АРОПС

(Окончание)

Однажды Аропс нежился на подоконнике, лежа на спине и глядя  в  небо,
звонко голубевшее в просвете между ветвями яблони. Отец  окапывал  в  саду кусты смородины, бабушка шинковала на кухне капусту, усердно стуча ножом одоску, сестренка пропалывала грядку редиски, а мать  утюжила  оборочки  ее праздничного платьица... Послышался гул пролетавшего мимо самолета.  Аропс насторожился,  отыскал  глазами  быстро  движущуюся   в   небе   блестящую звездочку, проследил за нею, пока  она  не  исчезла  из  виду, -  и  вдруг вскочил, вытянулся  в  струночку,  соединив  вместе  нижние  конечности  и раскинув верхние, и неожиданно взлетел под  самый  потолок,  где  принялся кружить этаким застывшим крестиком. Облетая углы комнаты, он  припадал  на одно "крыло" и издавал рокочущий звук, удивительно точно  имитирующий  гул
самолета.

Прибежавшая с кухни бабушка остановилась как вкопанная:

- Господи помилуй, он еще и летает!

Отец выронил лопату  и  ошалело  смотрел  сквозь  раскрытое  окно  на
кружащего под потолком сына. Лицо матери светилось от счастья.

- Что я вам говорила, - тихо сказала она. - Никакой он не глухонемой.
Вон, шельмец, как точно копирует самолет.

А Аропс тем временем, мягко проехавшись на пузе, совершил посадку  на
подоконник.

- Самолетик ты мой ненаглядненький! - бросилась к нему мать. -
Умница ты моя голубенькая!

Однако отец не разделил с женой ее восторгов.

- Сын-самолетик - это уж слишком, - проворчал он озабоченно. -  Сын - пожиратель  пчел  куда  ни  шло,  даже  с  пожирателем  лягушек  можно  бы смириться. Но сын-самолетик! Тут явно что-то не то.

И наскоро ополоснув руки в кадушке, он бросился вон со двора.  Пошел
прямиком через зады, через пшеничное поле не разбирая дороги. И ни разу не остановился, пока не увидел то здание, из которого месяц назад забрал жену со странным дитятей. Отыскал  нянечку,  которая  виновато  прятала  глаза, передавая ему кулечек с новорожденным, и потребовал отвести его к врачу. И без обиняков спросил врача:

- Признавайтесь  по-хорошему,  что  вы  мне  подсунули  вместо  моего
ребенка, а не то...

Молоденькая бледнолицая врач от смущения побледнела еще  больше.  Но, понимая, что деваться некуда и признаваться все равно придется, сказала:

- Ваш родной сын, папаша, как родился, так сразу и умер.

- Как умер?! - растерялся отец. - А этот тогда чей?

- А ничей. Приблудный он.

- Что значит приблудный?! У нас в районе таких не бывает!.. Мать, что
ли, бросила?

- Говорят вам, ничейный он. Матери его мы и в глаза не видели. - Ничего не понимаю. Темните вы что-то. Предупреждаю, со  мной  шутки
плохи. -  Он  стиснул  кулаки  и  угрожающе  шагнул  к  худенькой,  совсем
побелевшей от волнения врачихе.

- Да мы его в корзинке  нашли.  Среди  грязных  пеленок.  Ма-ахонький
такой был. С ладошку. Синий от холода. И очень  забавный.  Вот  мы  его  и
пожалели. Запеленали, среди других пристроили. Ну а тут как  раз  с  вашей
женой такая беда приключилась. Мы посовещались между собой и решили... чем мать-то огорчать... И ей хорошо, и приблудненькому.

- Уж куда как хорошо, - огрызнулся разгневанный  отец,  который,  как
выяснилось, был вовсе не отец "приблудненькому".

- Ну, если вы настаиваете, - сказала молоденькая врач виновато, -  мы
его обратно  возьмем.  В  какой-нибудь  научно-исследовательский  институт передадим.

- Как же, возьмете! Жена в нем души не чает. Ни на кого, кроме  него,
и глядеть не хочет.

- Вот видите, а вы  ее  огорчить  собрались, -  облегченно  вздохнула
врач. - Оно и понятно, уродцев-то мамаши больше нормальных детей любят. За
их беспомощность, что ли?

- Хороша беспомощность... - пробормотал неотец, отвернулся и, даже не
попрощавшись, зашагал прочь.

...Вернувшись  домой,  он  застал  Аропса  за   очередной   выходкой:
вытянувшись веретеном на нижних конечностях, а верхние держа скобочкой, он вращался на обеденном столе с невероятной  скоростью  и  при  этом  громко жужжал:

- Ж-ж-ж-ж-ж...

- Что это с ним? - грозно осведомился тот,  кто  еще  недавно  считал
себя его отцом.

- Ничего особенного, - ответила бабушка со странным спокойствием. - Я
хотела помолоть для тебя кофе, а он увидел.

- И что же?

- Вот! Изображает из себя кофемолку.

- Черт знает что! - в сердцах выругался неотец и ушел  в  сад  искать
брошенную под окном лопату.

Мать, которая все равно ни за что не  согласилась  бы  признать  себя
нематерью, спала, как и положено, с малышом в  одной  комнате.  Иногда  по ночам ей чудилось, будто он издает странные звуки, похожие  на  тоненький, еле уловимый свист, и пощелкивание.

А Аропс  свистел  неспроста.  В  одну  из  лунных  осенних  ночей  он
услышал-таки  долгожданный  ответ,  тихонько   поднялся,   перелез   через
подоконник и по водосточной трубе взобрался на крышу. Проделал он все  это как лунатик, с закрытыми глазами, вроде бы и  не сознавая, куда идет и
зачем. Он шел на Зов - вот единственное, что имело значение...

Если бы случайному ночному прохожему вздумалось посмотреть на  крышу,
он наверняка ничего бы там не увидел, кроме круглой луны, что  раскаленной белой сковородкой зацепилась за ее край. Но Аропс знал, что это не так,  и потому терпеливо ждал. Поначалу из пустоты возникло нечто неопределенное и расплывчатое. Это "нечто"  быстро  меняло  формы,  становясь  то  подобием звезды, то хвостатой кометой. Проскользнули и исчезли все фазы Луны.

На миг показалось, будто над крышей дома раскинуло ветви причудливо-фантастическое дерево... Пронеслась галопом длинногривая лошадь... И наконец возникли очертания человека. Они на глазах уплотнялись, сгущались и тяжелели... А спустя еще несколько мгновений перед Аропсом верхом на коньке крыши сидел человек во фраке и цилиндре, с тонкими усиками и небольшой бородкой, со щегольской  тросточкой в руках. Аропс вскарабкался на крутую крышу и уселся  рядышком, умильно моргая выпуклыми глазенками, излучая  всем  своим  праздничным видом счастливое "наконец-то!".

 Но Прибывший на Зов был настроен отнюдь не благодушно. Даже, можно
сказать, осуждающе.

"Как проходит внедрение?" - осведомился он.

"Как положено", - радостно сморгнул малыш.

Разговаривали они беззвучно - мысленно (по-научному - телепатически),
поэтому никто, даже если бы захотел, не смог бы их подслушать.

"Разве так положено?! - Прибывший от недовольства стал коричневым. -
На кого ты похож! И что за нелепые вещи вытворяешь?".

"Я, как было запрограммировано, подражаю".

"Ко-ому-у?!" - Прибывший стал коричневато-фиолетовым. А его грозное
"у-у-у" сотрясло крохотное тельце Аропса, едва не разрушив избранные  им очертания.

"Всему, что вижу".

"Но ты должен был подражать только людям. Ты не должен был ничем
отличаться от их детей, усердно делая вид, что растешь и развиваешься, как они. А ты?! Ты все напутал. Перепугал "отца", всю их ячейку... Тьфу! Семью то есть".

"Мама меня совсем не боится. Я на нее положительно влияю".

"Мама не в счет. У мам инстинкт".

"Видно, я слишком долго болтался в межзвездной пыли и  подзабыл  свою
программу".

"Не выкручивайся! Твоя программа неистребляема. Программа - это  все,
чем ты владеешь. Бесчисленное множество твоих собратьев внедряется в
разные инопланетные цивилизации необъятного Космоса, и все идет как  надо. Они четко выполняют свое задание и ничем не отличаются  от  аборигенов. А ты! Посмотри на свой вид. Кто ты?"

"Может, мне лучше идентифицироваться с Чарачичи? - вконец расстроился Аропс. - И убежать в лес, чтобы никого не смущать?"

"Об этом не может быть и речи... А что за имя ты себе придумал?"

"Я не виноват. Я старался объяснить своей матери, что я - космическая
спора, миллионы лет плававшая в Космосе. СПОРА. Она почти поняла  меня, только почему-то наоборот, и назвала АРОПС".

"Ничего удивительного. Ведь ты для них есть и тебя нет.Ты  всего
лишь отражение космической сущности, одна половинка уравнения. Но  людей это не касается. Ты не имеешь права раскодироваться и ставить  под угрозу всю информсистему".

"Что же мне теперь делать?"

"Строго следовать Программе. В первую  очередь  принять  человеческий
облик. Но меняться надо постепенно, чтобы их это не  испугало.  Запомнил?! Подражать только людям! Все! До следующего контакта. У меня еще три тысячи семьсот пятьдесят два вызова..."

Аропс спустился по водосточной трубе, влез в окно и юркнул в свою
коляску - кроватки у него еще не было...

Мать с радостным трепетом разглядывала своего дитятю, всякий раз обнаруживая все новые и новые чудесные превращения. Уши его уже не казались ей такими оттопырен-ными и нелепыми. На них все четче проступали характерные завитки и бороздки, в складочках которых однажды она с восторгом обнаружила ушные отверстия. Глаза становились менее выпуклыми и круглыми. Появились белки и радужка со зрачком. А перепонки между пальцами исчезли в одну ночь. Кожа заметно порозовела.
      
И когда соседка, самая въедливая и зловредная, в очередной раз пристала к свекрови с одним и тем же настырным вопросом: почему, мол, они ребеночка своего от людей прячут, уж не сглазу ли боятся, та со спокойной улыбкой возразила:
      
- Чего нам, милая, бояться?.. А-аро-опсик! Поди-ка сюда, детка.
      
И на бабушкин зов спрыгнул с крылечка мальчик в вязаных рейтузиках и полосатой кофточке, с аккуратно расчесанными на пробор темными волосиками.
      
- Я здесь, бабуля, - сказал мальчик, аппетитно хрустя морковкой.
      
- О господи! - опешила соседка. - Кто это?
      
- Внучек мой. Аропсик, - с гордостью ответила свекровь.
      
- Тот самый, что родился три месяца назад?!
      
- Тот самый.
    
- Не может быть. Ему ж не меньше двух годочков будет.
    
- Мо-ожет, он у нас вторым Давидом Сасунским будет. Глядишь, и про него легенды складывать станут... А теперь уходи. А то и правда сглазишь!
    
Аропс старательно притворялся человеческим детенышем, считая, однако, что занятие это довольно скучное и неинтересное. Он больше не гудел, не летал под потолком  самолетиком, не вертелся кофемолкой, не подражал земноводным и Чарачичи, не глотал  домашних пчел и не делал из них брикетиков. Он даже есть начал, как все, на потеху сестренке солидно оглаживая свой живот после сытного обеда и икая, как папа.
    
Мама немножко тосковала по прежнему Аропсику с его неожиданными и
смешными выходками. Но зато теперь ей можно было не стыдиться за него перед соседями и не ловить на себе косые, подозрительные взгляды свекрови. Она так и не узнала тайну появления в ее семье второго ребенка, муж решил навсегда скрыть от нее правду.
    
А время бежало быстро. Аропс не захотел стать вторым Давидом Сасунским -  силачом, богатырем и непобедимым воином, наделенным всевозможными чудесными свойствами. Хотя ему это не составило бы труда. Ведь Давид Сасунский, как и он сам,  был занесен на Землю космическими ветрами и тоже не мог смириться с жесткими и тесными рамками человеческих возможностей. Аропс честно решил держать слово, данное Прибывшему на Зов.
Он добросовестно делал вид, будто учится вместе с земными детьми в обычной сельской школе, будто усиленно думает над примитивной задачкой и очень боится получить двойку. Ему верили и ученики, и учителя. Что-что, а подражать он умел!

      
За семнадцать прожитых на Земле лет Аропс ни разу не нарушил заданной установки. И скорее всего, остался бы верен ей до конца Программы, исправно изображая из себя "Человека мыслящего", "Человека трудящегося", как поступали и поступают сотни, тысячи, миллионы космических гастролеров, нашедших временное пристанище на этой красивой и радушной планете. Но беда Аропса, как ни парадоксально, заключалась как  раз в его страсти к подражанию. Увлекшись, он настолько отождествил себя с человеком,  что отважился влюбиться, да не понарошку, а всерьез, как самый заурядный абориген. И, подобно аборигену, потерял от любви, что называется, голову.
      
Объектом своей любви он избрал крупную крепконогую девицу с луноподобным лицом, круглыми глазами и короткой стрижкой. Его избранница работала в городе, на  кондитерской фабрике. В жизни она ненавидела три вещи: шоколадные конфеты, потому что объелась ими у себя на работе; автобусы - потому что в них всегда полно народу и ей там вечно отдавливали ноги; и хулиганов, которые постоянно задирали ее на улице и  для которых у нее всегда были кулаки наготове.
      
Аропс, приехавший на выходной день в город, увидел свой идеал в автобусе, битком набитом усталыми и злющими пассажирами. Он начал с того, что наступил ей на  ногу. Девица, разумеется, окрысилась. Пошарив в кармане, он нашел там замусоленную  шоколадную конфету и во искупление своей вины протянул ее девице. Она так неподражаемо злилась, что он  сразу же забыл обо всем на свете. Протиснувшись к выходу, Аропс пошел за нею следом, уговаривая незнакомку прокатиться с ним на "чертовом колесе".
      
Вконец рассвирепев, девица не выдержала и двинула его кулаком в скулу. Аропс замер от восторга. Вот это экземпляр! Увидев расползавшийся по его лицу синяк,  девица испытала подобие раскаяния и ворчливо буркнула:
      
- Ладно уж. Где твое чертово колесо?
      
Голос у нее оказался низкий и сильный, как армейская труба.
      
Они самозабвенно катались на "чертовом колесе" в Детском городском саду, и на раскрашенных гипсовых верблюдах, и даже - на водяной карусели. А вечером в цирке затаив дыхание следили за трюками воздушных акробатов. К концу представления Аропс
окончательно понял, что пошел бы за ней на край Космоса, что он уже не сможет жить без нее на Земле.
      
Проводив ее до дому, он предложил ей встретиться в следующее воскресенье.
      
- Ладно уж, - отозвалась девица трубным голосом. - Погуляем, если твой синяк заживет. А то на тебя глядеть умора одна.
      
Аропс думал о ней всю бесконечно долгую неделю. Десять раз на день он бегал к маленькому зеркальцу над умывальником посмотреть на меняющий цвета синяк, чтобы лишний раз убедиться, что девица - явь. Аропс мог, конечно, избавиться от синяка в одну секунду, но он был дорог ему как память. Увы, на сей раз Аропс, нарушая все  Программы, не имитировал, как положено, влюбленность - он попался в эту ловушку столь же слепо и безрассудно, как это постоянно случается со всеми людьми на Земле.
А влюбленные, как известно, самая ненадежная часть земного человечества.
      
И когда в следующий выходной они встретились в Оперном садике у Лебединого озера, на котором отродясь не водилось лебедей, он был полон решимости любой ценой  доказать ей искренность и неподдельность своей любви. Девица равнодушно вышагивала рядом, налитая и упругая, как обтянутый тугой кожицей сочный плод. День стоял жаркий, и она потребовала мороженого. А потом долго, с упоением грызла заиндевевший брикетик, пока он, уступая зною, не начал потихоньку ускользать от нее, оставляя на асфальте молочные цветы.
      
Аропс исподтишка любовался ее крупными, белыми зубами, розовым язычком, старательно слизывающим мороженое, ее похожими на еловые иголки ресницами. А она так была поглощена своим занятием, что, казалось, совсем забыла о нем.
      
"Как же, как заставить обратить на себя ее внимание?!" - ломал голову Аропс, не спуская с нее восхищенных глаз.
      
Он знал из прочитанных книжек, что влюбленные земляне готовы на любые  безрассудства ради своих любимых. Правда, больше на словах. А он... ведь он может не  на словах - на деле доказать ей свою любовь! У него в запасе столько неиспользованных возможностей!.. И Аропс забыл об осторожности, забыл о запретах. Им руководило одно-единственное желание во что бы то ни стало понравиться этой девушке, растопить ее холодное сердце.
      
- Хочешь... хочешь, я для тебя... - задыхаясь от волнения, прошептал он.
      
Она обратила на него откровенно скучающий взгляд. И, так как он разом смешался, подстегнула:

- Ну?
      
- Хочешь, я стану ради тебя грузовиком?! - выпалил он.

Девица захлопала еловыми ресницами:
      
- Ты чего, сбрендил?
      
Вместо ответа он вдруг зарычал мотором, рванулся вперед с жутко возрастающей силой... вздрогнул новеньким голубым кузовом, ощутив упругими колесами желанный контакт с гладким городским  асфальтом... Бензин резво побежал по его металлическим жилам, вода под капотом изошлась паром...
    
Он оголтело помчался вперед, ловко лавируя на поворотах, обгоняя автомобили. Пешеходы, перекрестки, дома мелькали все быстрее.
      
"Что может быть прекраснее стремительного движения! - подумал Аропс-грузовик. - Жаль только, что грузовикам неведомы человеческие чувства."
      
Постовые надрывали глотки и свистки, нервно кричали в нагрудные рации. Гаишники спешно седлали желтых "коней" с синими мигалками.
      
- Голубой грузовик, без водителя и без номера, мчится по городу, не соблюдая правил уличного движения! - в панике передавалось с поста на пост. - Всем! Всем! Всем! Задержать! Схватить! Обезвредить!
      
К счастью, Аропс-грузовик все-таки вспомнил про свою любимую. Он круто  развернулся и помчался вспять, по-прежнему не обращая внимания ни на светофоры, ни  на белые нарисованные дорожки на асфальте, ни на вой сирен и истошные свистки постовых.
      
Он увидел ее на краю тротуара, недовольно озиравшуюся по сторонам... Взвизгнув тормозами, вскинувшись и опав всем перенапряженным от бешеной гонки телом, Аропс встал позади нее.
      
- Ну, как?! - спросил он, ликуя, все еще находясь во власти лихой езды.
      
Сердито дернув гренадерским плечом, девица обернулась.
      
- Куда ты запропастился? - упрекнула она его ворчливо. - Шел себе рядом - и вдруг пропал.
      
- Ты что, ничего не видела?! - расстроился Аропс, разом сникнув и помрачнев.
      
- А что я должна была видеть? Пока тебя не было, меня чуть не раздавил какой-то сумасшедший грузовик, - пожаловалась она.
      
- Сумасшедший грузовик? Да это ж был я! - радостно сообщил Аропс.
      
- Че-ево-о?
      
- Я был грузовиком, понимаешь?! Для тебя!
      
- Придурок ты, - безнадежно махнув рукой, резюмировала девица.
      
- Не веришь, да? Хочешь, стану "Волгой" или "Мерседесом"! Могу "Вольво", "Тойетой". Кем хочешь, могу!
      
- Не кем, а чем, - поправила его девица. - В школе-то небось двоечником был? И вообще, прекрати молоть чепуху, а то я пойду домой.
      
- Почему ты мне не веришь? - простонал Аропс в отчаянии. - Я и самолетом могу. Настоящим. Ты только пожелай. Да ради тебя я...
      
- Я  мороженого еще хочу, - заявила девица, морща в складочки персиковую кожицу на лбу.
      
Перед ними резко затормозил желтый автомобиль с мигалкой.
      
- Молодые люди! Вы тут голубой грузовик не видели? Говорят, он в эту арку проскочил.
      
- Голубой грузовик умер, - вздохнув, ответил Аропс, - потому что его не поняли. - И пошел покупать мороженое.
      
Ночью, когда все в доме крепко спали, а Аропс, по обыкновению, только делал вид, что спит, он услышал настойчивый Зов. И, как когда-то в "младенчестве", радуясь и волнуясь, поспешил на крышу тем же испытанным способом - по водосточной трубе.
      
Явившийся сидел на коньке двускатной крыши во фраке и цилиндре, с тросточкой в руках - все, как в прошлый раз.
      
"Такими они были в прошлом столетии", - невольно улыбнулся Аропс.
      
И тотчас элегантно-щегольской облик Явившегося изменился до неузнаваемости. Исчезли усы, бородка и цилиндр с тростью. Теперь это был обыкновенный с виду сельс-кий мужик в брюках, заправленных  в  сапоги, в клетчатой ковбойке и кепи, надвинутой на глаза, сурово мерцавшие в темноте.
      
"Что ты себе позволяешь? - Аропса обдал космический холод. - Ты снова нарушил конспирацию. Основное условие Программы - абсолютная секретность. До поры до времени землянам положено пребывать в заблуждении, будто они - единственные во всей Вселенной носители разума".
      
"Но почему?!" - запротестовал Аропс.
      
"Потому что они еще не готовы, - отрезал Явившийся. - Твоя задача проста, как Галактика: тебе надлежит запечатлеть в своей памяти уровень текущей цивилизации единственной обитаемой планеты Системы Белого Карлика. Это все, что от тебя требуется. Ты не должен делать ничего, что могло бы смутить, насторожить, испугать их.  Ты не должен делать того, чего не умеют делать они, например - перевоплощаться в неодушевленные предметы. Иначе я буду вынужден принять меры по защите Программы".
      
"Мне так хотелось понравиться ей".
      
"Ну и как, понравился?"
      
"Нет".
      
"Вот видишь."

      
Кто знает, возможно, мятежному и романтичному Аропсу и удалось бы
разбудить сердце любительницы мороженого какими-нибудь обычными, земными средствами, без космических сумасбродств, возможно, он и сумел бы... не стать, нет, но хотя бы казаться таким, как все, если бы не случай...
      
Это произошло под утро. Он, как всегда, делал вид, что спит, а на самом деле чутко прислушивался к многоголосью эфира - от ультразвуковых сигналов кузнечиков, бабочек, летучих мышей и прочей земной живности, до радиоволн невидимых галактик. Звуки были привычные, и он почти не вникал в их смысл. Но тут его внимание привлек   необычный, воинственно свистящий гул, перекрывший все остальные звуки.
      
Аропс мгновенно настроился на него, испустил пучок сверхзвуковых волн и тотчас получил интересовавшие его сведения: объект есть крылатая ракета направленного действия. Цель ее создания - разрушение. Обладая богатым воображением, он живо представил себе, как некто, грозный и безжалостный, под прикрытием ночи, когда люди мирно спят в своих постелях, запустил смертоносную ракету, чтобы спровоцировать мировую войну. Войну, которую так боятся все земляне.
      
Являвшийся на Зов требовал, чтобы Аропс ни во что не вмешиваться, оставаясь лишь бесстрастным наблюдателем. Но крылатая ракета летит совсем низко над Землей, огибая все выступы и неровности рельефа. Летит на достаточно большой, по земным понятиям, скорости. Ни один снаряд не успеет обезвредить ее. Нет, Аропс не мог оставаться равнодушным!
      
Сомневаться и раздумывать было некогда. Собрав в тугой клубок все свои силы, он превратил их в тонкую, как лазерный луч, струю, или вихрь, преобразующий и замедляю-щий время, - ракета где-то там, в непроглядной тьме, остановилась, дирижаблем зависнув в воздухе...
Он не успел завершить задуманное. В следующий момент другой поток, куда более мощный, чем тот, что был создан Аропсом, вырвал своевольного пришельца из объятий планеты, будто шланг гигантского пылесоса.
      
Сначала Аропс ничего не почувствовал, кроме стремительного движения, от которого становилось все тоскливее и холоднее. Как когда-то давно... или совсем недавно - одну неоконченную человеческую жизнь назад. Да-да, так уже было! От  жгучего холода захотелось уменьшиться, съежиться в крохотный комочек. И когда ему это  удалось, снова появился тот, дважды Являвшийся. Сначала он казался забавным  человечком в цилиндре с развевающимися полами смокинга (почему-то ему больше всего нравился именно этот человеческий облик).Потом вид его начал меняться и расплываться, утрачивая какое-либо сходство с земными образами. Зато кейс, с которым он никогда не расставался, был самый настоящий, современный, новенький с ослепительно блестевшими на солнце замочками.
      
"Итак, посланник номер 987 456 245, ты был дважды предупрежден!"
      
Этот грозный упрек, прозвучавший в сознании крохотной, неприметной для невооруженного глаза Споры, казалось, заставил содрогнуться всю Вселенную.
      
"Я не мог поступить иначе! Я  предотвратил гибель всей планеты!" -
попыталась оправдаться Спора.
      
"Глупец! Ракета была не вражеская, а их собственная - учебная, - бесстрастно  сообщил  Явившийся. - На данном этапе развития земной цивилизации губительных войн не предвидется".
      
"Выходит я зря..."
      
"Выходит, зря. За самовольное нарушение Программы ты лишаешься права нахождения среди Мыслящих. Я мог бы в наказание отправить тебя в безнадежно мертвые миры Белого Карлика - Марс или Меркурий, где ты вечно пребывал бы в состоянии непробуждаемой Споры..."
      
"Это прекрасное светило зовется Солнцем, а не Белым Карликом", - поправила Спора Гневающегося, забывая о его угрозах.
      
"Да ты, я вижу, никак не можешь расстаться с человеческой душой, - холодно констатировал тот. - Ладно. Я предоставлю тебе шанс исправиться. Я доставлю тебя на Венеру: она готовится принять жизнь.  Ее путь будет долог. Десятки... может быть, сотни миллионов лет..."
      
"Сотни миллионов!.. Смилуйтесь!"
      
"Хватит!" - Карающий распахнул черную пасть кейса, еще более черную, чем пустота Вселенной, и, поймав ею свободно парившую Спору, щелкнул блестящими затворами.
      
Окончательно утрачивая форму и очертания, он помчался к одиноко бегущему во тьме зеленому ядрышку с земным именем Венера.
      
Но крошечная Спора, пойманная в западню, принявшую обманчивый облик кейса, не избавилась от своей строптивости, а главное - от тоски по человеческой жизни. Она не желала миллионы лет ждать встречи с людьми или с теми, кто разовьется на пока еще необитаемой планете. И когда Уносящийся пролетал над последним пристанищем, подчинявшимся притяжению Земли, наша Спора, отыскав щелочку в своей темнице, мгновенно проскользнула сквозь нее и благополучно прилунилась на спутнике Земли.
      
Пусть на Луне не живут пока люди, но зато отсюда хорошо видна Земля. А мятежная СПОРА-АРОПС так изобретательна, так горазда на выдумки и подражания, что непременно сумеет создать здесь, на Луне, кусочек земной жизни. Скорее всего, это  будет нечто похожее на родительский сад, в котором он прожил целых семнадцать земных лет. Он сумеет защитить свой сад от космического холода. А потом, когда все будет готово, он станет терпеливо ждать. Люди уже однажды прилетали на Луну. Значит, непременно прилетят снова. И, кто знает, может быть, среди них окажется и его избранница, не пожелавшая поверить, что ради любви можно превратиться даже в грузовик... Они увидят его крохотный фруктовый сад, придут и поселятся в нем. И Луна  уже не покажется людям такой неприветливой и безжизненной.
      
Аропс не относил себя к числу пустых мечтателей. К тому же он искренне поверил в сказку про Маленького принца, которую читала ему "в детстве" "мама".

Да воздастся каждому по вере его!