До глубин, до сути

Мы вновь за временами тянемся,
Начало путая с финалом.
И в чьей-то памяти останемся,
Явив себя в большом и в малом.
Мгновений монолит вне времени,
История  играет  нами,  
Не церемонясь век  ни с теми , ни
С иными    мира племенами.
Пока стучат сердца горящие, 
Я для тебя слагаю снова
Слова,  о главном говорящие - 
Взахлёб, всерьёз,   не ради слова.
Мы с теми , кто ушёл, рождаемся.
Они приводят нас с собою.
И плодом жизни наслаждаемся
За яблоневою листвою.
Лелея мысли сокровенные,
Печали утолив и жажды,
В неведомые незабвенные
Врата войдем.  И вот однажды, 
Когда  сплетутся в узел пламенный
Огонь блуждающий и роза, 
Господь назначит всем  экзамены, 
Где нет ответа и  вопроса.
Настанет  тишь. И сумрак вечера. 
И будет  дождь стучать по крышам.    
  И голос водопада  - вечности 
Мы стоя у окна услышим

             К дню театра

"Быть иль не быть"? - искал ответ
Актер на сцене под овации ,
Когда погас в театре свет
За миг до смены декорации.
"Быть иль не быть"? - какой замес
На исполнителя повесили!
Поэзию не ждали здесь.
И дело вовсе не в поэзии,
Но в потрясениях весны.
И тонем в ней, покров срывая мы.
Актёры тьмой поглощены.
Дома морями омываемы.
Как пламя, Божья благодать
На ликах солнечных планет Его
И нам совсем не нужно ждать
Оледенения последнего.
Иные драмы , письмена
На главной сцене тень отбросили .
Вивальди. Года времена.
И просветленность тихой осени.
Что мудрость? - Знанье мертвых тайн.
И дар игры ценнее опыта.
Кружится в мюзикле Бернстайн.
И всё, от крика и до шепота,
Мы пропускаем сквозь себя.
Вот зал с восторженными лицами.
И жизнь. И слезы. И судьба.
И гул волшебный за кулисами

             ***

Весна на Земле - особое время года.
Мы наблюдаем  вечность перед закатом.
Силы души оживают. Простор. Свобода.
И молнии в небе. И птицы. И облака там.
В точке пересеченья вневременное и время
Рождают любовь, и жертвенность, и горенье.
 Дар перевоплощенья - сладкое бремя, 
Как в небесах паренье , миров творенье.
Вне расписанья времён пропускать сквозь сердце
Мудрость чужую, чужие мечты и драмы...
Страсти и маскарады. Тайные дверцы
В души людские . Пустоты и панорамы
Прошлого и грядущего, и моменты
Входа во все пласты и выхода в космос.
А на Земле не смолкают  апплодисменты.
Пьеса с названьем " Жизнь" довела   до слез нас. 

Ты - сама музыка. Музыка в тебе длится.
Дар внутреннего движенья пространству явлен.
О, как  прекрасны в зале сегодня  лица.
Свечи горят. И новый спектакль объявлен. 
От поражений спасают дар и упорство.
Сколько не прячься от мира, не бегай прочь, но
Только любовь - основа для чудотворства,
Для полновесной жизни и почвы прочной.
Тёмное время года. Душа немая.
Цели как будто нет. Но за краем слова
Вспыхнет шальное пламя - предвестник мая.
И  мы живём . Играем. И дышим снова.

          ДВА РОМАНСЕРО

                           1   

                 ЛЕБЕДЬ И ЛЕДА  
           ( Зимнее романсеро) 

Пала над зимней равниной
Месяцем ясным ночь.
Созвездья вселенской силой
Бросают лебедя к Леде...
От гиблой топкой трясины
Несут тебя сани прочь.
По лунной дороге к милой -
Самой прекрасной Lady...
Как блики, зыбятся звёзды.
То ярок их свет, то мёртв
Сокрыт мировой пожар там ,
В планет мерцающей груде...
Но облик её увёз ты,
Душой пред миром простёрт,
Гадая по звездным картам -
Что было с нами. Что будет...
А лебедь к любимой Леде,
Стальное прорвав кольцо,
Махнув крылами зимовью,
Рванулся в светлую полночь.
И в ней прекрасная Lady
сияла, подняв лицо,
нежностью и любовью
к нему и к судьбе исполнясь.
Твои глаза, как рубины,.
Пылают красным вином.
Как потушить их жар мне ? -
Пью из обоих, целуя.
Узрел я  чудо любимых
Глаз, горящих огнём.
Один за другим пью жадно.
Пою тебе " Alleluia"  

И ты наполнишь их снова
Пламенем вин золотых.
Такие люблю я больше
Всех вин остальных на свете.
Вбирай в себя моё слово .
И губы мои, и стих.
И наш поцелуй тем дольше,
Чем вечер пьяней и ветер.
О , Леда, скоро ты сбросишь
Багряный чудесный плащ,
Трепещущий от порыва
Зимних вьюг и метелей.
И ты ни о чём не спросишь -
Лишь смех, и шепот , и плач .
Люби меня, Casta Diva,

***  

Мы оба так захотели.
Сорву, как ту паутину,
Тончайший нежный покров.
Молчанье. Блаженство. Тайна
Раскрыта... и не раскрыта.
И сквозь облаков лавину
Закат вплывает, багров
Летит над Землёю лайнер.
Кипит внизу Dolce Vita 
Вплывают  вечные темы.
Во мгле - силуэты гор.
Горят на камине свечи.
Зима за окошком встала.
Прохожих редкие тени.
Бестрепетный милый взор.
И губы. И эти плечи -
Жемчужины и кораллы...
О , Леда, моя кручина.
Пусть тёмные воды сухИ -
Прогоним мысли дурные
О скорой Пране  и Лете.
Я лебедь. И я  мужчина.
Летят в пространство стихи.
Тихи голоса земные.
И падает снег на свете.

  ***   

Пречистая богиня - (итал. )

                           2

 НОВОГОДНЕЕ РОМАНСЕРО 

Из колокольного звона
Прясть ледяную нить...
Хлопья снега не тают .
 В ропоте океана 
 Дух  зимы   . Время оно. 
 Нам   его  не  сменить. 
Дни с небес ниспадают,
Словно пепел и манна. 
Выткать венец прибрежный
В честь твоей красоты
Из пены волны одинокой,
Небесных  закатов алых.
Звук имени звездно-снежный.
Любимые мной черты.
Слагаю песнь  дивноокой
 На выжженных морем скалах. 
Твой лик  печальный и мудрый
Мне не забыть никак.
Сквозь ветер и сквозь разлуку
Ищу заветную дверцу.
Сквозь блеск неясный и смутный,
Сквозь каменный века мрак
Дай протянуть мне руку
Прямо к самому сердцу. 
Повсюду кровопролитья,
По разным Земли местам.
И новых времён угрозы.
И некогда забываться. 
Но  всё ж  хочу  положить я 
Руку на тонкий твой стан
 Хочу я новою   розой
Владеть  - и не отрываться. 
 Я пламенных песен полон - 
Прими, волнуя мне кровь,
Слепой  мой   надрыв гитарный , 
 По миру блуждавший  разум. 
Меня сквозь смятенье вёл он.
Сияла  во мгле любовь 
Звездою южнополярной, 
Внимавшей стихам  и фразам.
Струн твоих проникновенных 
Дай мне светлую ночь - 
Сгусток чувств и  наитий.
 Трепетность сердца  слушай .
В словах простых сокровенных 
Пусть время исчезнет прочь.
Серебряны наши нити.
И в золоте наши души.

   ВОЛЬНЫЙ  ПЕРЕВОД ДВУХ СТИХОТВОРЕНИЙ 

    СЕРГЕЯ БРАТЧУКА
(украинского поэта, военного корреспондента и теле-журналиста)

ТВОЙ ПОЦЕЛУЙ
 
Твой поцелуй вовеки не забуду —
Пускай распнут, как некогда Христа.
Открыто сердце, явленное чуду.
Где нет любви — там в душах немота.
Твой поцелуй мне не забыть вовеки.
Молю владык небесного огня:
Пускай из берегов выходят реки —
Любви не отнимайте у меня.
И пусть я сгину в этом мире шатком.
Пускай в неравном пропаду бою …
Твой поцелуй — на сердце отпечатком.
Храни в своей душе любовь мою.

НА СМЕРТЬ ИЦХАКА ИМАСА

 10 лет назад в Израиле, по дороге домой в Хеврон, террористами  был убит историк, экскурсовод, человек, восходивший с другими иудеями на Храмовую гору, очень много об этом знавший и рассказывавший. Звали его Ицхак Имас.  

Вместе с ним в расстрелянной машине находилась жена Ицхака. Тали. Она тоже была убита. Сиротами остались дети. В тот же день написал стихи памяти Имаса. Я их нигде не публиковал.  

Зрел виноград. Сияла дуба крона.
Был воздух соткан из молитв и саг...
В такие дни в окрестностях Хеврона
Жил праведник по имени Исак.
Растил детей. Растил деревья сада.
Над древней книжкой грыз карандаши...
И посещали вечность и прохлада
Сады его трепещущей души.
И сверху открывалась панорама.
И выл мулла сплошную дребедень.
И в поисках потерянного Храма
Исак всходил на гору каждый день.
А этот путь так ясен, прост и горек.
Кровав закат над Храмовой горой.
Восходит к небесам простой историк -
Не ангел, не Мессия, не герой.
А судьи кто? Властители и судьи?
Земная власть - Гоморра и Содом...
Подняться до глубин, до самой сути -
И строить Храм сейчас, а не потом.
Но в наши дни такого поворота
Не ждут ни от кого - ни там, ни здесь.
И потому опять идёт охота
И новый затевается процесс.
Идёт охота, травля и атака.
Пошёл процесс меж городов и сёл...
Он выбрал новой жертвою Исака.
Но ангел автомата не отвёл.

  2010  

"Из детских тетрадей"
                     1985 

              ДИПТИХ ПАМЯТИ ЕСЕНИНА
 
   У них и ни Христа, и ни креста - с весами круг,
    На те весы кладут топор и лиру.
    Вас не сослали в дальние места - ВЫ сами.Вдруг.
    Другие - кто за Вами, кто - по миру.

    Есть крест, но не березовый, Навет, но не арест -
    Поэт в могиле спасся от конвоя-
   Над Вами плачет розовый рассвет и ржавый крест.
     И синие глаза, и клен, и хвоя.

                  2  
                            
  Жил поэт светлоокий
  При белой Луне.
   А остались лишь строки:
  "Шагане, Шагане"

   Но не ждет персиянка
   В той далекой стране,
    Отзвучала тальянка
   на высокой струне.

Смолкли звуки свирели,
 Не окончен сонет,
"Где он,где,неужели
Нигде его нет?"

Он бродил средь черёмух,
А над ним облака.
Нет его. Только в дрему
Окунулась река.

И его колокольчик
НЕ хохочет до слёз.
Он отпел. Он окончил,
До боли тверёз.

Нет ни бога, ни чёрта,
Нет вообще ничерта.
Разорвалась аорта -
И конец. И черта.

Ни цветов, ни симфоний,
Ни улыбок,ни лиц
Одинокие кони
В облака унеслись.

Скрылись сани за гору
И звезда не горит.
Лишь , как ране, за бором
Льют слезу глухари.  

                                    АЛЕКСЕЮ ГЕРМАНУ 
Декабрь 1990 года. Канун рождества.

Я пересмотрел кино Германа "Мой друг Иван Лапшин". Если рассказывать о своей жизни — это нужно штрихами. Черно-белыми кадрами. Прокручивая пленку… Как у Германа.

По фильмам Германа нужно учиться снимать кино. И вообще  — это пособие для изучения времени. Язык Германа выходит за рамки кино.

Когда-то меня потряс фильм "Проверка на дорогах". Потом другие фильмы режиссера.

И я прощался со страной под Германа. На следующий день мы замыкали трансцендентальный круг, возвращаясь через Варшаву, через Польшу, где 300 лет до 1939-го года находились в гостях мои предки, домой — в Иерусалим.

"Соберу вас отовсюду — и верну на обещанную  праотцам землю"…

Уже в поезде, по дороге в Варшаву вспоминал фильм. И записал на клочке бумаги, в свете мелькающих в окне фонарей:

"Отмечен декабрем
Застывший кинокадр:
Авто под фонарем
Скрипит "Труа, кеатр".
О, как бы я хотел
Прожить кино такое.
Мельканье глаз и тел,
Минута до запоя,
На серой мостовой
Прожеванная пища.
И все. Господь с тобой.
Так лучше. Выше. Чище.
Сипение машин,
На серых стенах — сперма.
Мой друг — Иван Лапшин.
И с ним киношник Герман.
Средь дат, эпох и вех
Мелькнет палач усатый.
Прощай, двадцатый век,
Прощай, мой век двадцатый.
Как стих ты сочинен
Штришком, единым махом,
И кем-то начинен
Дорожной пылью,прахом.
Цветет степной ковыль,
Уже не до потерь нам,
Зане снимает фильм
Российский гений Герман.

Это были мои последние стихи, написанные в СССР.