КОЕ-ЧТО О ДАРВИНИЗМЕ, ПСЕВДОДАРВИНИЗМЕ И АНТИДАРВИНИЗМЕ

1.
Эволюционная теория настолько прочно связана с именем Чарльза Дарвина, что люди, далекие от биологической науки, обычно считают Дарвина создателем самой концепции эволюции живой природы. Таково распространенное заблуждение. На самом деле идея эволюции жизни известна с незапамятных времен. Мыслимы всего две альтернативы - либо виды живых организмов возникли (были созданы) такими, как есть; либо они развивались из предшествовавших форм.

Неудивительно, что оба эти представления возникли в глубокой древности и во все века имели приверженцев. Эволиционистом был британский натуралист XVIII века Эразм Дарвин (дед Чарльза). Эволюционистом был Иоганн Вольфганг Гёте - великий поэт и выдающийся для своего времени мыслитель и натуралист. Французский просветитель Бюффон посвятил жизнь созданию многотомного труда "Натуральная история". Ему удалось завершить 36 томов, и все они пронизаны идеей эволюционного развития живой и неживой природы. Ученик Бюффона Жан-Батист Ламарк, развивая взгляды предшественников, пытался объяснить механизм эволюционного процесса. Он утверждал, что в живых организмах заложено "стремление" к прогрессу и что усиление органов при активном использовании (упражнении) передается по наследству и таким образом происходит совершенствование организмов от поколения к поколению. Проще говоря, среда обитания управляет наследственностью, благодаря чему организмы все лучше приспосабливаются к условиям жизни.

Обосновать эти взгляды Ламарк не мог, похоже, и не считал нужным. Он не доказывал, а постулировал. Позднее его последователи приложили немало сил, чтобы доказать наследование приобретенных признаков. Иногда казалось, что доказательство получено. Но при проверке все такие эксперименты приводили к отрицательным результатам. Было установлено, что упражнение тех или иных органов может значительно их развить и усовершенствовать, но на следующих поколениях это никак не отражается. Приобретенные признаки не наследуются. И никакого "стремления к прогрессу" в живых организмах не заложено.

Тем не менее, эволюция происходит. Чарльз Дарвин не был творцом этой концепции, но он сделал гораздо большее. То, что до него было только догадкой, он поставил на строго научные рельсы, объяснив и обосновав механизмы эволюционного процесса.

Его книга о происхождении видов путем естественного отбора, опубликованная в 1859 году, создавалась более двадцати лет. Дарвин создал стройную систему, охватив огромное количество фактов. В его поле зрения оказалось практически все, что было к тому времени наработано биологической наукой. Он показал, что виды постепенно меняются по мере их перемещения во времени и пространстве, и что эти изменения происходят благодаря действию трех компонетов: наследственности, изменчивости и отбора. Наследственность и изменчивость поставляют строительный материал; творческую роль архитектора, который создает новые разновидности и виды, играет отбор форм, наиболее приспособленных к условиям обитания. Изменение внешних условий определяет направление отбора.

Во времена Дарвина не были известны основные законы наследственности. Их открыл и сформулировал Грегор Мендель, но его открытие, изложенное в 1866 году, осталось не замеченным. С наступлением XX века законы Менделя были переоткрыты и легли в основу новой науки - генетики. Бесчисленными экспериментами сотен ученых было установлено, что единицы наследственности - гены - весьма устойчивы, они передаются в ряду поколений в неизменном виде и не зависят от условий внешней среды. Но изредка они могут мутировать, то есть скачкобразно изменяться, причем эти изменения не имеют приспособительного характера. Позднее было установлено, что частота мутаций резко возрастает при воздействии непоредственно на гены рентгеновскими или радиоактивными лучами, сильными химикатами и т.п.

Экспериментируя на плодовой мушке дрозофиле, американец Томас Морган и его ученики установили, что гены сосредоточены в хромосомах клеточного ядра. (Это и ряд других важнейших положений генетики были предсказаны Августом Вейсманом - германским естествоиспытателем второй половины XIX века).

На начальном этапе развития генетики некоторые энтузиасты новой науки усмотрели в ее законах опровержение теории Дарвина. Одни полагали, что устойчивость генов делает невозможным поступательную эволюцию; другие, указывая на мутации генов, считали, что новые виды образуются скачкообразно, а не постепенно, как полагал Дарвин. Эти заблуждения были успешно преодолены. Трудами многих ученых (выдающаяся роль принадлежит С.С. Четверикову) была создана популяционная генетика. Тонкими полевыми и лабораторными исследованиями Четвериков показал, что перекомпановка генов при скрещиваниях, а также мутации отдельных генов обеспечивают широкий спектр изменчивости, а естественный отбор, выбраковывая нежизнеспособные формы и сохраняя жизнеспособные, формирует новые разновидности и виды.

Важнейшим вкладом в развитие эволюционного учения стали работы Н.И. Вавилова. Вавилов открыл закон гомологических рядов в наследственной изменчивости (закон повторяемости признаков у родственных видов и родов), благодаря которому стало возможно предсказывать существование в природе еще неизвестных науке форм. Он также открыл основные центры происхождения культурных растений (генцентры) и проследил на примерах ряда сельскохозяйственных культутр, как они исторически расселялись из этих центров, преодолевая огромные расстояния и природные барьеры; как при этом из исходного материала шло формирование разновидностей и сортов.

Благодаря этим и многим другим открытиям генетика стала фундаментом дарвинизма. В общую копилку знаний вносили вклад ученые многих стран, работавшие в тесном взаимодействии. Так продолжалось до начала 1930-х годов, когда в советской биологии развернулась борьба, которая привела к ее постепенному отставанию, изоляции и разгрому, отбросившему ее на многие десятилетия назад. Этот откат был связан, в первую очередь, с именем Трофима Денисовича Лысенко.    

2.
Имя молодого агронома Лысенко стало широко известно в 1929 году, как раз в то время, когда партия и правительство, под руководством Сталина, взяли курс на сплошную коллективизацию сельского хозяйства.

Летом того судьбоносного года крестьянин Денис Лысенко, живший в деревне Карловке на Полтавщине, явился в Министерство сельского хозяйства Украины со снопом озимой пшеницы, которую, по его словам, он высеял весной, предворительно выдержав два мешка с семенами под снегом. Поступил он так по совету и настоянию своего сына Трофима.

Если учесть, что в два предыдущих года из-за суровых зим особенно сильно пострадали урожаи озимых, то можно понять, что "почин" отца и сына Лысенко был подхвачен наркоматом республики, затем наркоматом земледелия СССР, а затем и высшим руководством страны.

Торопясь закрепить успех, Лысенко стал требовать проведения яровизации озимых на миллионах гектаров колхозных полей, что и превратилась в широкую кампанию по всей стране. Предостережения ученых, что преждевременное внедрение в практику нового агроприема, не прошедшего тщательной проверки, чревато серьезными последствиями, были восприняты как стремление вставить палку в колеса смелому новатору.

Энергичный и полный энтузиазма, Лысенко стал выдвигать новые предложения, обещая многократно повысить урожайность в колхозах и совхозах. Он стал утверждать, что саму наследственную природу растений можно переделать (озимых в яровые, яровых в озимые и т.д.) путем их "воспитания" в определенных условиях внешней среды. При этом он ссылся на опыт извесного садовода И.В. Мичурина и эволюционное учение Дарвина.

Более образованные биологи пытались объяснить, что увлекающийся, но мало образованный агроном выдает желаемое за действительное, ибо предложенное им "воспитание" восходит к наивным представлениям Ламарка, давно отброшенным наукой как бесплодные и ошибочные. Оспорить такую критику научными доводами Лысенко не мог, но ему удалось подменить научный спор "разоблачением классового врага". Своих научных противников Лысенко и его приспешники обвиняли в антидарвинизме, идеализме, отрицании эволюционного учения вообще. Против них была развязана война на уничтожение.

Она длилась много лет, генетики несли тяжелые потери - в самом прямом смысле слова. Десятки из них исчезли в застенках НКВД, откуда большинство не вернулось. 6 августа 1940 года был арестован крупнейший растениевод XX века Н.И. Вавилов. Он был приговорен к смертной казни, затем "помилован", после чего умерщвлен голодом в Саратовской тюрьме. Это произошло 26 января 1943 года. Еще через несколько лет, на печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 года генетике был вынесен "окончательный" приговор. "Буржуазная лженаука" подлежала изгнанию из научных учреждений, с вузовских кафедр, из учебных программ и учебников, что и проводилось в жизнь с молодецким посвистом, под хохот и веселье, принявшее гомерический размах.

Веселей играй, гармошка,
Мы с подружкою вдвоем
Академику Лысенко
Величальную поем.
Он мичуринской дорогой
Твердой поступью идет,
Морганистам, вейсманистам
Нас дурачить не дает.
Академиком Лысенко
Все колхозники горды.
Он во всех краях отчизны
Учит нас растить сады.
Перестраивать природу
Нам в стране своей пришлось
Чтоб советскому народу
Благодатнее жилось.

Такие залихвацкие припевки разносились из черных тарелок-репродукторов по всей стране, хотя народ жил в проголодь. Длиннющие очереди за хлебом и другими продуктами питания стали наиболее характерной чертой любого городского пейзажа, а в деревнях дети пухли от голода. Но, чем яснее становилась несостоятельность колхозного строя, тем громче гремела слава "колхозного ученого". 

Похмелье наступило нескоро. После разоблачения "культа личности" Сталина Лысенко сумел втереться в доверие новому вождю, Хрущеву. Попытки пошатнуть его монопольное положение в биологической науке СССР были пресечены. Только после снятия Хрущева, которому, в числе других грехов предъявили обвинение в односторонней поддержке Лысенко, научные противники "колхозного ученого" смогли заговорить в полный голос. На страницы научной и общей печати хлынул целый поток материалов, не оставивший камня на камне от всего "мичуринское ученые". Говорили, что Лысенко позвонил тогдашнему премьеру Косыгину, требуя "защиты". Тот ответил: "В печати идет дискуссия по вопросам биологии, я слежу за ней с интересом. Вы можете принять в ней участие". Но создатель учения молчал, набравши в рот воды, как и его сторонники. Без мощной поддержки сверху он дискутировать не умел.

3.
А теперь перенесемся в наш сегодняшний день. Передо мной две небольшие книжки московского издательства "Самообразование" -- одна вышла в 2008-м, вторая в 2009-м году. Однотипное оформление говорит о том, что книги принадлежат одной серии. Согласно выходным данным, у них общий редактор: "главный редактор Александр Николаевич Маслов". На обложке одной из них значится: "Николай Иванович Вавилов - ботаник, академик, гражданин мира". На второй: "Трофим Денисович Лысенко - советский агроном, биолог, селекционер". Уже при сопоставлении этих названий возникают недоуменные вопросы.

Н.И. Вавилов был членом Академии Наук СССР и Т.Д. Лысенко был членом Академии Наук СССР. Почему же Вавилова академик, а Лысенок только агроном? И почему Лысенко "советский", а  Вавилов - "гражданин мира"? Эта несхожесть продумана.

В книге о Н.И. Вавилове (автор В.И. Пыженков) отдается должное открытиям ученого, рассказано о его путешествиях, о созданной им богатейшей коллекции форм культурных растений, о его всемирной известности. Но главная мысль автора состоит в том, что Вавилова не интересовали нужды сельского хозяйства страны, что собранная им коллекция не имела и не имеет практического применения, что в дальние путешествия его влекла любовь к приключениям, к экзотике, контакты с зарубежными учеными нужны были для повышения своей международной известности. Не только сам ничего не дал практике, но и усилия сотрудников направлял на решение далеких от жизни теоритических проблем. Словом, гражданин мира, космополит, антипатриот. А, может быть, и враг народа. Признался же он во вредительстве, даже назвал соучастников по антисоветской организации, которую возглавлял. Правда, посмертно реабилитирован, но... Для полного посрамления "гражданина мира" на заднюю страницу обложки вынесен отрывок из его следственного дела: 

"Очная ставка между Вавиловым и Карпеченко 25 июня 1941 г.

Вопрос ВАВИЛОВУ: Вы показали, что в беседах с вами, как на работе так и у вас на квартире, КАРПЕЧЕНКО высказывал антисоветские настроения по поводу работников земельной системы и одновременно восхвалял условия в капиталистических странах. Это правильно?

Ответ: Да, правильно.

Вопрос Карпеченко: Эту часть показаний Вавилова вы подтверждаете?

Ответ: Да, подтверждаю..."

Никаких комментариев к этой выписке не дано - автор и редактор посчитали это излишним. Читателю остается мобилизовать свое воображение, чтобы хотя бы отдаленно представить себе, через какую танталову обработку прошли два выдающихся ученых, чтобы показать и подписать то, что они показали, встретившись лицом к лицу в кабинете следователя... 

Что касается повествования о "советском агрономе", то его венчает парадный портрет Лысенко, сопровождаемый его вещими словами: "Настоящий расцвет науки возможен только в стране социализма, где научная работа следует указаниям великого Сталина. Мы обязаны впитать в себя сталинские методы работы".

Достаточно сопоставить эти слова с очной ставкой Вавилова-Карпеченко, чтобы увериться в безотказной эффективности "сталинских методов". 

В России взят курс на реабилитацию Сталина, и он умело проводится в жизнь. От опроса к опросу рейтинг Сталина растет, теперь уже большинство населения считает его одним из самых великих государственных деятелей во всей российской истории. Пришла пора поднимать на прежние пьедесталы и наиболее когтистых и клювастых сталинских ястребов. Этот социальный заказ и выполняют книжки издательства "Самообразование".

В книге о Лысенко помещены статьи разных авторов, превозносящих его вклад в науку и практику, его борьбу за "передовое мичуринское учение". Одна из глав так и названа: "Борьба за Мичурина - это линия огня!" (Автор - И.В. Дрягина). Отдельный раздел книги составлен из статей и выступлений Лысенко. Последний раздел, "Документы", содежит такие подразделы, как: "Организация Соловецкого лагеря", "Дело Вавилова", "Дело Тимофеева-Ресовского". Парадоксально, но в книге о Вавилове его следственное дело представлено намного скупее, чем в книге о Лысенко. Ведь надо внушить читателям непричастность советского патриота к ликвидации гражданина мира и к разгрому генетики. Для пущеей убедительности помещено письмо Лысенко в президиум АН СССР 1964-го года, в котором он требует защиты от "клеветнических" обвинений "в развале биологической науки", которые прозвучали на общем собрании Академии, где, благодаря А.Д. Сахарову, была провалена кандидатура одного из лысенковцев в академики.

На кого рассчитаны эти попытки превратить палача в невинную жертву "клеветы"? Вполне возможно, что Лысенко самолично не слал доносов в ведомство Берии. Доносы его были публичными, их тиражировали ведущие газеты страны - от этого никуда не деться, как бы не пытались его нынешние апологеты переиначить прошлое. Биологическую науку в СССР погубил именно Лысенко, он же "посадил" многих ученых, включая Н.И. Вавилова. Не единолично, конечно: в одиночку ему было бы не справиться с такой задачей. Но у него была целая армия подручных и, что еще важнее, высокопоставленных покровителей, включая товарища Сталина.

Вот небольшой отрывок из выступления Лысенко на Втором съезде колхозников-ударников в феврале 1935 года (в книжке издательства "Самообразование" оно, конечно, не упоминается):

"Вредители-кулаки встречаются не только в нашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите, во всяческих спорах с некоторыми так называемыми "учеными" по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлось вынести в практике... И в ученом мире, и не в ученом мире, а классовый враг - всегда враг, ученый он или нет".
Сталин, присутвовавший на съезде, подал реплику: "Браво, Лысенко, браво!"

Как предупреждали Вавилов и другие ученые, внедрение яровизации на миллионах гектаров колхозных и совхозных полей, провалилось. Однако провалы лишь заставляли Лысенко еще агрессивнее "разоблачать классового врага", мешавшего ему развивать "мичуринское" учение, которое стало так именоваться только после смерти И.В. Мичурина. Это позволило противников Лысенко клеймить как "антимичуринцев".

Чтобы показать, сколько в этом правды, приведу одно коротенькое письмо, адресованное Вавилову. Когда-то я его обнаружил в архивном фонде вавиловского Института растениеводства. Оно было написано старательным почерком школьника. Я включил его в мою книгу о Вавилове, выходившую в серии ЖЗЛ в 1968 году, но оно было вырублено. Опубликовать его удалось только через 15 лет, уже в США, в книге "Дорога на эшафот" - о заключительном этапе жизни Вавилова (1983 год). Вот это письмо:

"Глубокоуважаемый академик. В популярных книгах И.В. Мичурина "Итоги шестидесятилетных работ" и Н.А. Блукет "Охотники за растениями" я прочел, что Вы являетесь самым крупным охотником за растениями и много помогли И.В. Мичурину в добыче необходимых ему растений и семян, а также помогаете и многим нашим селекционерам, которые широко используют ваши семена, собранные в разных странах мира. Как начинающий опытник-мичуринец и селекционер, я также решил обратиться к Вам с убедительнейшей просьбой о высылке мне к весне будущего года некоторых семян, которые меня уже давно интересуют, но добыть их нигде немогу". (Дальше шел перечень просимых семян).

Письмо юнната было отправлено 10 декабря 1940 года - через четыре месяца после ареста "антимичуринца".

4.
Возможно, некоторым читателям показалось, что я уклонился от основной темы этой статьи, но это не так. Ибо столь же демогогически, как именем Мичурина, Лысенко прикрывался другими великими именами, особенно именем Чарльза Дарвина.

Грамотным биологам всегда было ясно, что "мичуринское учение", возглавляемое Лысенко, не имеет ничего общего с подлинным дарвинизмом. Так, британский физиолог Генри Дейл, в знак протеста сложивший с себя звание почетного академика АН СССР, писал президенту академии С. И. Вавилову (родному брату погибшего в застенке "врага народа"):

"Недавние события, о которых теперь получены полные сведения, осветили то, что случилось. Покойный Н.И. Вавилов был заменен Т.Д. Лысенко, проповедником доктрины эволюции, которая по сути дела отрицает все успехи, достигнутые исследователями в этой области со времен, когда в начале девятнадцатого столетия были опубликованы расуждения Ламарка. Хотя труды Дарвина все еще формально признаются в Советском Союзе, его основное открытие будет теперь отвергаться. Все великие построения точного знания, которые продолжают расти усилиями Менделя, Бейтсона и Моргана, подлежат отрицанию и поношению, и последние немногие, кто еще содействовал его созданию в СССР, теперь лишены своих положений и возможностей".

Очень точно выразился британский ученый: труды Дарвина признавались формально, а по существу отрицались. Лысенко держался за это имя, потому что плохо понимаемый дарвинизм был оприходован марксистской философией, претендовавшей на научное объяснение всего, что происходит в природе и в обществе. На этом легко было спекулировать. Лысенко объявил себя истинным, а впоследствии творческим дарвинистом, а всех несогласных клеймил как "антидарвинистов", что было почти равнозначно таким понятиям как "антимарксист", "идеалист", "враг социализма". Более известные клички "менделист", "вейсманист", "морганист" были ругательными потому, что  трактовались как понятия, тождественные "антидарвинизму".

Можно не удивляться, что в книге о "советском агрономе" издательства "Самообразование" Лысенко представлен как правоверный дарвинист. Парадоксально другое: в некоторых современных публикациях русского зарубежья, в которых делается попытка бросить тень на дарвинизм, Лысенко тоже представлен "продолжателем учения Дарвина" -- на том основании, что таковым его признавали 60 лет назад "на сессиях всех академий наук СССР и союзных республик, на многочисленных, считавшихся научными, дискуссиях и во всех учебниках".

5.
Таким же образом в дарвинисты сегодня зачисляют другого советского псевдоученого, академика А.И. Опарина, выдвинувшего "диалектическую" теорию происхождения жизни.

На самом деле к дарвинизму теория Опарина никакого отношения не имела, ибо ни Дарвин, ни его последователи (истинные, а не мнимые) не пытались решить вопрос о происхождении жизни. Научных данных для этого не было, а бесплодными гаданиями подлинные ученые не занимаются. Они сознают ограниченность своих знаний, и если строят гипотезы, то такие, которые поддаются проверке на опыте. 

Это "диалектическим материалистам" море по колено. По их понятиям примитивные живые организмы должны были самопроизвольно зарождаться из неживой материи, значит так и было! Поскольку спрос рождает предложие, то появлялись шарлатаны, "создававшие" живое из неживого, хотя еще в середине XIX века Луи Пастер блестяще опроверг "экперементы" такого рода.

При поддержке Сталина и Лысенко взметнулась, но вскоре погасла звезда старой большевички О.Б. Лепешинской, в чьих волшебных опытах живые клетки возникали из "доклеточного вещества". Другим "дарвинистом на час" стал Г.Д. Бошьян - у него тоже живые клетки возникали из неживой материи. По указанию сверху ему дружно пели осанну. Но при проверке его "опыты" были опровергнуты.

А.И. Опарин был грамотнее и осторожнее. Он рассуждал о "первичном бульоне", в котором образовывались сгустки органических молекул. Они постепенно усложнялись и объединялись в так называемые коацерватные капли. Затем, по законам диалектики, должен был совершаться "качественный переход": коацерватным каплям положено было превращаться в примитивные микроорганизмы, способные к обмену веществ, размножению и дальнейшей эволюции. Но капли этого не знали... Все попытки подтвердить такую "диалектику" в эксперименте результата не дали. Опарин этим не смущался: в природе, объяснял он, такие превращения происходили в течение миллионов лет, так что надо набраться терпения, ибо процесс пошел!

"Теория" академика Опарина была пустоцветом, но он пользовался поддержкой академика Лысенко и сам его поддерживал, к чему у него появились большие возможности, когда он занял пост академика-секретаря биологического отделения Академии Наук, заменив попавшего в опалу Л.А. Орбели.

Напомню, что академик Орбели был выдающимся последователем И.П. Павлова, но его обвинили в подрыве учения Павлова. Экзекуция произошла на так называемой Павловской сессии Академии медицинских наук в 1950 году. Она была подготовлена и проведена по образцу сессии ВАСХНИЛ 1948 года. В результате "учение Павлова" в руках новоявленных "павловцев" стало такой же дубинкой, как "учение Мичурина". 

В 1963 году в редакцию серии "Жизнь замечательных людей", в которой я незадолго перед тем начал работать, пришел  профессор, доктор биологических наук А.Н. Студицкий с пухлой рукописью об академике Павлове. Моим "сусеком" были биографии ученых, потому рукопись попала ко мне. Кто такой А.Н. Студицкий, я понятия не имел, но солидное ученое звание располагало отнестись к нему с доверием и почтением. Однако рукопись меня озадачила. В ней красной нитью проводилась мысль о том, что главной заслугой академика Павлова перед наукой и человечеством было то, что он доказал: способность к выработке условных рефлексов усиливается от поколения к поколению, то есть у детенышей подопытных животных рефлекс закрепляется быстрее, чем у родителей, а в третьем поколении - еще быстрее. Опыты подробно описывались, выводы И.П. Павлова цитировались.

Прочитав рукопись, я хотел направить ее компетентному специалисту на рецензию, звонил нескольким ученым, с которыми был в контакте, но когда я называл имя автора, то натыкался на сухой и жесткий отказ. Полистав кое-какую литературу, я понял причину такой реакции. Оказалось, что профессор Студицкий - личность весьма известная. В 1949 году, после разгрома "менделистов-морганистов", он опубликовал в "Огоньке" статью под убойным названием "Мухолюбы-человеконенавистники". По молодости лет я об этом не знал, но ученые, к которым я обращался, знали и помнили.

Что же касается "открытия" И.П. Павлова, то выяснилось вот что. Один из его аспирантов поставил серию опытов по выработке условных рефлексов у нескольких поколений белых мышей и обнаружил, что у каждого следующего поколения рефлекс закрепляется при меньшем числе повторений, чем у предыдущего. Иван Петрович опубликовал об этом небольшую статью, но генетики подвергли ее критике. Иван Петрович повторил опыты и убедился, что первоначальный результат был неверным: аспирант был начинающим экспериментатором, действовал неумело, но по мере продолжения опытов его навыки улучшалась, потому и рефлекторная связь устанавливалась быстрее. То есть, не мыши становились более сообразительными, а сам экспериментатор! О чем Иван Петрович опубликовал новую статью, дезавуировав прежнюю, как и следовало поступить настоящему ученому. Но об этом у Студицкого не было ни слова.

Пришлось вернуть рукопись автору под благовидным предлогом, не сообщая истинной мотивировки отказа. Лысенко еще оставался абсолютным диктатором; сказать Студицкому, что он приписал Павлову лженаучные представления об эволюции, значило бы нарваться на обвинения в том, что в серии ЖЗЛ засели "антидарвинисты", "вейсманисты", "классовые враги", саботирующие "единственно правильное учение".

6.
Со времени обнародования труда Дарвина об эволюции путем естественного отбора прошло 150 лет. Возникли десятки дисциплин, основанных на дарвинизме: эволюционная палеонтология, эволюционная сравнительная анатомия, эволюционная антропология, популяционная генетика, биогеоценология... В основе "зеленой революции", за которую Норман Берлауг был удостоен Нобелевской премии мира, лежали методы селекции, разработанные Н.И. Вавиловым и другими последователями Дарвина. "Зеленая революция" в короткий срок подняла продуктивность сельского хозяйства в несколько раз и спасла быстро растущее население планеты от глобального голода. Экспериментальная медицина своими огромными успехами в диагностике, профилактике и лечении болезней обязана в основном опытам на животных, а они были бы лишены смысла если бы не установленное Дарвиным и дарвинистами биологическое родство человека с животными. Эволюционные процессы сейчас исследуются на микроорганизмах, вирусах, на молекулярном уровне. 

Однако попытки отвергнуть дарвинизм или хотя бы подвергнуть его сомнению продолжаются. В последние годы они заметно участились - не только со стороны псевдодарвинистов, пытающихся подменить теорию естественного отбора лысенковским (то есть ламаркистским) "воспитанием", но со стороны тех, кто вообще отрицает эволюцию.

В СССР дарвинизм традицонно рассматривался как составная часть материализма и атеизма; поэтому теперь, когда религия восстановлена в правах и церковь все активнее вторгается во все сферы жизни, нет недостатка попыткам противопоставить эволюционной теории представления, почерпнутые из Библии и других религиозных текстов. В частности, делаются попытки изгнать эволюционную теорию из школьных программ.

В Соединных Штатах свобода вероисповедания, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, лежит в основе американской демократии. Однако всегда находились приверженцы "единственно правильного учения", стремившиеся свои собственные убеждения, заблуждения и предубеждения навязать другим. В 1926 году прогремел на весь мир позорный "обезъяний процесс" в небольшом городке штата Тенесси. Школьного учителя Скоупса, осмелившегося знакомить учеников с основами дарвинизма, привлекли к суду. Честолюбивый политикан, трижды выдвигавший свою кандидатуру в президенты страны, Джон Брайян, решил заработать на этом политический капитал, благо процесс впервые транслировался по радио на всю страну.

"Библия против эволюции! Мы не обезъяны!" -- выкрикивал Брайян, "заводя" публику.

- Мы не обезьяны! -- вторила толпа, демонстрируя свое озверение. 

В наше время это забытое позорище повторяется, хотя и в смягченном виде. В некоторых учебных округах некоторых штатов раздаются требования, чтобы эволюционная концепция преподавалась как одна из возможных гипотез, наряду с "альтернативной" гипотезой, то есть с представлением о неизменяемости видов, созданных актами божественного творения. Эти требования сопровождаются демагогическими призывами к терпимости, свободе дискуссий, праве на сомнение.

В современной науке такие взгляды столь же правомерны, как представление о том, что Земля плоская и стоит на трех китах. При такой "свободе дискуссий" вопрос, чему равняется дважды два, до сих пор оставлся бы спорным; мы до сих пор обитали бы в пещерах, ходили в звериных шкурах и трением добывали огонь. Никакой прогресс не был бы возможен.

Некоторым нашим братьям по разуму очень не хочется происходить от обезьян, пусть давно вымерших. Не нравится им такое родство. Оно задевает их гордость и религиозные чувства. Это, конечно, их личное дело, но когда они пытаются ввести свои допотопные понятия в учебный процесс, оно становится далеко не личным.

Недавно в интернете попалась мне острая шутка.

Маленькая девочка спросила маму, как появились люди на Земле? Мама ответила: "Бог создал Адама и Еву, у них родились дети, и так образовалось человечество". На следующий день девочка о том же спросила папу, и он сказал: "Очень давно на земле обитали обезьяны, от них и произошел человек". Тогда девочка снова обратилась к маме: "Как же так? Ты мне сказала, что человек создан Богом, а папа говорит, что он происходит от обезьяны". "Все очень просто, дочка, -- ответила мама. - Я тебе рассказала о своей родословной, а папа о своей".

Хорошая шутка, но далеко не новая. Она напомнила мне одно из первых столкновений между сторонниками и противниками Дарвина вскоре после появления в печати его книги о происхождении видов. На дискуссии выступил епископ Уэлбелфорс, очень популярный оратор, умевший увлекать публику своим красноречием. В естественных науках епископ не разбирался и наговорил много чуши, но его веселая, остроумная, приперченная едкими насмешками речь заворожила публику. С неподражаемой небрежностью он характеризовал теорию Дарвина пустой, никчемной и оскорбительной для чувств верующих. Завершил он выступление очень эффектно:

"Я хотел бы спросить профессора Гексли, который готовится разорвать меня на части, что он думает о происхождении человека от обезьяны? Считает ли он, что происходит от обезьяны со стороны дедушки или со стороны бабушки?"
Концовка искрометной речи вызвала взрыв смеха и бурный восторг аудитории.  

Томас Гексли, один из первых оценивший значение теории Дарвина, понимал, что игра идет на чужом поле. Но он принял вызов. Поднявшись на трибуну, он подчеркнуто спокойным бесстрастным тоном перечислил грубые ошибки епископа в вопросах биологии, а затем сказал:

"Что касается происхождения человека, то если бы этот вопрос мне был предложен не как вопрос спокойного научного исследования, а как вопрос чувства, то я ответил бы так. Человек не имеет причин стыдиться, что предком его является обезьяна. Я скорее стыдился бы происходить от человека, человека беспокойного и болтливого, который, не довольствуясь сомнительным успехом в своей собственной деятельности, вмешивается в научные вопросы, о которых не имеет никакого представления, чтобы затемнить их своей реторикой и отвлечь внимание слушателей от действительного пункта спора красноречивыми отступлениями и ловким обращением к религиозным предрассудкам".

Библия и другие священные книги внесли в жизнь человечества основные понятия о Добре и Зле, о духовных ценностях, придающих высший смысл нашему бренному и, к сожалению, кратковременному существанию в этому мире. В этом их непреходящее значение. Что же касается материального мира, то его устройство познается не толкованием древних текстов, а научными методами: экспериментами, наблюдениями, накоплением фактического материала, его многократной перепроверкой, предельно осторожными выводами.

Религия и наука - это две разграниченные сферы духовной и интеллектуальной жизни, попытки вторгнуться на чужую территорию с той или с другой стороны пахнут кровью и приводят к конфузам. Достаточно вспомнить бесславную борьбу католической церкви против учения Коперника или советских воинствующих безбожников, громивших религию с позиций "научного" атеизма. Не пора ли, наконец, в XXI веке, осознать, сколь бесплодны и опасны такие вторжения, и предоставить Богу богово, кесарю кесарево, а науке науково!