ЭНТОНИ ВУД, АНГЛИЙСКИЙ ПЕРЕВОДЧИК ПУШКИНА

С Эн­то­ни Ву­дом я впер­вые поз­на­коми­лась в прош­лом го­ду, ког­да при­нима­ла учас­тие в ор­га­низа­ции "круг­ло­го сто­ла" в рам­ках  фес­ти­валя "Пуш­кин в Бри­тании". Эн­то­ни был од­ним из че­тырех приг­ла­шен­ных ан­глий­ских ру­сове­дов. Об­ще­ние с ним по об­сужде­нию те­мы док­ла­да и его пуб­ли­кации в сбор­ни­ке дос­та­вило мне ог­ромное удо­воль­ствие. По­ка мы об­ща­лись по те­лефо­ну и элек­трон­ной поч­те, мне ка­залось, что Эн­то­ни - мо­лодой че­ловек с пот­ря­са­ющим чувс­твом юмо­ра. На са­мом де­ле, ему за семь­де­сят, но он, ви­димо, при­над­ле­жит к по­роде веч­но мо­лодых. Не­дав­но я стол­кну­лась с Эн­то­ни в фойе ма­лень­ко­го лон­дон­ско­го те­ат­ра, где рус­ские де­ти иг­ра­ли спек­такль по про­из­ве­дени­ям Пуш­ки­на на ан­глий­ском язы­ке. В сце­не про гра­фа Ну­лина был ис­поль­зо­ван пе­ревод Эн­то­ни. Пос­ле спек­такля мы пош­ли в бли­жай­шее ка­фе и я по­пыта­лась не сдер­жи­вать сво­его лю­бопытс­тва. Выш­ло сво­еоб­разное ин­тервью, ко­торое Эн­то­ни лю­без­но раз­ре­шил опуб­ли­ковать.

 - Эн­то­ни, рас­ска­жите о се­бе: кто бы­ли ва­ши ро­дите­ли, где вы ро­дились?

- Мой отец был вра­чом-кар­ди­оло­гом, вы­да­ющей­ся лич­ностью, ока­зав­шей за­мет­ный вклад в раз­ви­тие кар­ди­оло­гии в Ан­глии в 40-х-50-х го­дах. При этом он был боль­шой шут­ник и лю­бил раз­личные ро­зыг­ры­ши. Од­нажды, в 1927 го­ду, в Мель­бур­не, бу­дучи еще сту­ден­том, он пе­ре­одел­ся в жен­ское платье, пред­став­ля­ясь гер­цо­гиней Й­орк­ской, бу­дущей ко­роле­вой, во вре­мя ее го­сударс­твен­но­го ви­зита в Авс­тра­лию. Отец про­жил в Авс­тра­лии 10 лет, так как мой дед эмиг­ри­ровал ту­да в 1922 го­ду. Од­нажды, пос­ле выс­тупле­ния за сту­ден­ческую ко­ман­ду по рег­би в Но­вой Зе­лан­дии, мой отец поз­на­комил­ся на тан­цах со сво­ей бу­дущей же­ной, мо­ей ма­мой. Точ­нее ска­зать, это она, обо­жав­шая тан­цы, уви­дела, как он тан­цу­ет,  и ска­зала: "Вот муж мой". По­том они у­еха­ли в Лон­дон. Отец ра­ботал сна­чала в Хам­мер­смис гос­пи­тале, где я и ро­дил­ся в 1936 го­ду. А ма­мин отец был хи­рур­гом и пок­ро­вите­лем ис­кусств в го­роде Край­стчеч в Но­вой Зе­лан­дии. Моя ма­ма бы­ла вы­да­ющей­ся до­мохо­зяй­кой, она умер­ла не­дав­но, два го­да на­зад.

- А с че­го на­чалось ва­ше ув­ле­чение рус­ским язы­ком и ли­тера­турой?

- В шко­ле об­на­ружи­лась моя спо­соб­ность к язы­кам. Во вре­мя обя­затель­ной во­ен­ной служ­бы, где мы дол­жны бы­ли слу­жить два го­да, я выб­рал курс рус­ско­го язы­ка. Нас учи­ли 18 ме­сяцев, очень ин­тенсивнo. Это бы­ло в графс­тве Кор­ну­эл (Cornwall), там был на­чаль­ный трёх­ме­сяч­ный курс. В 1957 го­ду я его окон­чил.  По­том год - в шко­ле School of Slavonic Studies, University of London, и пос­ледние три ме­сяца - в Шот­ландии, где мы изу­чали во­ен­ную тер­ми­ноло­гию. Так что мож­но ска­зать, что служ­ба моя бы­ла дей­стви­тель­но "меж­ду­народ­ной".
 
- Го­тови­ли раз­ведчи­ков, шпи­онов?

- Шли вре­мена хо­лод­ной вой­ны. Кур­сы бы­ли нуж­ны, что­бы обес­пе­чить Ан­глию людь­ми, го­воря­щими по-рус­ски: да­бы в слу­чае вой­ны с Рос­си­ей мы мог­ли доп­ра­шивать плен­ных рус­ских. Но выш­ло так, что единс­твен­ный плен­ник, о ко­тором я знал, - это я сам: я стал плен­ни­ком Пуш­ки­на. По­жиз­ненным.

 - А  на кур­се кто бы­ли ва­ши учи­теля: рус­ские или ан­гли­чане, го­воря­щие по-рус­ски?
 
- И те, и дру­гие. В Кор­ну­эле, нап­ри­мер, был ан­гли­чанин и бе­лорус. С ан­гли­чани­ном мы учи­ли - пос­ле вось­ми не­дель кур­са - на­изусть "Па­рус" Лер­монто­ва, а бе­лорус объ­яс­нял нам, по­чему на­до го­ворить: "че­тыре до­ма", но "пять до­мов". Я хо­рошо пом­ню од­но­го учи­теля, рус­ско­го, ко­торый ни­ког­да не был в Рос­сии. Его ро­дите­ли пос­ле ре­волю­ции эмиг­ри­рова­ли в Авс­тра­лию. Он был очень куль­тур­ный че­ловек, знал мно­го про Рос­сию. У не­го бы­ла со­бач­ка, ко­торую зва­ли  Ма­май. Это зна­чит - "по­беда, бит­ва".

-  Во­об­ще-то, Ма­ма­ем зва­ли пред­во­дите­ля та­тар в Ку­ликов­ской бит­ве. И с тех пор у рус­ских есть вы­раже­ние "как Ма­май во­евал"  или "как Ма­май про­шел", что оз­на­ча­ет бес­по­рядок, раз­ру­ху. 

- А-а, вот по­чему он его так на­зывал! Толь­ко те­перь до ме­ня дош­ло: со­бач­ка дей­стви­тель­но, очень шус­трой бы­ла. Дмит­ри­ем Ма­каро­вым его зо­вут. Мно­го лет поз­же я встре­тил­ся с ним. Он ра­ботал в опе­ре в Ко­вент Гар­ден. Учил пев­цов пра­виль­но­му рус­ско­му про­из­но­шению  для "Бо­риса Го­дуно­ва", нап­ри­мер. Лет во­семь на­зад я сно­ва встре­тил его, он был тог­да рус­ским по­пом где-то в Ита­лии. Он очень ре­лиги­оз­ный и куль­тур­ный, "ста­рый" рус­ский.

 А вот на ин­тенсив­ном кур­се в Лон­до­не был по­ляк. Сов­сем без рук - с ме­тал­ли­чес­ки­ми про­теза­ми. Он по­терял на вой­не ру­ки и глаз.  С боль­шой иро­ни­ей го­ворил о сам­ми­тах по ра­зору­жению. Ни­ког­да не за­буду ру­ково­дите­ля кур­са мис­те­ра Том­са, ужас­но стро­гого фа­нати­ка рус­ско­го язы­ка, ко­торый гро­зил ис­клю­чить из кур­са каж­до­го, не от­ве­тив­ше­го пра­виль­но на эк­за­мене.

В   на­шем вы­пус­ке  бы­ло око­ло 70 че­ловек. А все­го за этот пе­ри­од - око­ло 12 лет -  бы­ло под­го­тов­ле­но око­ло пя­ти ты­сяч пе­ревод­чи­ков. Я не ду­маю, что мно­гие свя­зали свою жизнь с рус­ским язы­ком. Что ка­са­ет­ся спе­ци­алис­тов - на­обо­рот: по­дав­ля­ющее боль­шинс­тво про­фес­со­ров по рус­ско­му язы­ку в ан­глий­ских уни­вер­си­тетах в пос­леднюю чет­верть ХХ ве­ка - быв­шие кур­санты.

- А по­том вы про­дол­жа­ли учить рус­ский?

- Нет, по­том я учил­ся в Кем­бридж­ском уни­вер­си­тете, изу­чал "Сов­ре­мен­ные язы­ки": не­мец­кий и фран­цуз­ский, а так­же ан­глий­скую ли­тера­туру. Тог­да я при­шел ра­ботать в из­да­тель­ство "Hutchinson", я был, как го­ворят по-ан­глий­ски, "a general apprentice", то есть под­мастерь­ем. Мы де­лали все: кор­ректи­рова­ли, ре­дак­ти­рова­ли, пе­чата­ли, пи­сали пуб­ли­кации, про­дава­ли... Я ра­ботал ре­дак­то­ром в раз­ных лон­дон­ских книж­ных  из­да­тель­ствах до 1985 го­да. По­том на­чал ра­ботать на се­бя и ос­но­вал из­да­тель­ство Angel Books.

 - По­чему "Angel"?

- Мно­го ас­со­ци­аций. Сна­чала - от "The Angel, Islington", зна­мени­того ста­рин­но­го зда­ния, сто­яще­го не­дале­ко от мо­его до­ма, в ко­тором на­ходит­ся офис из­да­тель­ства  Angel Books. К то­му же, в ан­глий­ском есть вы­раже­ние: ав­тор пи­шет "like angel", и, ко­неч­но, есть ан­гел Бла­гове­щения. А еще, есть моя лю­бимая по­рода ак­ва­ри­ум­ных рыб, ко­торая на­зыва­ет­ся  "angel fish".
 
- ...и с рус­ским язы­ком не рас­ста­вались, все го­ды ра­бота­ли в из­да­тель­ствах?

- Увы, поч­ти не имел де­ло. Прав­да, я пе­рево­дил Ев­ге­ния Оне­гина, но тай­ком. Во вре­мя лан­ча я шел один из ка­фете­ри­ев и пе­рево­дил….  Пе­ревел пер­вые две гла­вы "Оне­гина".

- Об­ща­лись в те го­ды с рус­ски­ми?

- В те го­ды - нет. Рус­ских бы­ло ма­ло в Ан­глии. Впер­вые я по­сетил  Рос­сию в 1965 го­ду, во вре­мена От­те­пели. Мы по­еха­ли втро­ем: я и двое мо­их дру­зей.  Сна­чала при­еха­ли в Ле­нин­град и хо­тели взять нап­ро­кат ав­то­мобиль. Но ока­залось, что там та­кого сер­ви­са тог­да не бы­ло, толь­ко в Мос­кве. Мы бы­ли очень ра­зоча­рова­ны и нам в ка­чес­тве ком­пенса­ции да­ли мес­то в са­мой луч­шей ле­нин­градской гос­ти­нице  - в "Ас­то­рии", на Иса­аки­ев­ской пло­щади. По­том мы по­еха­ли по­ез­дом в Мос­кву.

- И дол­го там бы­ли?

- Две не­дели. На до­рогах ти­хо, ма­ло ма­шин, так что мы чувс­тво­вали се­бя ко­роля­ми мос­ков­ских до­рог.
 
- А ва­ши друзья-по­пут­чи­ки, они то­же учи­ли рус­ский?

-  Нет, по-рус­ски го­ворил толь­ко я. Один из дру­зей да­же влю­бил­ся в рус­скую де­вуш­ку, на­шего ги­да из  Ин­ту­рис­та.

- А пос­ле 1965 го­да ког­да еще бы­вали в Рос­сии?

- В 1994-ом,  вто­рич­но в Мос­кве. Учас­тво­вал в "круг­лом сто­ле" в До­ме уче­ных с док­ла­дом: "Труд­ности пе­рево­да ли­рики Пуш­ки­на".

-  И как вам по­каза­лось: про­изош­ли из­ме­нения по срав­не­нию с 1965 го­дом

-  Из­ме­нения рез­кие. Нас­тро­ение лю­дей, вы­раже­ния лиц - всё дру­гое, хоть я не осоз­на­вал тог­да, в ка­ких эко­номи­чес­ких труд­ностях  вне­зап­но очу­тились поч­ти все рус­ские. Но все рав­но: бы­ло луч­ше, чем в 65-м, ког­да по­лицей­ские за на­ми наб­лю­дали на ули­цах.  Да­же в го­ды От­те­пели. Пи­сатель один на ули­це дал мне бу­маги, поп­ро­сил пе­ревез­ти их. Но я по­бо­ял­ся, пе­рес­лал их по поч­те.

- И они дош­ли?

- Нет, ко­неч­но.

- А ког­да вы сно­ва по­быва­ли в Рос­сии?

- В 1998-ом. Я был приг­ла­шен в Пуш­кин­ский те­ат­раль­ный центр в Пе­тер­бурге. Ху­дожес­твен­ный ру­ково­дитель цен­тра Вла­димир Ре­цеп­тер приг­ла­сил ме­ня. Я поз­на­комил­ся с ним в Брис­то­ле, где он со сво­ей труп­пой по­казы­вал пос­та­нов­ки по про­из­ве­дени­ям Пуш­ки­на: "Мо­царт и Саль­ери" и дру­гие. Так вот, он ме­ня приг­ла­сил в Пе­тер­бург, что­бы я по­мог с под­го­тов­кой к пе­чати дву­языч­но­го из­да­ния "Ру­сал­ки". Я выб­рал пе­ревод, ко­торый сде­лал зна­мени­тый ь­ри­тан­ский пи­сатель То­мас (D.M.Thomas), а сам пе­ревел для этой кни­ги кри­тичес­кие статьи Ре­цеп­те­ра. Поз­же в этой дву­языч­ной се­рии пуш­кин­ских дра­мати­чес­ких про­из­ве­дений по­яви­лись "Ма­лень­кие тра­гедии" с мо­им пе­рево­дом. Тог­да же, в 1998-ом, Вла­димир Ре­цеп­тер приг­ла­сил ме­ня на еже­год­ный пуш­кин­ский те­ат­раль­ный фес­ти­валь во Пско­ве. Там, в ста­ром ис­то­ричес­ком го­роде, бы­ло очень ве­село, соб­ра­лись вмес­те вы­да­ющи­еся уче­ные, мо­лодые ак­те­ры и те­ат­раль­ные кри­тики. Я был там еще в 2001 и в 2008 го­дах.

- В прош­лом го­ду вы го­вори­ли о чте­нии сти­хов Пуш­ки­на в по­меще­нии Guy's Hospital Chapel. В свя­зи с чем? В Ан­глии  та­кой боль­шой ин­те­рес к Пуш­ки­ну?

- Тот слу­чай про­изо­шёл в 1999 го­ду, в честь 200-ле­тия  со дня рож­де­ния Пуш­ки­на. Был соз­дан спе­ци­аль­ный траст, что­бы ор­га­низо­вать все­воз­можные  ме­роп­ри­ятия в честь это­го со­бытия, я был чле­ном ис­полни­тель­но­го ко­мите­та это­го трас­та. А пред­се­дате­лем трас­та - пра-пра-прав­нучка са­мого Пуш­ки­на  (Mrs Marita Crawley), а по­чет­ным пре­зиден­том - принц Чарльз. Бла­года­ря British Pushkin Bicentennial Trust в том юби­лей­ном го­ду сос­то­ялись раз­личные пос­та­нов­ки, чте­ния и выс­тупле­ния по всей Ве­ликоб­ри­тании. В Guy's Hospital Chapel, нап­ри­мер, выс­тупле­ние на­зыва­лось "Pushkin in Love" - это ис­то­рия пуш­кин­ских влюб­леннос­тей, с чте­ни­ем его сти­хов о люб­ви в мо­ем пе­рево­де на ан­глий­ский. Та­кое же выс­тупле­ние сос­то­ялось в шек­спи­ров­ском  Swan Theatre в Страт­форде на Эй­во­не, где Ральф Фай­нс чи­тал роль Пуш­ки­на. В Пуш­кин­ском клу­бе в юби­лей­ный день 200-ле­тия Пуш­ки­на я ор­га­низо­вал ве­чер,  где чи­тались пуш­кин­ские сти­хи по-рус­ски и по-ан­глий­ски. Каж­дый год из жиз­ни Пуш­ки­на, на­чиная с  1813 был пред­став­лен од­ним его сти­хот­во­рени­ем. Моя дочь Джес­си­ка чи­тала там "Ро­зу" по-ан­глий­ски.

 - Траст тот еще су­щес­тву­ет?

- Нет, он был ор­га­низо­ван толь­ко для юби­лея.

- Воз­можно ли ор­га­низо­вать еще раз что-то по­доб­ное? Скла­дыва­ет­ся та­кое впе­чат­ле­ние, что мно­гие ин­те­ресо­вались твор­чес­твом Пуш­ки­на, рус­ской ли­тера­турой, мно­го лю­дей бы­ло вов­ле­чено. А сей­час ка­кая си­ту­ация?

- К со­жале­нию, да­же в том юби­лей­ном го­ду не все го­рели эн­ту­зи­аз­мом. Ге­нераль­ный ди­рек­тор ВВС при­казал ог­ра­ничить чис­ло ра­ди­опе­редач по Пуш­ки­ну, а по те­леви­дению их во­об­ще не бы­ло. Ге­нераль­ный ди­рек­тор са­мой боль­шой в ми­ре ра­ди­оте­леви­зи­он­ной кор­по­рации трус­ли­во опа­сал­ся в глу­ши сво­его вы­соко­об­ра­зован­но­го не­вежес­тва, что не удас­тся соб­рать дос­та­точ­но пуб­ли­ки для пе­редач, пос­вя­щен­ных од­но­му из са­мых зна­мени­тых ев­ро­пей­ских по­этов.  

Это бы­ло 10 лет на­зад. Tеперь, к со­жале­нию, еще мень­ше ин­те­реса к рус­ской ли­тера­туре, чем тог­да. Двад­цать-трид­цать лет на­зад, во вре­мя хо­лод­ной вой­ны, был боль­ший ин­те­рес в Ан­глии к рус­ским, к рус­ской куль­ту­ре. На­ция, для ко­торой жизнь труд­на, бо­лее ин­те­рес­на сво­ими проб­ле­мами для дру­гих на­родов, ко­торые не ис­пы­тыва­ют та­ких труд­ностей.

- Толь­ко по­это­му? А что са­мо ве­личие рус­ской куль­ту­ры раз­ве не вы­зыва­ет ин­те­реса са­мо по се­бе?

- Да, ко­неч­но. Тол­стой, Дос­то­ев­ский. Го­голь, Че­хов - к ним все вре­мя ин­те­рес у ши­рокой пуб­ли­ки. Но нет ни­како­го  ин­те­реса к сов­ре­мен­ной ли­тера­туре. 
 
-   Пре­пода­вали ли вы са­ми рус­ский язык?

-  Нет, на­обо­рот, я толь­ко все вре­мя ста­ра­юсь изу­чать  его, улуч­шать.

- А где сей­час сту­ден­ты Ве­ликоб­ри­тании мо­гут изу­чать рус­ский язык и ли­тера­туру?

- Толь­ко в нес­коль­ких  уни­вер­си­тетах: в Кем­брид­же, Ок­сфор­де, Лон­до­не, Ман­честе­ре,  Глаз­го, Брис­то­ле,  и в не­кото­рых дру­гих. Но же­ла­ющих учить рус­ский сов­сем нем­но­го. Хо­тя рус­ский очень по­пуля­рен в Ито­не.
 
- В Ито­не учат­ся де­ти из се­мей выс­ше­го об­щес­тва. По­луча­ет­ся, что чем вы­ше со­ци­аль­ный уро­вень, тем боль­ше же­лания учить рус­ский?

- Бо­лее 100 сту­ден­тов там учат рус­ский. Mно­го рус­ских из выс­ше­го об­щес­тва сей­час жи­вут в Ан­глии и они под­держи­ва­ют от­но­шения с ан­глий­ским выс­шим об­щес­твом. В этом, мо­жет быть,  при­чина, что в Ито­не мно­гие учат рус­ский. Что­бы об­щать­ся и на­лажи­вать свя­зи.

- Ког­да вы еще пла­ниру­ете по­сетить Рос­сию?

- Не знаю. Я в Рос­сию ез­дил в прош­лом го­ду, что­бы при­нес­ти в дар биб­ли­оте­ке му­зея А.С. Пуш­ки­на мои пе­рево­ды по­эта и выс­ту­пить с ко­рот­ким док­ла­дом по это­му слу­чаю. Я пе­ревел "Ма­лень­кие тра­гедии", по­эму "Цы­гане" и ряд дру­гих по­эм и ска­зок, и "Бо­риса Го­дуно­ва". Кро­ме то­го, я пе­ревел око­ло ста ко­рот­ких сти­хот­во­рений Пуш­ки­на, ко­торые по­ка опуб­ли­кова­ны толь­ко в жур­на­лах и ан­то­логи­ях, и не выш­ли от­дель­ной кни­гой.
 
- Ког­да спра­шива­ешь ан­гли­чан: что вы зна­ете из рус­ской ли­тера­туры, все зна­ют Че­хова, Дос­то­ев­ско­го, Тол­сто­го. А Пуш­ки­на ма­ло кто зна­ет. По­чему? В Рос­сии каж­дый школь­ник зна­ет Шек­спи­ра.

- Во-пер­вых, из-за со­вер­шенно ужас­ных пе­рево­дов. Боль­шинс­тво "пе­рево­дов" пуш­кин­ских про­из­ве­дений - с эпо­хи са­мого Пуш­ки­на до нас­то­яще­го вре­мени - в дей­стви­тель­нос­ти, не име­ют с Пуш­ки­ным ни­чего об­ще­го. Они толь­ко от­ра­жа­ют без­на­деж­ное не­уме­ние пе­ревод­чи­ков, их по­вер­хностный вкус и пол­ное нез­на­ние по­эзии. За ис­клю­чени­ем, я бы ска­зал, трех ан­глий­ских пе­рево­дов "Оне­гина". Это пе­рево­ды Стэн­ли Мит­челла (Stanley Mitchell), Джей­мса Фол­ле­на (James Fallen) и Чарль­за Джон­со­на (Charles Johnson).
 
Во-вто­рых, Шек­спир срав­ни­тель­но прос­той по­эт, как толь­ко изу­чишь за­пас шек­спи­ров­ских слов.  А Пуш­кин слож­ный по­эт. Еще боль­ше, чем Шек­спир, я бы ска­зал, он пи­шет од­новре­мен­но на раз­ных уров­нях, иг­ра­ет с раз­ны­ми сти­лями, вклю­чая сти­ли по­этов прош­лых вре­мен, иг­ра­ет с са­мим язы­ком; суть его ви­дит­ся и на по­вер­хнос­ти и в глу­бине; он эл­липти­чен. Что­бы пра­виль­но пе­рево­дить его, нуж­но ог­ромное зна­ние, ог­ромный такт.

- Вы плен­ник толь­ко Пуш­ки­на? Мо­жет вы еще чей-то плен­ник?

- Го­голя. Я люб­лю  "Мер­твые ду­ши". В ори­гина­ле и в пе­рево­де мо­его дру­га До­наль­да Рэй­фил­да (Donald Rayfield), про­фес­со­ра лон­дон­ско­го уни­вер­си­тета.  Вот есть его из­да­ние с ри­сун­ка­ми Ша­гала. Эта кни­га выш­ла в из­да­тель­стве са­мого До­наль­да, Garnett Press. Я так­же люб­лю пе­речи­тывать "Ши­нель" и "За­пис­ки су­мас­шедше­го".

- Что нуж­но, на ваш взгляд, сде­лать, что­бы уси­лить ин­те­рес к рус­ской ли­тера­туре?

- Паб­ли­сити. На те­леви­дении, по ра­дио. Сни­мать и по­казы­вать по те­леви­дению  хо­рошие филь­мы: по Го­голю, по Пуш­ки­ну. Че­го, к со­жале­нию, по­ка ма­ло. Фильм  "Onegin" ре­жис­се­ра Мар­ты Фай­нс был, к мо­ему удив­ле­нию, очень веж­ли­во-не­замет­но встре­чен рус­ски­ми.

- В шко­лах здесь - не в Ито­не, а в обыч­ных го­сударс­твен­ных шко­лах - уча­щи­еся зна­комят­ся с рус­ской ли­тера­турой в сос­та­ве кур­са за­рубеж­ной ли­тера­туры? В пе­рево­дах на ан­глий­ский язык?

- Та­кая прог­рамма у нас  не су­щес­тву­ет. В шко­лах, по-мо­ему, ма­ло ин­те­реса к инос­тран­ной ли­тера­туре в пе­рево­дах. На­до раз­ра­баты­вать но­вую кон­цепцию. По­ка еще не под­ни­мали эту за­дачу. Проб­ле­ма в том, что школь­ная прог­рамма очень плот­ная и не­куда вста­вить до­бавоч­ные ча­сы.

- Есть ли у вас здесь, в Лон­до­не, рус­ские друзья? Или вы об­ща­етесь толь­ко с кни­гами?

- До Пе­рес­трой­ки для нас, ан­гли­чан, рус­ские су­щес­тво­вали толь­ко в ли­тера­туре. Пос­ле Пе­рес­трой­ки рус­ские ста­ли для нас ре­аль­ностью. Мно­гие жи­вут в на­шей стра­не, и при­ят­но уз­нать, что рус­ские не силь­но от­личны от нас ан­гли­чан: они ве­селые, с чувс­твом юмо­ра, уме­ют нас­лаждать­ся зем­ны­ми ра­дос­тя­ми. Толь­ко из-за на­шей го­сударс­твен­ной сис­те­мы рус­ским до сих пор труд­но жить нор­маль­ной, спо­кой­ной жизнью, быть са­мими со­бой. Здесь, в Лон­до­не, у ме­ня нес­коль­ко зна­комых рус­ских - жур­на­лис­ты, пе­ревод­чи­ки, но друг, ко­торо­му я по­сылаю рож­дес­твенские от­крыт­ки,  - толь­ко один. В Рос­сии у ме­ня шесть дру­зей, ко­торые иног­да ос­та­нав­ли­ва­ют­ся у ме­ня в до­ме, ког­да бы­ва­ют в Лон­до­не.
 
- В чем вы ви­дите раз­ни­цу меж­ду рус­ски­ми и ан­гли­чана­ми?

- Для рус­ско­го, в боль­шей сте­пени, чем для ан­гли­чани­на,  жизнь сос­то­ит из край­нос­тей. Бе­лое или чер­ное. Ес­ли спор меж­ду дву­мя людь­ми, то нет ком­про­мис­са. Это и в прос­той, се­мей­ной, жиз­ни, и в пар­ла­мен­те. Это ви­дит­ся в Дос­то­ев­ском, он на 100% рус­ский. А у ан­гли­чан при­нят ком­про­мисс.
 
- То есть для ан­гли­чан есть не толь­ко бе­лое или чер­ное, есть еще и се­рое?

- Да, как у Че­хова. Вот по­чему ан­гли­чане так лю­бят Че­хова. Ах­ма­товой не нра­вил­ся Че­хов: "он так ску­чен, все се­рое". Это как раз про ан­гли­чан, про ан­глий­скую жизнь...  Го­воря "се­рое", я хо­чу ска­зать: "от­тенки". В ан­глий­ском бы­те, в ре­чи ан­гли­чан, в сов­сем обык­но­вен­ных ве­щах - как уб­ранс­тве гос­ти­ной или кух­ни, в нас­тро­ении го­лоса - есть по­луто­на, не­яс­ности, сом­не­ния, ко­леба­ния.…   В язы­ке и в вы­раже­нии рус­ских - на­обо­рот: боль­шая сте­пень оп­ре­делен­ности, пре­дан­ности. Как я рань­ше ска­зал, рус­ский  ви­дит, ско­рее все­го, край­нос­ти.