ОБ ИСПОВЕДИ ЕВТУШЕНКО СОЛОМОНУ ВОЛКОВУ И ТЕЛЕЗРИТЕЛЯМ

Продолжавшиеся три дня диалоги по главному телеканалу России в prime time Евгения Етушенко и Соломона Волкова почти до самого завершения вызывали недоумение: зачем они были нужны Евтушенко? Почему самый популярный поэт эпохи Хрущева и Брежнева попросил Первый телеканал связаться с Соломоном Моисеевичем, который, как утверждает, когда я его об этом спросил, не был инициатором передачи, никогда не звонил Евтушенко и даже номера его телефона не знает. То есть он подчеркнуто дистанцируется от того, что был инициатором передач, самим фактом своего появления ставивших знак равенства между Евгением Евтушенко и Дмитрием Шостаковичем, Джоржем Баланчиным и Иосифом Бродским, разговоры Волкова с которыми увековечены в книгах, переведенных на множество языков,... Зачем Евгению Александровичу было необходимо исповедоваться на всю Россию в диалоге с тем, кто является самым переводимым и самым читаемым в мире современным российским писателем, прославившимся и являющимся уникальным именно в том, что ему исповедовались величайшие люди русской культуры?

Только в последние полчаса исповеди Евтушенко, разделенной для Трех Вечеров (напоминавшей исповедь Жан Жака Руссо - с той разницей, что она совершалась не на бумаге, а на телеэкране: третье тысячелетие всё-таки) ситуация прояснилась. Евтушенко, разнервничавшемуся и даже выпившему на экране, чтобы снять напряжение, необходим был разговор не с Волковым, а с Иосифом Бродским. Который до самой смерти обвинял Евтушенко в том, что тот консультировал Органы как поступить с выпущенным из ссылки поэтом. В то время, как Евгений Александрович уверяет, что, встречаясь с руководителями КГБ ("с Андроповым отношения не сложились, с Бобковым, курировавшим культуру и, в частности, высылку Бродского, были намного лучше..." - пояснил голос "за кадром") он всего лишь пытался заполучить конфискованную в таможне антисоветскую литературу. А также "помочь другу Иосифу" - по мере возможности.

Задумываясь над причиной неприятия Бродским Евгения Евтушенко, приходишь к выводу, что дело не в одном конкретном визите Евгения Александрович в Органы, не будучи вызванным. Дело в диаметрально противоположном отношениии Бродского и Евтушенко к тому, можно ли идти на компромисс с чертом. Можно ли с дьяволом заключить компромиссное соглашение? Возможно ли быть конформистом в отношениях с Сатаной? Проблема, внезапно вновь ставшая актуальной в России. В которой для нравственного человека вопрос о том, можно ли вступать в компромисс с жульнической и воровской властью (не менее дьявольской, чем большевистская, но по другому) вновь, как и в правление "авангарда всего народа КПСС" и авангарда этого авангарда Лубянки, вышел на первый план. Именно поэтому Евтушенко, чувствующий малейшие дуновения русского времени, заговорил об этой проблеме сейчас на всю Россию по Первому телеканалу из американской глубинки. Проблему поднял, проблемы не называя - как это принято у поэтов. В первую очередь - у него самого. Потому что сам Евтушенко жил в компромиссе и взаимодействии с Дьяволом не в одном лишь случае беседы с одним из руководителей КГБ перед принятием на Лубянке решения о высылке Бродского, а с самого начала карьеры. Компромисс с Дьяволом как жизненная позиция.

Возможен ли компромисс с Дьяволом? Если возможен, то до какого предела? Или же любой компромисс с дьяволом делает человека его слугой? Вопрос, поставленный Гёте в Фаусте. Который в Советском Союзе был должен решать - а в путинской федерации вновь должен решать для себя - каждый нравственный человек. Читай, человек.

Я вырос в той же среде, в какой в Ленинграде жил Бродский. Мы посещали одни и те же дома, имели одних и тех же друзей. Для нашего круга компромисс с КГБ был невозможен категорически. Он обрекал на позор, делал презренным и нерупопожатным, вычеркивал навсегда из всего нашего круга. Если тебя вызывали (времена были не сталинские, сажали не сразу, не всех и не обязательно в лагерь), можно было как угодно увертываться от сотрудничества и доносительства, но ни при каких условиях не вступать ни в какой компромисс и не поддаваться ни на какие посулы. Однако это не единственная позиция из возможных. Пушкин находился в дружеских отношениях с Бенкендорфом (хотя "третье отделение" и Лубянка совершенно разные организации, но всё же...). Друзьями Есенина были чекисты. Так же, как и у Евгения Александровича. О чем он без стеснения в исповеди говорит. Так можно ли сохраняя порядочность, сотрудничать с дьяволом? Можно ли благодаря компромиссу с Мефистофелем, принести пользу бОльшую, чем если оказаться в непримиримом противостоянии Сатане?

Бескомпромиссное или же конформистское отношение в взаимодействию с Органами разделяло советских писателей. Бардов. Поэтов. Причем, не только официально признанных, но также и тех, кого власть формально не признавала - или как бы не признавала. Высоцкий давал концерты для кагебешников и на Лубянке, о чём сегодня во всеуслышанье говорят - да и тогда не скрывали. И вроде не только концерты - общался на самом верху не только в Кремле. С другой стороны представить себе, что на Лубянке с концертом выступил Александр Галич или Иосиф Бродский, немыслимо. Разное отношение к главной проблеме России: можно ли вступать во взаимодействие с дьяволом? Эта проблема снова выходит на первый план.

Профессор Московского университета Симон Эльевич Шнолль написал прекрасную книгу "Герои, злодеи и конформисты отечественной науки". В ей он, в частности, говорит: "Название моей книги "Герои и злодеи…" несколько меня сковывает. Ясно, что жизнь была бы невыносима в обществе, состоящем только из героев и злодеев. Основную массу составляют конформисты. Они - хранители традиций и связи поколений. В их семьях рождаются и герои, и злодеи." Общее настроение книги: если бы среди руководителей науки не было конформистов, что бы мы в условиях злодейского общества без них делали? Совсем бы пропали! Мне кажется, что написание книги с аналогичным названием "Герои, злодеи и конформисты отечественной литературы" назрела. С одним автором или же несколькими. Однако ответ будет не столь очевиден. В науке конформизм директоров институтов и руководителей научно-технологических направлений позволял работать большим коллективам, членам которых являться конформистами было не обязательно. В литературе совершенно иная история. Может ли конформист быть великим писателем или поэтом? Оправдано ли взаимодействие с организацией дьявола поэта, писателя, композитора - даже из самых возвышенных побуждений? Возможен ли компромисс с дьяволом - а если возможен, то до какого предела? Не делает ли дьявол и дьявольская организация заключившего с ним компромисс даже на самых гуманных условиях, порядочности не нарушающих, чертом мало помалу? Вопрос, который поставил Евгений Евтушенко своей телевизионной исповедью, избрав Соломона Волкова исповедником. Поставил, не поставив его.

КОММЕНТАРИИ - http://www.echo.msk.ru/blog/ym4/1185882-echo/

_____________________________
На фото: Евгений Евтушенко и Соломон Волков во время "Диалогов".