024 год в Украине было зарегистрировано 91 тысяча уголовных производств по статьям «самовольное оставление части» и «дезертирР’В­ство», причем абсолютный рекорд побил декабрь – более 18 тысяч! Из них довести производство до конца и вручить подозрение (обвинение) смогли только 8 тысячам случаев, то есть менее 10%. Осуждено же было еще меньше -  в основном потому, что 9 из 10 ушедших в «длительную самоволку» украинских военных так и не были разысканы и задержаны.

Поразительно, что проблема массового бегства украинских военнослужащих получила общественный резонанс только летом 2024 года, когда данная статистика «случайно» попала в прессу. До этого она держалась властью в секрете, как и реальная статистика  убитых, пропавших без вести и раненых. Что неудивительно: ведь это тоже потери, в большинстве своем безвозвратные! Разница лишь в том, что эти солдаты и офицеры не мерР’В­твы, не покалечены, не в плену, а совершенно наоборот – вернулись домой и пытаются, насколько это возможно, восР’В­становить прежнюю нормальную жизнь. Так вот, согласно статистике, в 2022 году по статьям «самовольное оставление части» и «дезертирР’В­ство» было открыто 10 083 уголовных производства, в 2023 году уже 25 541, ну а в 2024-м эта цифра, повторим, перевалила за 91 тысячу. Даже с учетом вернувшихся военнослужащих, эти цифры шокируют: в бегах находится десятая часть вооруженных сил, и это только официально! Практически, украинские военные уже установили рекорд по дезертирР’В­ству среди европейских армий за последние 150 лет.

Что говорит власть? Президент Зеленский в конце прошлого года пытался уверять, что хотя в целом число беглых военнослужащих резко возросло, но якобы в ноябре оно пошло на спад. Однако статистика показывает, что украинский президент либо вновь выдавал желаемое за действительное, либо что-то напутал. В сентябре 2024 года прокуратура возбудила более 7 тысяч производств, в октябре и ноябре более чем по 9 тысяч, и в декабре 18 тысяч! Если что и снизилось, то это число доведенных до конца расследований: они действительно уменьшились в ноябре (1648 против 2065 в октябре), а в декабре их было лишь около 400 – наверное, следователи махнули на все рукой и пошли отмечать рождественские праздники по новому, григорианскому стилю (недавно введенному Зеленским).

А еще украинская власть пытается списать все на усталость солдат от затянувшейся войны: мол, третий год в окопах, ротации почти нет, вот хлопцы и не выдерживают! Но это пояснение весьма неудачно, поскольку абсолютное большинство дезертиров убегают не с фронта, а на пути к нему или вообще из находящихся  в глубоком тылу учебных центров. Зато тут явно прослеживается намек на любимую тему Зеленского и Сырского: еще больше усилить мобилизацию, чтобы заменить на фронте воющих солдат, дать им отдохнуть – дескать, тогда ВСУ со свежими силами и победят в этой  войне!

Тем не менее, кое в чем Зеленский прав. Те ветераны украино-российской войны, кто еще остался жив, цел и находится в строю с 2022-2023 гг., действительно устали. Многие из них утратили былой энтузиазм, немало разуверились в своих патриотических убеждениях и уж совсем мало кто еще верит в победу над Россией. Качественно это уже давно не та армия, которая была у Зеленского в начале войны. Былого порыва уже нет, и сейчас она держится лишь на трех китах: ответсР’В­твенности добросовестных солдат и офицеров (каких все меньше), отчаянии тех, кому некуда податься из армии (а тут кормят и платят зарплату), и охватывающем всех страхе перед наказанием. Однако сейчас украинские вооруженные силы охватывает  другой страх – погибнуть на поле боя, причем практически зазря. И он перевешивает всё: и порядочность с добросовестностью, и прагматичный расчет (ведь мерР’В­твому деньги не понадобятся), и боязнь оказаться в тюрьме. Как сказал один из сбежавших солдат, «двери тюрьмы однажды откроются, а крышка гроба никогда». Тем более, что объявленная амнистия освобождает от ответсР’В­твенности за первый побег!

Однако есть еще одна причина стремительного развала ВСУ – это итоги выборов в США. Когда осенью Трамп, выступающий за окончание украино-российской войны, стал уверенно опережать Байдена, число побегов сразу выросло на 30%. А после объявления итого выборов выросло еще вдвое! Потому что украинцы поверили, что войне скоро конец. И многие мобилизованные не просто не хотят погибнуть на войне, они не хотят погибнуть в самом её конце, в последнем бою.

СЗЧ: взгляд изнутри

Тема СЗЧ (самовільне залишення частини – укр.) сейчас является одной из самых популярных в украинских СМИ, особенно после громкого скандала вокруг массового дезертирР’В­ства военнослужащих из 155-й бригады ВС «Анна Киевская». Напомним: более 50 её солдат сбежали еще во Франции, где они находились на обучении. В основном сбежали те, кто знал куда податься, у кого были родные или друзья в Европе, кто имел деньги, чтобы осесть в какой-то стране Евросоюза в качестве беженца. Ведь границу ЕС украинские солдаты, едущие на обучение, пересекают как гражданские лица, в гражданской одежде, с отметкой в паспорте. Поэтому «сделав ноги», они ничем не будут отличаться от тех своих сограждан, кто прибыл в Евросоюз законно или пробрался нелегально, как гражданский беженец. Кстати, именно поэтому едущих на учебу украинских солдат стараются максимально контролировать, порою охранять как эпатируемых заключенных, на всем пути от границы до военной базы в ФРГ, Франции или Британии. Да и с этих баз сбежать тоже весьма не просто: забор обнесен колючей проволокой, ходят патрули, стоят камеры наблюдения, летают дроны. Иначе бы сбежали не 50, а все 500 солдат!  Однако настоящее массовое бегство началось после того, как 155 бригада приняла пополнение и стала выдвигаться на фронт: из неё сбежало еще более полутора тысяч! Обо всем этом писала украинская пресса, украинские генералы объясняли это просчетами в управлении и работе с личным составом, обещали разобраться со скандальной бригадой. Но вот что осталось за кадром, так это информация о таком же массовом бегстве из других бригад ВСУ. И скрывают не только эти цифры, скрывают истинные причины, побуждающие солдат и даже офицеров на СЗЧ. Журналисты этой ситуации не знают, ведь они в армии бывают разве что только снять какой-то бодрый репортаж. Даже «откровения» отдельных командиров не дают полной картины, потому что между ними и «солдатской массой» находится пропасть взаимного непонимания. Поэтому давайте взглянем на проблему СЗЧ не со стороны или сверху, а изнутри, глазами самих бегущих.

Начнем с самой массовой категории «сзчешников» (так их называют в ВСУ), с только что мобилизованных. Моральное состояние этих людей ухудшалось по мере того, как добровольцы 2022 года сменились добросовестно пришедшими в военкомат по повестке в 2023-м, и, наконец, силой схваченными на улице работниками военкомата в 2024-м. Основная волна «бусифицированных» (насильно затолканных в военкоматовский микроавтобус «бусик») начала поступать в ВСУ с весны 2024 года. И тогда же резко выросло число СЗЧ: с 4715 в марте до 6928 в мае. Некоторые успевали сбежать еще до того, как их оформляли в воинскую часть – таким образом, они даже не успевали стать солдатами, и это было уже не СЗЧ, а только лишь уклонение от мобилизации, не попавшее в статистику. Очень многие сбегали в первый месяц службы, пока проходили базовую военную подготовку. Среди них много тех, для кого само попадание в армию, отрыв от своей привычной мирной жизни, от семьи, уже большое горе. Они боятся не погибнуть, нет - ведь они точно знают, что убегут до отправки на фронт. Они не хотят служить даже в тылу, на «теплых» местах – потому что дома им лучше, потому что дома у них мама, жена и дети, потому что они вообще не хотят тратить жизнь на службу в армии.
 
Самый сильный импульс бегства – когда новобранцам объявляли, что скоро они отправятся на фронт. Тут за сутки из батальона могли сбежать по 10-15, а иногда и по 30-40 солдат. Впрочем, бежали не только солдаты, но и мобилизованные сержанты, лейтенанты, даже капитаны с майорами. Тут уже в СЗЧ уходят те, кто не хочет вернуться домой на костылях или вообще в гробу. Рекорды по СЗЧ всегда ставят пехотные батальоны (стрелковые, мотопехотные, штурмовые),  потому что именно они несут на фронте большую часть всех потерь. Это уже известно всем, поэтому попасть в пехоту в ВСУ считается практически приговором, а известие об отправке на фронт – объявлением о скорой казни. И здесь в СЗЧ уходят уже не только новобранцы, но и «старослужащие», переведенные в пехоту из других подразделений. А такое в ВСУ при главкоме Сырском стало практиковаться часто: не дожидаясь «свежего мяса» из военкоматов, в пехоту переводят солдат из батальонов обслуживания, водителей, даже операторов БПЛА и специалистов по радиоэлектронике. Вот недавно поднялся скандал, когда в пехоту решили отправить специалистов из ВР’В­ВС! То ли это дурость, то ли вредительство, то ли ситуация на фронте действительно катастрофическая. Но военнослужащие, которые надеялись пересидеть войну в тылу или хотя бы воевать не с автоматом, а с пультом управления в руках, воспринимают этот перевод как ледяной душ. И некоторые видят один выход – бежать!

Так что если из 400-600 списочного состава пехотного батальона, готовящегося выехать в район боевых действий, сбегает сто и более военнослужащих, это уже никого не удивляет. Бегут перед отбытием, бегут по дороге – из поездов, из автобусов. Недавно был курьезный случай: несколько солдат сбежали домой, угнав служебный военный автобус, который должен был везти их на Донбасс.

С прибытием на фронт число беглецов уменьшается. Во-первых, большинство тех, кто хотел сбежать, уже убежали. Теперь в СЗЧ уходят нерешительные и «тугодумы», кто до последнего надеялся на лучший исход, на чудо. Во-вторых, выехать из зоны боевых действий довольно сложно, там почти нет общественного транспорта, зато много блокпостов. Ну и почти невозможно уйти в СЗЧ с передовой (а это будет уже стопроцентное дезертирР’В­ство), разве что оставить позицию всем взводом, да и то это не останется незамеченным. Однако со второй-третьей линии уходят в СЗЧ бывалые солдаты, которые действительно устали от войны. А эта усталость бывает разной. Например, у бойца было несколько боевых выходов, в ходе которых он просто чудом остался жив и почти невредим, ему повезло. Но теперь он чувР’В­ствует, что эту рулетку в жизнь и смерть нужно заканчивать, что в следующий раз ему уже не повезет. А командиры глухи к его просьбам о переводе и требуют снова идти на позиции -  и тогда ему остается только самовольно пойти в противоположную сторону.

Уже не возвращаются

Цель СЗЧ бывает разной. Изначально самовольное оставление части подразумевалось как временное отсутсР’В­твие военнослужащего, сроком  от нескольких часов до трех суток. Закон предусматривал за это чисто дисциплинарное наказание, к которому автоматически  добавлялось и материальное (лишение премии, составляющей большую часть жалования военнослужащих). Как правило, в такое СЗЧ уходили солдаты, решившие где-то «загулять», либо с опозданием возвращающиеся из отпусков или больницы. Подобных инцидентов было много,  но наказывали далеко не всех, всё зависело от командиров. Одни сразу же наказывали «сзчешников» по всей строгости, официально подавая рапорт в штаб части, другие жалели дураков, чьи семьи остались бы без денег, ограничиваясь моральной взбучкой или рукоприкладством. Поэтому в целом до официального наказания доходило менее половины таких случаев СЗЧ. Сейчас этот процент намного больше, потому что теперь если командир не подаст рапорт о СЗЧ в первые же сутки отсутсР’В­твия  подчиненного, то накажут уже командира. Такая перестраховка иногда приводит к анекдотическим ошибкам. Например, новоприбывшего солдата записали в одну роту, но почему-то отправили в казарму другой роты, и в итоге его записали как ушедшего в СЗЧ.

В СЗЧ сроком до недели, иногда до месяца, но с намерением вернутся, уходили в основном по уважительным причинам. У кого-то были проблемы в семье, и он, не получив законный отпуск, бросал службу и ехал домой самовольно. Бывали и такие случаи: один солдат два раза в год уходил в СЗЧ дней на десять, чтобы помочь старенькой маме по хозяйству, в огороде. А у кого-то возникали проблемы в военной части, когда не удавалось найти общий язык (мягко говоря) с командирами или сослуживцами. Такое бегство могло быть как импульсивным, так и продуманным, но при этом военнослужащий не отказывался от службы вообще, он хотел бы перевестись в другую часть.

Иная ситуация возникает, когда командир, напротив, идет навР’В­стречу своим солдатам. Так появился еще один подвид таких среднесрочных СЗЧ, об истинных обстоятельствах которых стараются молчать. А происходит вот что: где-то на второй-третьей линии фронта командир роты или батальона выстраивает личный состав, объявляет, что завР’В­тра им выдвигаться на передовую, затем предлагает всем, кто не может или не хочет, выйти из строя. Нет, их не наказывают за невыполнение приказа, потому что командир «не козел», но и оставить их бить баклуши в палатках он не может. И потому предлагает соломоново решение: всем отказникам уйти в СЗЧ! Хотите вернуться – приходите через неделю-две, когда ваша рота вернется с передовой, не хотите – не возвращайтесь вовсе. Рассказывали, что один из комбатов даже организовал таким «сзчешникам» служебный транспорт для спокойного выезда из района боевых действий, до ближайшего райцентра с работающим вокзалом.

В каждой военной части есть книга учета временно выбывших лиц личного состава, в которой учитываются и «сзчешники». Это первоисточник всей статистики по СЗЧ. Так вот, в 2022-2023 гг. подавляющее большинство СЗЧ были временными, то есть ушедшие солдаты затем возвращались. В разных частях, конечно, по-разному: в тыловых 70-90%, а в боевых, в лучшем случае, лишь половина. Потому что причины ухода в СЗЧ тоже были разные: в спокойном тылу солдаты еще не боялись ничего, кроме снятия премиальных, а вот те, кто направлялся в Бахмут, уже ощущали холодное дыхание смерти. И уходили уже в долгое СЗЧ, без намерения вернуться обратно. В своей части они могли появиться лишь по одной причине: если их туда привезли под конвоем.

Кстати, еще один курьезный случай. ВПС привезла в батальон сбежавшего оттуда месяцем ранее новомобилизованного солдата. Солдата отправили «подождать в казарме», пока представители ВСП и офицеры батальона оформляли его «приемку», а за это время солдат сбежал снова -  и больше уже не попался военной полиции.

И вот когда в 2023-м начался заметный рост СЗЧ, в 2024-м нараставший лавинообразно, этот рост происходил в основном за счет длинных СЗЧ. Практически безвозвратных, потому что, повторим, поймать удается, от силы, одного беглеца из десяти. А поймать сбежавших из ВСУ навсегда сложнее всего, потому что они ведут себя тихо и осторожно.

И снова пример, со слов одного из военнослужащего: у него в селе на Волыни домой из армии сбежали уже с полсотни мужиков. Живут как обычно, работают, рыбачат, отмечают праздники, только в город стараются лишний раз не выезжать. А благодаря своему председателю сельсовета и участковому (свои же люди, соседи-кумовья), которые загодя предупреждают беглецов о возможном визите в село представителей ТЦК или ВСП, их невозможно застать врасплох.

Статистика за вторую половину 2024 года самая мрачная: более 95% военнослужащих, ушедших за это время в СЗЧ, так и остались безвозвратными. Ведь число сбежавших солдат резко возрастает, а их поиском занимаются всё меньше и меньше.

Можно ли остановить бегущих?

Наверное, этим вопросом задавались еще египетские фараоны когда их армии в панике бежали перед очередным вторжением кочевых народов. С тех незапамятных времен и до середины 20-го века самым эффективным средством остановить бегущую армию была смертная казнь. Поскольку она уравновешивала страх смерти на поле боя и страх смерти от рук палача. Причем, если дезертиров казнили еще и с особой жестокостью, то солдаты выбирали все-таки сражение. А вот в СР’В­ССР, во времена Великой Отечественной, семья расР’В­стрелянного дезертира не имела права на получение пособия по утрате кормильца. Масштабы дисциплинарных репрессий тоже разнились. В Древнем Риме, во времена республики, практиковали децимацию, то есть казнили только одного из десяти дезертиров (по жребию). Позже децимацию использовал в РККА Лев Троцкий. А Чингисхан, наоборот, казнил всю сотню, если с поля боя сбегал один десяток. Но это всё исторический опыт, который неприемлем в наше время. Если во время Первой и Второй мировой казни дезертиров, после их осуждения трибуналом, считались совершенно нормальной нормой поддержания военной дисциплины, то в наше время это вызовет негодование общества. Хотя это единственное средство, способное напугать солдата еще больше, чем страх погибнуть в бою.

Часть украинцев считают, что объявление амнистии «сзчешникам» было ошибкой, что необходимо сохранить жесткое наказание для дезертиров – пусть и без таких крайностей, как смертная казнь. Но вместе с тем необходимы какие-то меры стимуляции, чтобы поднять энтузиазм и гражданское самосознание военнослужащих. Что ж, в иной ситуации это было бы разумное предложение, но только не в нынешней. Невозможно перестроить армию, которая в большинстве своем уже состоит из насильно мобилизованных. Чем можно простимулировать людей, которых забрали в армию, схватив на улице, выкручивая им руки? Пропаганда тоже срабатывает намного хуже, чем в 2022-2023 гг. Тогда еще можно было убедить украинцев, что если в их города придут россияне, то они убьют всех, как в Буче, поэтому нужно сражаться. Сейчас, после массового возвращения украинцев на оккупированные территории (о чем говорили даже с трибуны Верховной Рады), такие утверждения выглядят уже не убедительно. Обстрелы и бомбардировки? Они прекратятся с окончанием войны. Потеря территорий? Не все украинцы готовы жерР’В­твовать своей жизнью за Донбасс и Крым. Поэтому пропаганда уже не работает. Ей не перечат лишь по одной причине – украинское общество охвачено страхом. Времена свободы слова в Украине давно закончились, сейчас за публичное несогласие с доктриной войны до победного конца могут либо арестовать как «пророссийского пропагандиста», либо затравить воинственными «патриотами». Поэтому несогласные молчат – и в тылу, и в армии. Никто не скажет, сколько украинских солдат видели в гробу и Зеленского с Сырским, и  национализм с русофобией, и превращенное в нищенствующее посмешище, управляемое извне государР’В­ство. Но зато известно, что «патриотизм» в рядах ВСУ скатился до банальной неприязни к противнику, один в один напоминающей менталитет молодежных районных банд. Которые люто ненавидят парней с соседней улицы и готовы их избить, а то и пристрелить. Очень примитивно, но пока еще действует! Причем, увы, такие же настроения распространяются и в российской армии.

И всё же и это не сдерживает поток беглецов, потому что из ВСУ бегут и те, кто называет россиян не иначе как матерным словом. Поэтому первопричина массовых СЗЧ видится в том, что часть украинских военнослужащих, в основном недавно мобилизованных, не хотят и бояться воевать, независимо от их отношения к противнику.  Что же делать? Пытаться и дальше говорить о том, какими стимулами, какими пряниками и кнутами изменить их настроение? Убрать их из армии, перестав мобилизовать в ВСУ насильно? Но как тогда дать возможность отдохнуть и дожить до конца войны тем, кто воюет уже достаточно давно? Или же всё-таки стоит задуматься об окончании войны?