ОККУПАЦИЯ

Всё, о чём хочу рассказать – это воспоминания, врезавшиеся в память в детском возрасте. Чем старше я становилась, тем чаще они возникали перед глазами. Когда началась война, мне было десять лет, и я стала свидетельницей ужасов, произошедших в Одессе после захвата нашего города немецкими и румынскими войсками. Оккупация же продолжалась два с половиной года.

Наша квартира в центре города (Малый переулок, 6) была повреждена во время воздушного налёта, и мы с папой переселились на Молдаванку, в квартиру наших успевших эвакуироваться родственников. В этом районе с давних пор жило много евреев. Угон евреев Одессы в гетто, массовые расстрелы и издевательства над евреями начались именно с Молдаванки. Первые полгода оккупации были страшными. Немцы и румыны зверствовали. На всех столбах и воротах города повесили объявления о том, что евреи должны нашить на рукав одежды жёлтые звёзды и не выходить из квартир. Так их готовили к массовому угону в гетто.

Я не могу забыть взгляд одного пожилого человека, адвоката, жившего в соседнем с нами подъезде. На рукаве его пальто я впервые увидела жёлтую «звезду Давида». Это был очень интеллигентный, добрый человек. Он был выгнан из своей квартиры, не успев даже взять самые необходимые вещи.

В огромном нашем дворе на Разумовской, 2/4 было много евреев. Выгонять их из квартир и издеваться помогал фашистский прихвостень, предатель-изверг, которого я запомнила на всю жизнь. Он появился у нас во дворе за несколько дней до захвата Одессы. Это был молодой человек лет тридцати. Он весь трясся, ходил с палочкой, и всем рассказывал, что был контужен в боях под Одессой в Дальнике.

Как только немцы и румыны вошли в город, он тут же «выздоровел», перестал трястись и с первого же дня стал с ними сотрудничать. Как собака-ищейка он ходил с румынскими полицаями по квартирам, разыскивая евреев и коммунистов; сквернословил, размахивая ножом, выгонял людей на улицу. Он постоянно врывался к нам в квартиру и кричал, что мой отец прячет коммуниста-еврея – моего дядю, брата моей покойной мамы.

Дядя мой был председателем Ильичёвского райисполкома г. Одессы. Всех председателей райисполкомов обязали обеспечить эвакуацию музеев, библиотек, предприятий города. В связи с этим, он находился в городе до самого прихода фашистов. Дом, в котором он жил с семьёй до войны, был разрушен во время воздушного налёта, и дядя ночевал у нас. Он покинул Одессу последним пароходом.

Так вот, этот предатель приводил к нам по ночам румынских полицаев и утверждал, что видел моего дядю в тот день, когда в город вошли немецкие и румынские войска. Отца моего несколько раз арестовывали, допрашивали в полиции, один раз сильно избили.

Зима 1941-го была очень суровой, бесснежной и с небывалыми для Одессы морозами. Люди, которых угоняли в гетто, привязывали к саням, к детским ванночкам верёвки, наполняли их впопыхах вещами, продуктами, сажали в них маленьких детей и тащили всё это по булыжнику Разумовской улицы вниз, в направлении еврейского кладбища. Этих несчастных гнали на смерть вооружённые румынские солдаты. Тысячи жителей нашего города были зверски убиты, тысячи угнаны в разные гетто.

В Одессе несколько месяцев не работала система водоснабжения. Для бытовых нужд мы брали солоноватую воду из источника в Дюковском саду. Для питья – в разных «пониженных» районах города, где вода ещё сохранилась в водопроводных трубах.

Дети нашего двора гурьбой шли с вёдрами, чайниками, бидончиками в поисках питьевой воды. Иногда приходилось идти очень далеко. Во время этих походов за водой мы видели много страшного. Александровский проспект и Прохоровский сквер (бывший Хворостина) были завалены трупами расстрелянных. Там были выкопаны глубокие ямы, которые ежедневно заполнялись расстрелянными евреями. То же самое было в парке имени Шевченко. Мы шли за водой мимо и видели этот ужас.

Несчастные, которым удавалось спрятаться, замерзали. Как-то по дороге домой из Дюковского сада, во время сильного ветра и мороза мы, дети, нагруженные вёдрами и бидонами с водой, решили немного согреться в пустой будке на Разумовской улице. До войны в ней работал сапожник. Мы открыли дверь и увидели внутри замёрзших женщину с тремя детьми. Два мальчика прислонились к маме, а маленькая девочка лежала на её руках. Ужас!.. Пожилой человек, адвокат, о котором я писала выше, тоже как-то сумел спрятаться и ночью пришёл к себе домой, но его не впустили, так как квартиру его уже кто-то занял. Он стучал к соседям, но никто не открывал. Люди боялись, потому что за спрятанного еврея немцы расстреливали всю семью. Он, бедняга, так и замёрз в парадной возле двери своей квартиры.