В АМЕРИКУ

До отъезда в Америку оставалось два дня. Трехкомнатная квартира была продана, и целых шесть тысяч долларов уже ждали нас на счету у двоюродного брата в США. Продать жилье за эту сумму в Ленинграде в 1991 году считалось большой удачей.  Сначала я хотела квартиру не продавать, а оставить, на всякий случай. Но мама сказала: "С ума сошла? Это же - советская власть! С кем ты вздумала в игрушки играть? Придумают завтра закон, по которому у выезжающих на ПМЖ отнимать недвижимость, и все! Пусть хоть какие-то деньги будут на первое время!"

Нас было четверо: моя т ринадцатилетняя дочь, мама, в возрасте шестидесяти шести лет решившаяся на отъезд с воодушевлением и отчаянием детского неведения и природного авантюризма, и я - тридцативосьмилетняя дамочка с хронически неустроенной личной жизнью. Четвертым был шестилетний тибетский терьер по имени Дик.

ВДОХНОВИТЕЛЬ

Не уверена, что мы смогли бы отважиться когда-либо на такой шаг, как эмиграция, мы - "трое в лодке, не считая собаки", если бы не Случай.

Случай назывался Мишей. Он познакомился со мной два года назад, и с тех пор наши отношения были максимально приближены к статусу любовного романа. То есть, в них было практически все так, как бывает у влюбленных, только мешало постоянное напряжение и ощущение подделки. Это был страх режиссера театра забыть оговорить с каждым актером, осветителем, реквизитором (и так далее) хотя бы одну мелочь, поскольку никто из них сам,  без напоминания и чужого руководства, ничего не вспомнит, не отыграет, и все сорвется.

Я была великим режиссером в отношениях с очередным, не родным мне по сути мужчиной. Но я так устала от одиночества, и так невероятно было встретить своего, родного человека, что я пыталась построить отношения из того материала, который реально был рядом, тем более, что он, этот материал, как мне тогда казалось, обладал надежностью и благородством. А альтернатива - пустота.

Дочка не ладила с Мишей, он был с ней принципиален и вреден настолько, что мне порой казалось, будто и ему тоже тринадцать лет. Мама примиряла всех. Мой дар великого режиссера пригождался каждый день.

Однажды Миша принес анкеты, которые нужно было срочно заполнить и передать какой-то Наташе, которая улетала в США в тот же день. Меня уговорили их заполнить, поскольку это никого не обязывало никуда ехать. Мне было намного проще полчаса провозиться с анкетами, чем объяснять Мише, что мне это никогда не пригодится. Тем более, что мы с ним это уже сто раз обсуждали. Заполненные анкеты улетели, и я о них забыла.

Мишин родной брат-близнец жил в США давно. Миша надеялся уехать к нему. У меня тоже был брат в США. Но я ехать никуда не собиралась. Нам предстояло расстаться, или кто-то из нас должен был изменить планы на жизнь. Кардинальные решения откладывались до неопределенной поры. Ни у кого не было сил что-то решать сегодня. Так прошло два года.

Однажды, как всегда неожиданно, в почтовом ящике оказались приглашения на собеседование в американское посольство. После первых часов паники мама выступила с речью. Она призывала использовать шанс на счастье. То, что счастья не было, не требовало доказательств. То, что оно случится в США, никто не гарантировал. Но возможность надеяться и мечтать о счастье казалась почти самим счастьем. Внутренние противоречия души и внешние общегосударственные проблемы смешались в одно тотальное чувство тоски и безнадежности.

Отъезд сулил перемены, пусть неизвестные, но перемены. К тому же, я  - не одна, со мной - мужчина, сложный, не очень-то родной по духу, но порядочный и интеллигентный.

Я решилась. Мама ликовала. Дочь покорилась. Пес волновался.

Дел было много. Я приготовилась к ежедневной беготне по организациям, к заполнению сотен бумаг и к множеству проблем. Но тут случилось нечто непредвиденное: Миша оказался сволочью. Классической сволочью. Как из энциклопедии о подонках, если бы такая энциклопедия существовала. Сегодня об этом не хочется даже вспоминать. Но тогда мне было очень тяжело.

Вкратце могу сказать лишь следующее: он решил меня бросить, но не до конца. То есть, на какое-то время мы должны были оставаться друзьями и ехать в Америку в таком статусе. А там, в США, если он не найдет богатую невесту и вообще, если ему будет трудно, то он восстановит свои прежние отношения со мной. Он почему-то был уверен, что я никуда не денусь. А вдруг ему подфартит!  Кто же в Тулу со своим самоваром едет? Разумеется, он мне этого не объяснял так откровенно. Просто переехал к себе под предлогом какой-то надуманной обиды, но продолжал каждый день звонить по-дружески, ничего не объясняя. Потом нашлись люди из круга общих знакомых, которые пролили свет на его таинственное поведение.

США из России воспринимается по фильмам, где все американцы без исключения - миллионеры с яхтами, самолетами, виллами. А себя многие видят желанными женихами и невестами, о которых миллионеры только и мечтают, вылавливая их у трапа самолета.

Короче, квартира была продана, мебель - тоже. Впереди - неизвестность. Профессии для Америки - нет, английского языка - тоже. "Порядочный и интеллигентный" вдохновитель отъезда исчез из моей жизни, так как я очень быстро эту уродливую дружбу прекратила. Обратного хода не было. Мы уезжали в США.

Забегая вперед, скажу, что Америка довольно быстро "приземлила" моего практичного несостоявшегося жениха. Когда-то, готовясь к Америке, мы познакомили наших американских братьев, чтобы они организовали так называемый штаб подготовки к нашему приезду. Так вот, слегка отрезвленный реальностью, Миша решил использовать именно этот мостик - знакомство наших братьев, чтобы вернуть меня. Сам не решался. Трусливо пытался наладить со мной отношения, многократно запуская нужную ему информацию через своего брата. Я, разумеется, его больше видеть не захотела, а мой брат, узнав от меня об этой истории, был очень рад возможности морального реванша. Так что, мост Мишиной надежды оказался для него разводным мостом (в память о Ленинграде, но только с той разницей, что для него мост был разведен навсегда).

ВШИ

За неделю до отъезда я узнала, что дочь где-то заразилась вшами. Вшей я никогда в своей жизни не видела. После первого стресса от этой новости мне стало казаться, что моя голова тоже чешется. Я всегда была мнительной. Однако осмотрев мою голову, мама заверила меня, что я в полном порядке. Тем не менее, я испытывала жуткое чувство брезгливости к себе самой. А вдруг мама чего-то не заметила? Рассказать знакомым о вшах в интеллигентном доме я не решалась. Стала звонить по аптекам. Как дочь бывшего сотрудника санэпидемстанции я знала слово "педикулез". Это - те же вши, но звучит не так унизительно.

"Здравствуйте! Не подскажете ли какое-либо средство от педикулеза?" - говорила я по телефону, обзванивая ленинградские аптеки. "От вшей, что ли?!" - неизменно переспрашивали меня работники аптек с усмешкой и непонятным мне садистским удовольствием. Им хотелось озвучить мой позор как можно громче и откровеннее. "Да, от вшей!" - в отчаянии повторяла я. "От вшей, дама, есть только чемеричная вода. Но ее сейчас вы нигде не найдете. Дефицит!"

Трубка вешалась категорично, как приговор. Все брошенные ленинградскими клерками и высокими начальниками трубки за мою тридцативосьмилетнюю жизнь в этом прекрасном городе давно уже перешли в некое чувство обреченности. Нет, им не удалось внушить мне ощущение собственной ничтожности. Я продолжала себя любить и ценить бескорыстно, хоть, возможно, и незаслуженно. Но сил пререкаться, жаловаться и требовать справедливости у меня не было. Да и не хотелось на это тратить свою жизнь. Я так и не научилась хамить в трамвае и метро, когда, наступив мне на ногу, наступивший орал на меня, долго возмущаясь тем, что я не там стою или не так поставила ногу, все больше вдохновляясь своей речью, которую я никогда не прерывала, ибо шансов победить в подобном диалоге у меня не было, а каждое мое слово явилось бы отличной щепкой для новой вспышки костра изощренного советского хамства. Мое гордое молчание часто обижало и разочаровывало трамвайных ораторов, что приносило мне хоть какое-то моральное удовлетворение.

Мама искала керосин - старое испытанное средство от вшей. В деревне с керосином не было бы проблем. А вот в Ленинграде мы не знали, где его искать. Преодолев стыд, я поделились горем с соседом - врачом-ветеринаром. Он принес шампунь для собак под названием "Бим". Головы вымыли всем троим. Нам - для профилактики. Дочери сердобольные парикмахеры сделали короткую стрижку за месячную зарплату. Иначе никто из них прикасаться к проблемной голове не пожелал. После собачьего шампуня еще обработали головы уксусом (мама где-то вычитала). Я же продолжала обзванивать аптеки несмотря на то, что в аптекоуправлении мне ясно объяснили -  никаких средств в городе нет.

В  РОДНОЙ АПТЕКЕ 

И вот после множества напрасных звонков и усилий, почти потеряв всякую надежду, я узнаю, что в Купчино, на противоположном конце города (я жила на Гражданке), есть чемеричная вода! Схватив такси, я помчалась в Купчино (после проданной мебели и всех вещей появились деньги), и вскоре я уже беседовала с работницей аптеки. Шепотом я объяснила ей, что мне надо. Мне выдали три крошечные бутылочки с заветной волшебной водицей. Я взмолилась!

- Жен-ши-на! - громко и назидательно произнесла аптекарша. - Вы не одна вшивая! Весь Ленинград вшивый. Почему я должна делать исключение для вас? В одни руки положено не больше 3 флаконов.

На меня стали оборачиваться люди. Но странный факт: меня ранили не только слова о вшах, но и слово "женшина". В душе я ощущала себя молодой, да и выглядела вполне девушкообразно. Но каждый раз, когда меня называли в общественных местах женщиной, да еще, произносили это каким-то, я бы сказала, нецензурным голосом, мне становилось очень грустно и обидно, хотя, формально рассуждая, обиды на поверхности как бы не было. В тридцать восемь лет пора бы уже не претендовать на обращение "девушка"! Конечно, пора! И давно... Но я, как и большинство моих сверстниц с неустроенной личной жизнью, испытывала определенную травму каждый раз, когда в мой адрес звучало громкое неделикатное обращение "женщина". Причем, аптекарь произнесла это слово через "ы", вопреки правилу русского языка: "жи" и "ши" пиши через "и". В ее устах оно прозвучало как "жен-шы-на"! Странно, но при таком произнесении я почувствовала себя почти старухой: буква "ы" прибавляла к моему возрасту лет двадцать с лишним. К тому же, мой позор со вшами был выставлен напоказ всем обитателям аптеки. Не нарочно. Просто у аптекарши был громкий голос и эмоциональная натура. Я разревелась. Сказалось, видимо, напряжение последних недель.

Аптекарь оказалась хорошим человеком. Громко проклиная свое доброе безотказное сердце, а также вшивых и требовательных посетителей, она торжественно вручила мне еще три флакона спасительной жидкости и завершила этот акт самопожертвования взглядом, означавшим: "Больше не проси!" Несмотря на то, что она прославила меня на всю аптеку, я ее почти полюбила. Она орала явно не из-за садизма, а от тоски на свою судьбу, возможно,  тоже не очень счастливую.

ЧУТЬ БОЛЬШЕ СУТОК ДО ОТЪЕЗДА...

Вымыв голову чемеричной водой, мы втроем пили чай на ленинградской кухне. Последний  вечер дома!..

Рядом лежал пес, он что-то чувствовал, волновался и располагался всегда около упакованных вещей, чтобы его не забыли взять с собой. Он враждебно смотрел на металлическую клетку с отверстиями, которую я заказала для него на заводе. В этой клетке ему предстояло лететь в США в багажном отделении  самолета. Он еще не знал, впрочем, как и все мы, что Дик, помимо имени, означает нечто пикантное в английском языке (на сленге - половой член), и что все прохожие станут оборачиваться на мою маму, когда она, ничего не подозревая, будет громко звать  любимого пса, выгуливая его на новом месте.

"Дик! Иди сюда! Дик, ко мне!" - громко прозвучит в далекой стране, где крайне трудно чем-то удивить прохожих. Всеобщее внимание найдет свое особое объяснение в душе моей мамы: она поправит прическу, ловя заинтересованные взгляды, и скажет мне, что в России на женщин ее возраста уже давно никто не смотрит, и как приятно в этом отношении отличается Америка!

Чуть позже, правда, ситуация прояснится, но уважительное отношение к женщинам любого возраста все-равно не пропадет, а вскоре станет привычным и обыденным. Ко всему хорошему, как известно, быстро привыкают.

Дика даже попробуют переименовать в Джека, но он не примет это чужое имя и не станет на него откликаться.

- Знаешь, доченька, все, что ни делается, - к лучшему. Значит, ждет тебя в США другой человек и другая судьба. И у ребенка будет будущее. Да и я, сколько мне суждено, поживу по-человечески. Ох, если бы мне скинуть лет хотя бы десять! Я бы и бизнес в США сделала. Кстати, ты еще не думала о бизнесе?

(Мама всегда была оптимисткой и генератором идей).

- Интересно, стригут ли они собак и, если "да", то что делают с шерстью? - неожиданно изрекла она. - Если выбрасывают, мы ее недорого купим, откроем пункт по сбору собачьей шерсти, приобретем прядильную машину, а потом откроем цех по производству поясов для радикулитчиков. Как тебе идея?

- Не знаю, мама. Мне сейчас как-то не хочется об этом думать.

- Ну ладно, можно и брачное агентство открыть, заодно и себе кого-то найдешь.

- Мама! Я тебя умоляю, дай мне отдохнуть!

- Ну хорошо, не волнуйся! И о вшах беспокоиться - просто глупо. Вот-вот прилетим в США, а уж там-то наверняка  нет проблемы достать средства от вшей.

- Мама, а вдруг в США нет... вшей? - с ужасом предположила я. По маминому лицу пробежала тень сомнения, но тут же исчезла, споткнувшись о ее привычку предполагать всегда все самое хорошее, если для этого есть хоть малейшая возможность.

- Ну что ты! Должны быть вши! У них там все есть, я тебя уверяю. Ты только родственникам в США не говори про эту проблему. Зачем?  Мы сами разберемся. А пока отвлекись от мрачных мыслей и сделай себе что-то приятное и полезное, ну маникюр, например! Сходишь завтра утром в салон красоты?

Я решила, что идея приехать в Америку ухоженной совсем неплохая и утром отправилась в парикмахерскую. С маникюром все было завершено, но вот педикюр оказался роковым: мне порезали пятку. Приносить извинений не стали, даже как-то злорадно ухмыльнулись, когда я расстроилась. Может, нарочно порезали? Я же сдуру всем сообщала, что уезжаю в США. Из меня просто вылезало это сообщение.

Хромала я не сильно, но мысль о возможном заражении СПИДом была сильнее боли и отравила мне жизнь на полгода, пока я не сдала анализы и не убедилась, что моя слабость и прочие совпадения со СПИДовской симптоматикой - просто нервы.

В САМОЛЁТЕ

Летела я в США в жутком настроении: личная жизнь разрушилась, чем буду заниматься в чужой стране - непонятно; в голове, скорее всего, - вши; в крови, возможно, уже СПИД; а в душе - боль и страх. Но вместе с тем, вернуться в свою квартиру мне не хотелось. Там я оставила много слез и переживаний. Пусть хоть что-то новое произойдет в моей жизни!

"Все как-то устраиваются, ну почему именно я должна стать исключением!" -  думала я, пытаясь успокоиться. Но через несколько минут страх возвращался. Это было никому не заметно, кроме мамы. Каждый раз, когда тревожные мысли вновь нападали на меня, она покрывала своей ладонью мою руку, лежавшую на поручне кресла, и немного сжимала ее. Эта нехитрая мамина ласка когда-то помогала в далеком детстве в кабинете зубного врача, потом во взрослости, когда пришлось узнать о смерти бабушки, о диагнозе папы, позже - развестись с мужем, терпеть долгое женское одиночество, изредка прерываемое катастрофически неудачными попытками устроить свою судьбу. Да что там говорить!.. Кризисных ситуаций в моей жизни хватало. Я их хранила как великий трагический капитал своей души и биографии: столько пережить! Я не подозревала (и слава богу!), что впереди меня ждут не менее сильные потери и переживания.

АМЕРИКА

Вот, наконец, мы приземлились в аэропорту имени Кеннеди (JFK). Нас встретили мой брат, бывший муж (отец моей дочери) и еще парочка родственников. Ночевали у брата. Утром он уехал работать (был таксистом в ту пору, чем и зарабатывал на жизнь). Жена его умчалась в парикмахерскую (она стала в США маникюршей). Племянница училась в школе.

А мы втроем отправились в американскую реальную жизнь.

Квинс.  Район Нью-Йорка.

Улочка под названием Форест Парквей, а рядом - Джамайка Авеню с грохочущим над головой поездом. Мама и я изучали только немецкий язык во всех учебных заведениях, где довелось учиться, а дочь - испанский (английский лишь слегка). Я - глава семьи, и мне положено все знать и уметь. Никого не волнует, изучала я английский или нет. Всем нужен результат.

ПЕРВАЯ ПОКУПКА В США

Сначала мама попросила меня купить говяжий фарш, так как ей не понравились сосиски, которыми нас вечером накормили.  Но как сказать по-английски "фарш", а тем более "говяжий"? В супермаркете я, конечно, увидела фарш, но как разобраться в том, что он представлял собой "при жизни"? Свинину мама не ела.

Мимо проходила черная американка. Я, как можно любезнее, улыбнулась, собрала весь мой запас английского, равный трем торопливым урокам перед отъездом, и произнесла, указывая на фарш: "From whom is it ?" ("Из кого это?") Американка, на всякий случай, отодвинулась на безопасное расстояние и посмотрела на меня без симпатии. Дочка от позора спряталась за соседнюю витрину, но помогать отказалась (стеснительность и вредность тринадцатилетних девочек может преодолеть редкая мама). Тогда я стала поочередно указывать на каждый вид фарша, сопровождая это пантомимой. Пантомима следовала за одним и тем же вопросом: "Is it…" (для тех, кто не знает английского вообще:  "is it" равно cлову "это" в вопросительном предложении.  Например, "это - яблоко?" = " is  it  an apple?"), и дальше, я представляла себя летающей птицей-курицей, размахивая руками-крыльями, затем хрюкала свиньей, изображая из своего еврейского носа нажатием пальца пятачок, ну, и наконец, получив отрицательное мотание головы американки, я замычала коровой. Американка включилась в игру, помогла мне купить говяжий фарш, обняла меня и, похоже, сожалела, что игра так быстро закончилась. Это была моя первая покупка в США.

АМЕРИКАНСКАЯ АПТЕКА

Засунув фарш в холодильник брата, мы отправились на поиски волшебных средств от вшей. Большие словари остались в "медленном багаже" и должны были приплыть  через месяц (вместе с остальными вещами).  Я вытащила крошечный карманный словарик, привезенный с собой, и попробовала найти слово "вошь". Словарь туриста не был рассчитан на такую напасть.

- Попробуй искать на "гниду", - посоветовала мама. Как ни странно, но слово "гнида", по мнению составителей словаря, было важнее для туриста, и я его тут же нашла. Перевод выдал "Egg", а чуть правее мелким бледным шрифтом было добавлено "of the louse" (что это значит, я тогда не знала, но была счастлива, что нашла перевод  слова "гнида", а уж все эти лингвистические ньюансы... Не до того!   

Слово "egg" (яйцо) я до этого никогда не встречала и о его многозначности не подозревала. Поскольку в русском языке слово "гнида" имело только один смысл, выраженный одним словом, я была уверена, что и в английском также. То есть, я сочла слово "еgg" абсолютно равным по смыслу слову "гнида" и вполне достаточным для его однозначного  определения. Поэтому мелкое и невнятное уточнение бледным шрифтом я опустила, как никому не нужное утомительное излишество.

Найдя аптеку, я долго ждала, когда уйдут все посетители. Затем подошла к фармацевту и, затаив дыхание от срама и ответственности,  а также, призвав на помощь чувство собственного достоинства, я громко и независимо произнесла: "I have eggs". Построить более сложную фразу я не могла. Разумеется, я ожидала, что аптекарю будет понятно, какая у меня проблема, и мне предложат выход. Но этого не произошло. Мою проблему поняли иначе. Это понимание вызвало замешательство у аптекаря. Выражение ее лица в течение нескольких секунд менялось от ужаса и брезгливости до нездорового любопытства и паники. Наконец она "включила кнопку" невозмутимости и предупредительности работника американского сервиса и вежливо произнесла: "I am sorry, ma'am !" (Я сожалею, мадам!) 

"Она-то чем виновата?" - подумала я, переведя ее фразу как извинение, а не как сожаление.  Никаких поползновений предложить мне полезный для данной ситуации товар от американки не исходило.

Мне, конечно, было известно из произведений некоторых советских сатириков, что многие американцы - тупые, но я никак не хотела в это поверить. А выразить свою проблему другими словами я, увы, не могла из-за весьма натянутых отношений с английским языком. В душе зарождалась паника. "Может, она плохо слышит?" - мелькнула в душе надежда, и я решила сказать то же самое, но погромче: "I have eggs!" Это прозвучало почти как угроза.

Аптекарь, в свою очередь, тоже ответила мне погромче: "I am sorry to hear it, ma'am !" (Я сожалею  об услышанном, мадам!). Она, похоже, тоже начала раздражаться. Ситуация заходила в тупик. Помощи ждать было неоткуда. Тогда для особо "одаренных" в понимании людей я уточнила проблему следующим образом: "I have eggs in my head!"   (Head - голова).  Лицо аптекаря исказилось непосильной работой мысли. Она честно пыталась понять, что же я хочу от нее. Разгадка не приходила.

И вдруг ее осенило предположение. Она радостно заорала  на всю аптеку, в которой, к счастью, никого, кроме нас, в тот момент не было: "I got you! You just need a special shampoo!  Right? "  (Я  поняла  тебя! Тебе просто нужен особый шампунь,  ведь так?)

Я узнала слово "шампунь" и поняла, что развязка близится. Меня подвели к полке, где пестрело яркими этикетками огромное количество шампуней. "Неужели у них так много вшивых?" - подумала я. Но тут же сообразила, что, скорее всего, наоборот, поскольку нет дефицита в средствах от вшей. 

Но что особенно меня поразило, так это абсолютное уважение ко мне, возможно, вшивому посетителю. Мне улыбались, меня принимали в их жизнь, мне пожелали удачи. Видимо, в борьбе со вшами. Но все равно, удачи! И никакой иронии или насмешки!

В России говорили, что американцы улыбаются неискренно. Мне показалось, что если им улыбаться искренно, то и они ответят тем же. У меня, по крайней мере, именно так происходит. Но даже неискренняя вежливость мне больше по душе, чем искреннее хамство.

Так закончился наш первый день в Америке.

НА ПУТИ К СВОБОДНОМУ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВУ

Утром мама пошла со мной выгуливать собаку и потребовала, чтобы я выяснила у американской старушки, гулявшей неподалеку с белой болонкой, как она распоряжается шерстью своей собаки после стрижки. Я запротестовала. Да и не могла я сказать такое по-английски! Тогда моя предприимчивая мама решила обойтись без меня. Подойдя к американке, она любезно поздоровалась. Та ответила и улыбнулась.  И тут, к моему ужасу, мама изобразила двумя пальцами правой руки ножницы и произнесла: "Сut - cut?" (резать, стричь).

Я зажмурилась и перестала дышать. Но, как ни странно, американка поняла, о чем ее хотят спросить, и ответила с неизменной улыбкой: "Sometimes!" (Иногда). Мама вообще-то родом из Белоруссии. Хоть она и прожила в Ленинграде всю жизнь, но букву "г" всегда произносила по-белорусски. Не очень-то смущаясь, она вдруг изобразила двумя руками некую емкость, где, видимо, должна была уместиться воображаемая шерсть собаки после стрижки, и изрекла свой главный вопрос c белорусским "г": "To the garbage?" (На помойку?!) Старушка кивнула. Поблагодарив собеседницу, мама радостно подбежала ко мне с криками: "Они выбрасывают собачью шерсть!"

Вскоре меня заставили звонить по поводу приобретения прядильного станка. Он оказался для нас тогда непосильно дорогим. Мама сникла, но ненадолго. Мне пришлось воодушевлять ее какой-то новой идеей. 

Я обошла несколько аптек с вопросом, есть ли у них сигареты без никотина и где их можно купить. Может, они и были где-то на территории США, но мне сказали, что нет у них ничего подобного. Я обрадовалась и с помощью словаря купила траву валерианы и пустырника. 

Дома мы с мамой скрутили сигареты из этих трав и закурили. Оставалась сущая мелочь: запатентовать, найти производителя, и... вперед! Мама до этого ни разу не держала в руках сигарет. Курилось приятно. Мысленно мы уже были миллионерами, избавившими человечество от никотиновой зависимости.

Неожиданно вошел брат. "Что-то горит!" - тревожно сказал он и замолчал, увидев маму курящей и таинственной. Поняв, что мы рождаем новый великий бизнес, брат сел на стул и обреченно замолчал. Он знал, что эту стадию должны пройти все вновь приехавшие. Похоже, он оценил масштаб наших планов и тот напор, с которым мы взялись за дело, а также наивность всех своих попыток отговорить нас от быстрого пути к миллионам.  Поэтому убедившись, что мы не подожгли его квартиру, он облегченно вздохнул и миролюбиво произнес: "Может, девочки, лучше все-таки... пояса для радикулитчиков? А?".